Эйли судорожно вздохнула. Джейн уже усадила ее в одно из больших кресел, стоявших у огня.

Сама она села на подлокотник, положив ладонь на плечо Эйли. Эйли наклонилась к ней, уткнувшись головой в ее колени и спрятав лицо. Джекоб дотронулся до руки мисс Сильвер:

– Мадам, – простите, я не знаю вашего имени, – похоже, у вас на плечах есть голова. Не подниметесь ли вы наверх с мистером Кастеллом, чтобы узнать,, все ли в порядке с мисс Тавернер, а также с леди Мэриан Торп-Эннингтон и ее мужем? Им лучше спуститься вниз.

Мисс Сильвер ничего не сказала. Даже если бы она и хотела, Фогерти Кастелл вряд ли бы дал ей такую возможность. Он взволнованно говорил о своем доме, своей репутации, своей потере, чистоте своих побуждений, своей преданности интересам клиентов и своего патрона, способностях своей жены Энни как повара и ее добродетельности как женщины.

Так они дошли до двери Торп-Эннингтонов, в которую Фогерти постучал. Ответа не было. Когда он безрезультатно постучал еще несколько раз, с каждым разом все громче, мисс Сильвер повернула ручку и наполовину приоткрыла дверь.

Если до этого они были обеспокоены, то теперь это беспокойство мгновенно развеялось. Глубокий смешанный храп двух людей заполнял комнату. Совершенно безошибочно можно было определить, что храпят женщина и мужчина. Фогерти Кастелл всплеснул руками:

– Что мы делаем? Вы слышите? Они спят – оба. Что касается его, то я и так мог бы вам сказать, что он проснется не раньше десяти часов утра. Что касается леди Мэриан, то… должен ли я пойти разбудить ее, потрясти за плечи? Если она такая же, как моя жена Энни, которая приходится ей кузиной, то ничем другим ее не разбудишь.

Он держал в руках зажженную свечу. Мисс Сильвер взяла у него свечу и вошла в комнату.

В большой кровати с пологом лицом к стене лежал Фредди Торп-Эннингтон. Его светлые волосы торчали во все стороны вокруг его головы. Он выглядел юным и незащищенным. Его рот был широко открыт, и он неравномерно всхрапывал. Леди Мэриан лежала на спине и выглядела точно так же, как дамы, которых ваяли на старинных гробницах. Ее руки были сложены на груди, а длинная темная коса лежала поверх одеяла и почти достигала ее колен. В колеблющемся свете свечи даже повязка под подбородком дополняла ощущение Средневековья. Она была красива и величественна, и храп ее был глубок и гармоничен.

Мисс Сильвер позволила себе осветить смеженные веки. Кроме того, что стали лучше видны великолепные ресницы Мэриан Торп-Эннингтон, ничего другого не произошло.

Мисс Сильвер кашлянула и вернулась к двери.

– Я думаю, их можно оставить в покое до приезда полиции, – сказала она своим обычным голосом. – А тогда решим, стоит ли их будить.

Фогерти снова всплеснул руками:

– Какой дар! Если бы я мог так спать! Какая потрясающая женщина! Какое сердце, какие лёгкие, какое пищеварение! Я бы отдал все сокровища мира, чтобы иметь возможность положить голову на подушку и ни о чем не думать до следующего утра! Моя жена Энни тоже так спит, но я… я буду думать, метаться в постели, обдумывать все по сотне раз за ночь. И поэтому я могу сказать полиции, кто убийца. Если бы я спал, я бы его не услышал. Но я не спал, думал о том, что весной дом надо обязательно покрасить снаружи и что весна – плохое время для наружной покраски, потому что, если лето будет жарким, краска начнет пузыриться. И если я не куплю самую лучшую краску, то и не нужно затевать эту покраску, потому что плохая краска не стоит затраченного труда. Снова и снова, опять и опять я обдумываю это. А потом я услышал, как он идет мимо дальнего конца дома и свистит.

Они шли по коридору. Мисс Сильвер все еще держала в руках свечу, которая освещала мелкие, строгие черты ее лица, аккуратно причесанные волосы и отделку теплого красного халата. Она сказала:

– Бог мой! Кто же это был?

Кастелл развел руками:

– Это решит полиция. Но когда они услышат, что он приходит вечерами к нашему дому и свистит под окном моей племянницы Эйли, причем всегда одну и ту же мелодию…

Он сложил губы трубочкой и очень мелодично воспроизвел первые две строки известного гимна епископа Гебера.

– И ведь он приходит не днем, а только поздно вечером и свистит под окном Эйли – вот так. А когда я спросил мою жену Энни, она сказала, что этот гимн называется «Скалистые горы Гренландии».

Педагогические привычки были неотъемлемой частью жизни мисс Сильвер. Она кашлянула и поправила:

– Ледяные.

Фогерти выглядел оскорбленным:

– Ледяные – скалистые – неважно, как вы это назовете! Я не пою религиозные гимны. Это Джон Хиггинс поет их и насвистывает под окном Эйли. А мой бедный Люк, влюбленный в нее… – конечно же, он мог рассердиться. И это вполне могло привести к словесной перепалке между ними и, возможно, перерасти в драку. А может, Джон Хиггинс и воткнул Люку нож в спину? Эйли же выбралась из кровати и спустилась вниз, где ей совершенно нечего было делать посреди ночи!

Мисс Сильвер снова кашлянула.

– Вам придется рассказать все это полиции, мистер Кастелл. Не кажется ли вам, что мы должны постучаться в дверь мисс Тавернер?

Они постучали, но не получили ответа. На этот раз мисс Сильвер не стала стучать повторно. Она открыла дверь и переступила через порог.

Комната была довольно большая и скудно обставленная. Кровать, небольшая и современная, была прислонена изголовьем к стене справа. Она была пуста точно так же, как и комната. Милдред Тавернер не было. Ее одежда была аккуратно сложена на стуле у изножия кровати. В комнате спрятаться было негде.

Мисс Сильвер вернулась в коридор, оставив дверь открытой. С того места, где она стояла, она увидела, что дверь ванной открыта, но там было темно. Она прошла мимо своей комнаты и комнаты Джейн и заглянула в ванную. Несомненно, там никого не было.

Когда она вернулась в коридор, то заметила какое-то движение в другом коридоре, находившемся с другой стороны площадки. И этот коридор был пуст. Но кто-то шел по нему на свет свечи. Через мгновение появилась Милдред Тавернер. Ее прическа была в беспорядке, а лицо встревоженным. На ней был халат цвета гелиотропа.

– О, мистер Кастелл, что случилось? Я проснулась от ужасного шума, побежала, чтобы найти Джеффри, но его не было в комнате. Это пожар? У меня есть время, чтобы собрать вещи?

В единственное окно кабинета Фогерти Кастелла проникал холодный свет зимнего дня. Кроме большого простого стола, на котором лежал блокнот с промокательной бумагой, стояла чернильница и подносик для ручек, ничто не отличало эту комнату от любого другого убогого помещения, запрятанного где-нибудь в глубине всякого старого дома со сложной планировкой. На полу лежал затертый ковер, а стены были оклеены выцветшими обоями. Засиженная мухами гравюра, изображавшая герцога Веллингтона, командующего битвой при Ватерлоо, висела над камином, который как бы срезал угол комнаты, придавая ей неправильную форму.

В комнате были две двери. Одна выходила на лестничную площадку, а вторая – в коридор, ведущий в кухню. Регистрационная книга гостиницы лежала на стуле возле окна, так как стол был освобожден и передан в распоряжение полиции.

Инспектор Крисп из Ледлингтона, невысокий и худой, сидел перед блокнотом с промокательной бумагой, держа в руке карандаш. На его лице было настороженное выражение, свойственное терьеру, охраняющему крысиную нору. С другой стороны от него, сбоку стола, расположился инспектор Эббот из Скотланд-Ярда в удобной, насколько это позволяло кресло, позе: руки засунуты в карманы, длинные ноги вытянуты. Его темно-синий костюм был идеально отутюжен. Галстук довершал картину, оживляя ее темные цвета ярким пятном. Его светлые волосы, аккуратно причесанные, были откинуты назад с высокого бледного лба, лицо тщательно выбрито. Ничто в его внешности не указывало на его работу в полиции и на то, что он не спал большую часть ночи, занимаясь делом об убийстве.