Она оттолкнула его.

– Нет, нет, ни за что!

– Почему?

– Кузен и кузина не должны вступать в брак.

– Я тебе не кузен.

Он говорил вполне спокойно, но казалось, что голос его грохочет, как гром среди ясного неба. Странное ощущение, вызывающее головокружение, куда-то делось. Она заморгала и воскликнула:

– Что?! Джереми повторил:

– Я не твой кузен.

– Почему ты так говоришь?

– Я расскажу тебе. Я собирался это сделать. До сих пор у меня не было такой возможности. Устройся поудобнее, прекрати меня отталкивать и расслабься.

Джейн немного успокоилась. Джереми обнял ее за плечи. Здесь, за столбами, было довольно темно. Дорога на Клифф была темной и пустынной. Она повторила вопрос:

– Почему ты не мой кузен?

– Потому что я вовсе не Тавернер. Моим дедом был сын Джеффри Чэллонера. Вот почему я хотел, чтобы ты увидела тот портрет. Даже я заметил, что похож на него.

– Ты ужасно похож на него.

Он рассмеялся.

– Я должен был бы быть сэром Джереми Чэллонером, а эти старые руины были бы на моей шее. Джеффри был старшим сыном.

– Джереми, как захватывающе!

Мне рассказал об этом мой дед. Помнишь, он был одним из близнецов – Джоном. Так вот, старый Джереми Тавернер умер в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году. Его жена, Энн, прожила еще три года. Она и словом не обмолвилась, когда был жив ее муж, но вот что она рассказала моему деду Джону незадолго до своей смерти. Джеффри Чэллонер часто захаживал в «Огненное колесо». Он был совершенно необузданным, вечно в долгах, ввязался в дела контрабандистов – частично ради развлечения, частично потому, что хотел заработать достаточно денег, чтобы сбежать с Мэри Лейберн. Она была дочерью сэра Джона Лейберна, принадлежавшего к тому семейству, на которое сейчас работает Джон Хиггинс. Они были помолвлены. Но старый Чэллонер и сэр Джон разругались на почве политики и разорвали помолвку. Это привело к тому, что Джеффри сорвался. Лейберны отослали Мэри к строгой тетушке в Лондон, но Джеффри последовал за ней, и они тайно обвенчались. Энн Тавернер с уверенностью рассказала моему деду о женитьбе. Она видела свидетельство, но забыла название церкви. «Одна из этих больших лондонских церквей», – так она ему сказала. Итак, где-то через шесть месяцев после этого Джеффри был вынужден бежать во Францию: ранил человека из береговой охраны, и его опознали. Они с Мэри запланировали, что, когда шум уляжется, он вернется и заберет ее. К сожалению, раненый охранник умер – не сразу и, вполне возможно, не от этой раны. Но Лейберны настаивали на том, что это он. Им хотелось держать его подальше от страны. Был выдан ордер на его арест. Это означало, что Джеффри нельзя вернуться. А Мэри Лейберн ждала ребенка. Она пришла к Энн Тавернер и сказала, что не может больше это скрывать. Она не смела рассказать своим родным, что была замужем, – в сороковые годы девятнадцатого столетия отцы были суровыми. Она была застенчивой, скромной девочкой и боялась, что отец убьет ее.

– Что произошло? Быстро рассказывай.

Энн Тавернер рассказала все Джереми, а тот послал сообщение Джеффри во Францию. В темные безлунные ночи они перевозили грузы довольно регулярно. Джеффри сообщил, что приедет со следующей оказией – через три недели, и чтобы Мэри как-то продержалась до тех пор. Когда придет время, Энн должна будет сообщить Мэри, а той нужно выскользнуть из своей комнаты, когда все будут спать, и прийти в «Огненное колесо». Похоже, что никто из них не подумал, что это не так-то просто, но я полагаю, что бедная девушка никогда раньше не выходила из дома ночью, да еще одна. Она пришла в гостиницу совершенно испуганная и расстроенная, и Энн боялась того, что может произойти. К тому же она сама ожидала рождения своего шестого ребенка. Получилось так, что этот ребенок родился около полуночи. В доме находилась повитуха – кузина Энн Тавернер, которой можно было доверить тайну Мэри. Около девяти часов они услышали доносившиеся из-за скалы звуки выстрелов. Кто-то выследил или выдал контрабандистов, и их поджидала береговая охрана. Джеффри Чэллонер был смертельно ранен, а Джереми Тавернер и один из его людей унесли его в потайной ход к «Огненному колесу», где он и умер на руках Мэри. Это доконало бедную девочку. Она преждевременно родила ребенка и к утру умерла. С помощью повитухи Энн удалось выдать ребенка за близнеца собственного ребенка. Ее ребенком была девочка Джоанна. Она была бабушкой Джона Хиггинса, а ребенком Чэллонера был мальчик – мой дед Джон.

Джейн коротко и возбужденно вздохнула:

– А старый Джереми знал? Джереми задумчиво посмотрел на нее.

– Должен был знать. Она покачала головой:

– Если женщина не захотела, чтобы он знал, значит, он не знал. Энн и повитуха могли все обстряпать так, как хотели. Интересно, как они поступили?

Не знаю. Мой дед ничего не говорил об этом. Ты должна помнить, что Энн была уже очень старой, когда рассказала ему об этом – это было во время ее последней болезни. Она только хотела, чтобы он знал, что Джеффри Чэллонер и Мэри Лейберн были официально женаты и что Джон был их законным сыном.

– Почему они в то время ничего не сказали об этом? Я имею в виду что ребенок ведь был наследником сэра Чэллонера. Почему они не передали его ему?

– Потому что тогда у них была бы масса неприятностей. Джеффри разыскивался за убийство человека из береговой охраны. Хотя все в округе, скорее всего, знали, что Джереми Тавернер по уши завяз в делах контрабандистов, но если бы это всплыло при дознании, то ему бы не поздоровилось. Как бы то ни было, знал Джереми о ребенке или не знал, он не собирался участвовать в дознании относительно двух внезапных смертей в своем частном владении.

– И что же он сделал?

– Ну, я полагаю, он хотел выбросить тела в море, но Энн не позволила ему сделать это. Я не знаю, как она настояла на своем, но мне рассказали, что она заявила, что двух человек, умерших такой смертью и лишенных своих прав, море не примет. Вот что она сказала моему деду. И эти ее слова заставили его переменить решение. Ему совсем не хотелось, чтобы море выбросило эти два тела на берег.

– Что они с ними сделали?

Заложили кирпичами в потайном ходе вместе со свидетельством о браке, которое Мэри принесла с собой, а также с заявлением, подписанным Энн и повитухой. Энн сложила вместе все документы и запечатала их с помощью перстня-печатки, принадлежавшего Джеффри. Она его сохранила и отдала моему деду. А теперь он у меня.

– Но, Джереми, в том ходе, куда нас водили, не было никакой кирпичной кладки – совершенно никакой.

Джереми сказал довольно странным голосом:

– Да, ее там не было, не так ли? – Затем он положил руки ей на плечи и сказал: – Не думай больше об этом. Я не твой кузен. Я даже не самый дальний родственник. На самом деле "мы совершенно посторонние люди. Ты собираешься выйти за меня замуж?

Джейн задержала дыхание и сказала:

– Думаю, да.

Дознание должно было состояться на следующий день. Предполагалось, что полиция представит только официальные свидетельства и попросит отсрочки. Инспектор Крисп сообщил своему старшему констеблю, что может получиться весьма серьезное дело против Флоренс Дьюк. Учитывая это, Рэндал Марч был склонен согласиться с отсрочкой, но рекомендовал соблюдать осторожность и провести дальнейшие расследования.

– Этот Эббот, – сказал инспектор Крисп, – приехал, чтобы завести дело на Кастелла. Я не говорю ничего за его спиной, чего бы не мог сказать ему в лицо, но вы должны это учесть.

Марч довольно настойчиво проговорил:

– Я знаю Эббота очень хорошо. Он не способен состряпать дело.

Крисп обиделся:

– Я и не говорю, что он это сделает. Он приехал сюда в связи с контрабандой наркотиков, и вполне возможно, что Кастелл по уши увяз в этом. Но мы и сами искали свидетельства против него. И если мы не нашли их, то я не думаю, что кто-то из Скотланд-Ярда сможет добиться большего. Совершенно очевидно, что местная полиция имеет больше шансов, если они вообще существуют, хотя, похоже, что их нет вовсе. Я хочу сказать, что Эббот все время думает о Кастелле и дальше него ничего не видит. Но что касается Кастелла, то убийство не его профиль – это может быть, скажем так, случайностью. Вполне естественно, что он связывает его с тем делом, ради которого приехал, но они не могут иметь никакой связи друг с другом.