Пять минут спустя Федоров и остальные старшие офицеры прибыли на мостик. Роденко занял свое место и немедленно провел перекрестную проверку ЗРК «Кинжал» на основе данных трехкоординатной РЛС «Фрегат», как и советовал Карпов. Ему потребовалось еще пять минут, чтобы обойти поврежденные системы и к тому моменту, как он был готов обеспечить целеуказание, цели подошли на 150 километров и приближались со скоростью 550 км/ч. Она должна была пройти над ними через пятнадцать минут.

— Цель в зоне досягаемости «Форта», — объявил он.

Федоров обдумал все варианты, желая больше узнать о цели, но пришел к выводу, что это были, скорее всего, дальние истребители или торпедоносцы с Мальты. Их курс был очевиден, как и их цель. Корабль, скорее всего, был обнаружен разведывательным самолетом, который младшие офицеры не сочли опасной целью. Было ясно, что «Киров» снова был обнаружен, и теперь против него отправили ударную группу, но он колебался, понимая, что изменит ход истории, открыв огонь. Уничтожив эти самолеты и их экипажи, он убьет тех, кому, возможно, суждено было выжить и даже внести какой-то значительный вклад в ход войны. В голове пронеслись последние слова Вольского: «Защищайте корабль. Делайте все, от вас зависящее…». Он мог был сбить их дальнобойными ракетами комплекса С-300, или уже подождать, пока самолеты приблизятся на 45 километров, чтобы задействовать ЗРК средней дальности. Решал он не долго.

— Подождем, — сказал он, наконец. У них имелось всего сорок семь ракет комплекса «Форт» и вдвое больше ракет «Кинжала». — БИЦ, комплексу 3К95 принять целеуказание[22].

- К стрельбе готов, — ответил Самсонов.

Вертикальные восьмипозиционные пусковые установки комплекса были установлены по восемь на носу и корме корабля, и могли выпускать ракеты с интервалом в три секунды. Ракета выбрасывалась из пусковой установки катапультой, после чего ориентировалась в сторону цели газодинамическими рулями, после чего срабатывал ракетный двигатель.

Федоров ждал, понимая, что стал судьей, коллегией присяжных и палачом для людей, которых даже не сможет увидеть и никогда не знал, вместе со всеми их возможными детьми и потомками. Он ощутил, как рука дрожала, когда он поправлял головной убор, и собственный голос показался ему тонким и неестественным. Теперь он понимал, что ощущал адмирал, когда впервые приказал сбить британский самолет. И вместе с тем, в него закрадывались те чувства, которые, должно быть, испытывал в бою Карпов.

— С приходом в зону пуска цели уничтожить.

— Есть.

Минуты казались бесконечностью. С ожиданием росла и напряженность. Роденко озвучивал дистанцию до целей для Самоснова. На дистанции сорок пять километров Самсонов автоматически и бесстрастно, как во всех прошлых боях, включил центральный переключатель. Он намеревался выпустить шесть ракет, оставив последние две в пусковой на случай необходимости.

Над кормой взревела сирена и вспыхнули сигнальные огни[23]. Три секунды спустя первая ракета вылетела из пусковой, приняла положение и с ревом устремилась прочь, оставляя за собой длинный белый хвост. Несколькими секундами спустя взлетела следующая, затем третья — и случилась катастрофа.

Один из клапанов был отрегулирован неправильно, газодинамическая система оказалась перенапряжена и сработала с избыточной силой. Ракета отклонилась на сорок пять градусов в сторону от правильного угла в момент срабатывания двигателя, что направило ее прямо на посадочную площадку вертолета. Она ударила по одному из винтов Ка-40, и рванулась дальше, врезавшись в корму корабля и взорвавшись прямо над люком буксируемой антенны гидроакустического комплекса «Полином». Воспламенилось ракетное топливо и вспыхнул пожар[24].

Четвертая ракета оказалась сбита ударной волной и отклонилась в сторону, врезавшись в море, и оставляя за собой облако дыма ушла под воду, словно охваченная бездумной яростью акула. Огонь охватил нос Ка-40, и аварийные партии бросились к месту происшествия, несмотря на то, что из пусковой вылетела пятая ракета. Когда грохот взрыва донесся до носовой части корабля, Самсонов понял, что что-то случилось, и отменил пуск шестой. Вся корма была охвачена огнем. Ка-40 спасти было уже невозможно. В рубке, откуда не было обзора на корму, учитывая ее положение перед фок-мачтой корабля, раздался вызов.

— Говорит Быко — прекратить огонь, пожар на палубе! Повторяю, прекратить огонь!

Орлов услышал сигнал боевой тревоги, занимаясь приборкой в помещении десантной партии корабля, размышляя над собственной судьбой и злясь на весь белый свет за то, что теперь снова стал обычным лейтенантом. Вольский пришел к нему несколько дней назад, заявив, что лишает его звания. Вместе с тем, он сказал, что у него есть шанс искупить свою виду и сделать все возможное на новом месте службы. Но для него очевидным было только то, что он больше не являлся начальником оперативной части корабля. Вся его работа за последние пять лет, все синяки и шишки, набитые на этом пути, пошли прахом. Но, по крайней мере, не в матросы, подумал он. Могло быть и хуже.

Карпов, думал он. Не нужно было слушать этого хорька. О чем я только думал? Он боялся сделать то, что задумал сам, и считал, что обретет в моем лице сильного союзника. Но я был дураком, думая, что мы можем взять корабль под контроль — нет, идиотом! Да, Североморска больше не было, и теперь власть мог взять кто угодно, но экипаж, коллектив корабля, офицеры и матросы остались теми же! Я же знал, что они пойдут за Вольским. Так зачем же? Карпов, этот урод задурил мне голову своими хитрыми планами и обдурил, как школьника… Ох, доберусь я когда-нибудь до этой крысы…

Рев тревоги вывел его из задумчивости, заставив немедленно подняться на ноги. Остальные также отреагировали автоматически, и Орлову пришлось проследить за тем, чтобы не орать и ничего не требовать. У него больше не было его должности. Его фактически поместили в подразделение Трояка под охрану и под наблюдение. Это были не те обычные члены экипажа, на которых он привык орать и применять мускулы[25]. Это были морские пехотинцы, и Трояк был одним из лучших. Фактически, он поддался на аргументы Карпова только потому, что капитан был уверен, что Трояк останется на его стороне.

Он задержался на мгновение, глядя, как остальные бросились к оружейной, разбирая автоматы и шлемы, но он сам еще не был полностью вписан в подразделение и не получил своего шкафчика. Затем, услышав от бегущих мимо членов экипажа слово «пожар», он инстинктивно бросился к трапу, ведущему наверх. Оказавшись на юте корабля, он с ошеломлением увидел серьезный пожар. Трое изо всех сил пытались развернуть пожарный рукав. Он обернулся, увидев еще пятерых, бегущих к месту происшествия, и немедленно взял на себя командование.

— Все, все — за мной! — Крикнул он, и те немедленно подчинились, несмотря на то, что были удивлены увидеть его после всех слухов о том, что Орлов с Карповым попытались захватить корабль и были в результате посажены под арест.

Бывший когда-то главным корабельным старшиной, Орлов отреагировал адекватно, несмотря на звание. Он подбежал к Ка-40, заметив, как пламя затягивает нос вертолета и сразу же понял, что спасти его нельзя. И если огонь доберется до топливных баков, произойдет взрыв, который может причинить еще больше повреждений и вызвать еще больший пожар. Нужно было убрать вертолет с корабля![26]

- Давай! — Крикнул он. — Отцепляй крепежи!

Он опустился на колени, лихорадочно отцепляя ближайший кабель, удерживающий вертолет на площадке. Другие бросились на помощь, и он понимал, что им нужно действовать быстро. Жар и дым уже были ужасны, но вот кто-то притащил тяжелые клещи, и после того, как были обрезаны два кабеля, Орлов схватил инструмент и нырнул под вертолет, чтобы разрезать последний кабель. Дым едва не ослепил его, пламя уже обжигало голые руки, заставляя кричать от боли. К счастью, у инструмента был гидравлический усилитель, и его челюсти сомкнулись с резким щелчком. Последний кабель был обрезан.