Его внук, единственный среди всех, кто был одет как военнослужащие, стоял на ногах. На нем была военная форма оливкового цвета, которую использовали разведчики русской императорской армии для выполнения служебных боевых задач в лестной и смешанной местностях. Вокруг него валялись несколько мужчин в такой же форме, то стараясь подняться, то вновь падая лицом в песок… На носилках лежала молодая девушка, накрытая до горла армейской плащ-палаткой с такой бледной кожей на лице, что, как говорится, в гробу краше лежат…

Перед Матвеем стояло чудовище-гуманоид. Ростом монстр явно преодолевал отметку в два с половиной метра. Огромные золотые глаза выделялись ярким пятном на черно-серой коже, корпус монстра, предплечья, таз и бедра закрывала странная желтоватая Броня, будто сделанная из кости. Из гривы черных волос на голове монстра по кругу, словно жуткая корона, выходили шесть пар могучих черных рогов, первая из которых прорастала вниз под подбородок твари…

Над рукой монстра явно парил неизвестный Волкову — старшему артефакт, испускающий волны глубокого насыщенного фиолетового цвета. Неожиданно артефакт выдал яркую вспышку, и бойцы разведки вокруг Матвея, которые пытались подняться с прибрежного песка на ноги, снова свалились в него лицами, не пытаясь больше даже пошевелиться. Матвей в ответ выдал две изумрудные вспышки с коротким промежутком не более пяти секунд, и бойцы снова зашевелились. В этот момент монстр непринужденным жестом хозяина ситуации создал очередное черное копье и всадил его в Матвея. Юноша сделал полшага назад, слегка согнувшись, но тут же выпрямился, возвращаясь на прежнее место. Круг вспышек повторился. Новое копье снова пробило корпус парня… В этот раз Матвей схватился за два копья обеими руками разом и с диким криком вырвал оба из себя. Сквозные раны в корпусе юноши тут же начали закрываться…

Аристарх Прохорович сам не заметил, как на прямых деревянных ногах постепенно приблизился к схватке… От новых шагов его удержала тяжелая рука князя Боярского.

— Дальше нельзя. — Горько сказал он.

— Нельзя? Нельзя⁈ Ты — идиот, Боярский⁈ Это же и твой внук тоже! Твоя плоть от плоти! Кровь от крови! И ты так и будешь смотреть, как этот зверь его истязает и медленно убивает⁈ Отвечай, мразь⁈ — В Волкове словно проснулся тот пожар, из которого он черпал все свои силы во время службы в Тайном Приказе.

Он забыл о том, что сейчас он просто дух, он забыл о том, что схватил за воротник призрачного камзола дух самого опасного Одаренного в Российской империи за прошлые два века, у которого особые отношения со Смертью. Он даже забыл, что рядом с ним стоит один из богов, которого почитали, уважали и боялись на его родине уже больше тысячи лет… Хотя, почему забыл? Конкретно сейчас ему на все это было просто плевать. Там, впереди, прямо сейчас сражался и умирал его внук. В одиночестве. Но не сдавался, продолжал сражаться, не имея даже призрачной надежды на победу…

— Выдохни, Волков. Мы пришли его спасать вообще-то. — Кивнул князь.

— Что для этого нужно? — Тут же задал вопрос Аристарх, поворачивая голову к Чернобогу, — Владыка, что нужно, чтобы спасти МОЕГО внука⁈

Секунду продолжался этот взгляд. Чернобог просто убеждался, что не ошибся, но для Аристарха эта секунда растянулась в вечность…

— Именно за это я и люблю смертных. — Ответил Чернобог, поднимая голову к свинцовому небу с грустной улыбкой на устах, — Именно за это, брат. Они готовы идти до конца, даже зная, что лично для них это конец. Знамя из ослабевшей руки павшего деда всегда подхватит крепкая рука сына, потом — внука, и так всегда повторяется вновь и вновь… Готовность сражаться и отстаивать свои идеалы, не изменять им, потому что их век так короток… Воля — наше величайшее творение. Всех нас. Ты согласен?

Золотая вспышка разбила серое небо, рванув к земле и ударив в трех шагах от Чернобога. Из нее вышел его брат — близнец. Белоснежные волосы, маленькое солнце, повисшее над головой, словно корона… От этого света Волков сощурился и прикрыл лицо рукой — он не мог смотреть в лицо Белобога… Это право давалось только тем, кому он оказывал свое покровительство…

— Да, брат, я согласен. — Точно такой же голос раздался от Белобога, — смертный, ты готов на все? Даже, если для тебя это будет означать конец этой жизни и перерождение?

— Если это поможет моему внуку — да. — Твердо ответил Аристарх Прохорович.

— Так тому и быть. — Кивнул Белобог, и голос его прозвучал с некоторой толикой грусти.

Но Аристарх Прохорович провалился в воспоминания, уже не слушая Главу Светлого Пантеона.

Он провалился на десятилетие назад, в пучину собственной памяти…

РИ, Эскитим, родовое поместье Волковых, десять лет назад…

— Ну, что тут может быть непонятного⁈ Почувствуй — направь — выпусти! Все! Я же не требую от тебя арканы строить! Просто продемонстрируй, что ты способен контролировать свой источник! Ты должен мне это показать! — Женский голос разносился по всей территории усадьбы.

Последние два часа Волков — старший слушал, как жена его сына требовала от своего пока единственного ребенка пробудить свой источник. Мальчику исполнилось уже десять лет, и первые стихийные прорывы источника уже произошли, и первая стихия, которая проснулась в Матвее, была Жизнь.

Когда Марфа Петровна упала со стремянки и сломала лодыжку неделю назад, мальчик выдал мощный поток энергии жизни, который не только срастил сломанные кости, но и вылечил варикоз вен на обеих ногах…

— Пошел вон отсюда, бестолочь! — Аристарх Прохорович, сидя на втором этаже в библиотеке, услышал крик Елизаветы, разнесшийся по всему дому, словно утренний сигнал к побудке в армейской части.

Топот убегающих мальчишеских ног был ей ответом. Аристарх Прохорович вздохнул, вложил закладку в книгу, и поднялся из своего любимого кресла, оставив ее на журнальном столике.

Волков — старший спустился на первый этаж. По гостиной постоянно двигалась вперед — назад Елизавета Волкова, в девичестве — Долгорукова. Девушка, которая пережила изнасилование, рожденная с запечатанным источником, иными словами, «нулем», ставшая женой его сына по указу императора. Его сын принял указ императора как очередной приказ командования, тем более, что и дома он особо не появлялся, скинув, так сказать, обязанность общения на своего отца, который и привез эту новость…

Елизавета приняла указ императора даже с некоторым облегчением. Она смогла с его помощью, фактически, сбежать от собственного рода, освободиться от вечного рабства у Андрея Павловича, о котором даже в высшем свете ходили слухи как о настоящем тиране и деспоте внутри рода. Изначально Елизавета всего боялась, а после того, как выяснилось, что она еще и беременна, так и вовсе словно ждала, пока ее тихо придушат во сне. Но у Аристарха Прохоровича такой цели и не было. Она выносила и родила здорового мальца, оставив за главой Волковых право дать имя своему «внуку»…

И Аристарх дал. И заботился о мальчике, как о своем родном внуке, хоть и понимал, что доношенные дети на седьмом месяце после свадьбы не рождаются… Император, разумеется, был в курсе, что родился байстрюк княжича Боярского, но дозволил тому жить. Когда Аристарх получил об этом сообщение, он даже как-то слегка выдохнул… Не хотел он брать на свою душу такой грех… Да и привязался он к мальцу довольно быстро…

Шли годы, Елизавета пообжилась, перестала ходить по дому бледной тенью и даже как-то расцвела… Спустя десять лет Аристарх Прохорович в собственной гостиной видел женщину благородного происхождения. С идеально прямой спиной, расправленными плечами, в строгом белом платье и тонкой черной лентой, завязанной бантом на лебединой шее, сцепив тонкие музыкальные пальчики в замок, гордо поднятым подбородком, Елизавета расхаживала, стараясь восстановить дыхание. Каблуки бежевых туфель гулко стучали по паркетной доске. Из высокой прически, собранной двумя прямыми шпильками, выбились пара прядей золотистых волос, но бывшая Долгорукова не сразу это увидела. Наконец заметив, она подошла к большому овальному зеркалу в оправе из темного дерева и начала поправлять испортившуюся прическу.