Ее конечно смотрели, но те целители явно не чета Одовецкой.

Решено.

...за спрос ведь не спросится...

И тогда, глядишь, случится чудо. А где одно, там и другое. Они отправятся на эти растреклятые воды. Снимут маленький домик у моря. Будут гулять каждый день вдоль берега, разглядывая других приезжих, обсуждая наряды их и далекие столичные новости.

Да.

Это будет хорошо.

- Потом... - Димитрий оперся рукой о стену. - Погоди, рыжая... я сам тебя отвезу... потом.

- Хорошо, - не стала спорить Лизавета.

К чему больному человеку настроение портить? А сказка... и большим девочкам их хочется. Только в любой сказке надобно меру знать.

...а еще сказывают, - старик огладил ладонью бороду, которая была бела и обильна, и вид старику придавала преблагостный, - что самая верная примета - небо кровавое. Как вспыхнет над Арсинором, так и быть беде...

Слушали его со всем вниманием.

И ковш поднесли с крепким ядреным квасом, и хлеба горбушку, а к ней луковичку красную, которую старик куснул, не поморщившись даже. Зажевал, закусил хлебушком и вновь квасу отпил.

- Стало быть, встают нелюди, желая род человеческий извести под корень...

Где-то заплакал младенчик, всхлипнула баба какая-то дюже чувствительная, а Мишанька, прозванный Хромым, подумал, что надобно с этое ярмарки поворачивать. Вон, и женка бледная сидит, и детишки притихли, уцепились за материну юбку, только глазищами хлопают.

В путниковом доме было чисто.

Тараканы и те показывались редко, ибо хозяйка местная знала: только попусти и мигом расплодится проклятое рыжее племя. Оттого и гоняла, что тараканов, что постояльцев, ежели последним вздумается чистоту рушить. И зная крутой ее норов, а также порядки заведенные, многие предпочитали останавливаться в домах иных, попроще.

Там и пива нальют.

И стопку поднесут.

А что солома воняет и крысы под ногами бегают, так рабочему человеку того ль бояться? А вот Мишанька у Захватовой останавливаться любил.

Пахло здесь хорошо.

Лавки были чистыми. Соломенные тюфяки свежими. Ни клопов, ни иной погани, разве что тараканы, так от них поди-ка, избавься... правда, ныне у Захватовой было людно. Оно и понятно, ярмарка ко дню наследникова тезоименитства - это не просто так... вот и тянулся народец со всех концов империи, вез товар свой.

И Мишанька привез.

А заодно семействие прихватил свое, чтоб и в столичных церквях помолились, и на параду глянули, которая всенепременно, сказывали, будет. Авось свезет и самого царя-батюшку покажут. Вон, Маланья даже платок новый расшила.

Правда теперь сомнения одолевали Мишаньку...

...не развернуть ли телеги?

Товар... товар - дело такое, завсегда покупателя найдет, а коль и нет, то шкура собственная всяко дороже.

- ...и польется кровь по улицам, а нежить клятая хохотать станет! - завершил старик, подбирая пальцами колючие крошки. - И только одно люди честные христианские сделать могут: стребовать от царя, чтоб гнал он змеюку свою, а иначе быть беде...

...зашумели мужики.

А Захватская тихо сказала:

- Шел бы ты, старый, со своими разговорами.

Как ни удивительно, а спорить старик не стал, поднялся, клюку подобрал да и направился к выходу шаркающей походкой.

- Что творишь, хозяйка! - попытался заступиться кто-то. Да только Захватская, пусть и вдова, но спуску никому не давала. Полотенчиком хлестанула и, обведши взглядом честное собрание, произнесла:

- Чего творю? Дури не даю плодиться. Ишь ты, чтоб в доме моем...

- Правду же...

- Правду? Какую правду? Давно ли ты, Полушка, с голым задом ходил да побирался? А тепериче вон, коняшку завел, на ярмарку ложки свои возишь. А будет смута, заберут у тебя коняшку, и ложки свои с голодухи грызть станешь, если забылся... что, память поутратили?

Глаза ее покраснели.

- Небось, привыкли уже... а ты, Заверзя, когда твоя младшенькая прихворнула, куда потащил? В цареву лечебницу? Или вот Анфимка...

...многих она знала, со многими говорила и люди слушали, кивали, отходили, сами себе удивляясь. Жена и та отмерла, дернула Мишаньку за рукав, поинтересовавшись тихо:

- Авось, обойдется?

Он же, прислушавшись к себе - вот у матушки егоной чутье было особое, почти собачье - покачал головой: нет, не обойдется.

- Жалко-то как...

Жена от жалости всхлипнула даже, и тут же за нею зашморгали носами детишки. Только не помогло. Не поедет Мишанька на ярмарку, будет другой год, другие именины, глядишь, поспокойнее. А зерно и в Завязцах сдать можно.

- В Кульбищи, - решил он сам для себя. - Там тоже ярмарка... недалече... туда завернем... по платку куплю. И по петушку сахарному, а будете тихо себя вести, то и орехов в меду дам...

...лучше уж на орехи потратиться, пущай порадуются малые, а то ж оно не понятно, как еще эта жизнь да сложится. Надобно будет на болота прогуляться, старые схроны проверить, не обветшали ли. И землянку вырыть, может, и не пригодится, но...

...береженого и бог бережет.

- Доколе, товарищи, спрашиваю я вас, будет чинится эта несправедливость! - очкастенький паренек влез на бочку и оттуда потрясал кулаком. Кулак был тощенький, но гляделся паренек грозно. - Доколе сатрапы будут пить кровь народную! Радоваться вашим бедам?!

Народец, сперва не особо слушавший - вещали на Бальшинском заводе частенько - загудел. Анфипка чуть отодвинулся, локти растопырил, выбираясь из толпы.

Ишь ты, обе смены стоят.

И мастера вместо того, чтоб охрану кликнуть, шеями крутят, что гусаки. Стало быть, уплочено... или и сами слухают? Может, и так. У Ефиминюка на хозяина обида крепко зреет за то, что сыну в станке руку порезало. Целитель ее отнял, мог бы и срастить, да только хозяин платить отказался, мол, сам виноват, полез, куда не просят.

И денег не дал.

Жадноват Туревский, что тут скажешь. Народишко берет любой, нормальные мастеровые у него не задерживаются, потому как понимают, что за каждую копеечку Туревский и вправду три шкуры снимет, а то и все четыре. Вот и ищут места иные.

Туревский же злится.

И Ефиминюк бы ушел, когда б не контракта на двадцать годочков. Старшеньго учить брался, ага... толку-то... сын доучился и сгинул в степях, ни слуху, ни духу, а бумага осталась, и удавка с нею на Ефиминюковской шее.

Нет, мастера Анфипка жалел.

Понимал.

И других тоже... только попадаться с ним не собирался.

- Посмотрите на себя! Оглядитесь вокруг! Все, что вы видите, создано вашими руками! Или руками собратьев ваших по труду! А те, кто ныне мнит себя хозяевами, я вас спрошу, что сделали они?!

- Ходьма отсюдова, - шепотом сказал Анфипка мастеру, и тот вздрогнул, взглядом полоснул и отвернулся.

...а сказывали, младшенькая у него чахоточная.

- Ходьма, ходьма, - Анфипка ухватился за рукав кожанки, потянул за собой. - Скоро драка будет, нечего нам в ней...

- Трусишь? - неожиданно зло поинтересовался Ефиминюк.

- А то... - Анфипка моргнул. - Я ж махонький, затолкут и не заметят. И тебя затолкут. А коли нет, то хозяин после спросит...

- И что? - а глаза-то черные, дурные, никак вновь горе приключилось.

Вот же... беда-беда, иные дома стороной обходит, а к другим вяжется. Привяжется да так, что после и не отвадишь.

- И ничего, - примиряюще сказал Анфипка. - Посадит он тебя... а оно тебе надобно? Или семье твоей... вона, молодшенькую лечить надо...

- Как?

- Обыкновенно... слыхал, что на пустошах было? Там сама целителей отправила и всех исцелили. Чахоточных тоже.

Ефиминюк выдохнул судорожно и увести себя позволил. Вовремя. Сзади раздались свистки, стало быть охрана все ж заметила непотребное. Сейчас попытается добраться до болезного на бочке, только рабочие злы. Хозяин нормы поднял, а денег платить меньше стал, многим едва-едва на еду хватает...

- ...надобно к целителю хорошему обратиться... и не зыркай... я тебе говорю... приходь ко мне вечерком, поговорим...