- Бестолочь.

- Сам такой, - Лизавета прядку из его пальцев вытянула, волосы собрала и закрутила строгим пучком. Правда, тот все одно рассыпался без шпилек.

- И сам такой, - соглашаться с ней было просто. Во всяком случае сегодня и сейчас. Димитрий протянул бутерброд с ветчиной и соленым огурцом. - На вот, съешь... и подумай, чем бы ты хотела заниматься.

Бутерброд она взяла.

Огурец сняла.

И сунула за щеку. Отломила от хлеба корочку и сунула за другую, ставши похожей на рыжего хомяка. Закрыла глаза...

...любовница.

Какая из нее любовница? Любовница - это когда несерьезно, когда всегда в приподнятом настроении и шелках с кружевами, веселье по расписанию и никаких обид.

Никаких обязательств.

Никаких неприятных случайностей. Редкие встречи, еще более редкие выходы в места, в которые прилично приходить именно с любовницами и подарки в благодарность, благо, состояние позволяло Димитрию быть благодарным.

Лизавета жевала.

Думала.

И взгляд ее был привычно туманен.

...а если украсть? И в церковь. Батюшку подходящего отыскать несложно. Обвенчает и согласия не спросит, а дальше как-нибудь...

...чем Лизавета хочет заниматься?

Он ведь спрашивал уже, и тогда ответа у нее не оказалось. А теперь вот... она же хотела писать? Но не о чиновниках, которые взятки берут или девиц на непотребности склоняют, но о вещах не менее важных.

О публичных домах с тайной их жизнью.

...он в ужас придет, если узнает, что Лизавете в этаком месте не то, что просто побывать пришлось, но и провести не одну неделю, выслеживая одного урода.

Нет.

Не о том.

О престарелых проститутках, изрядно побитых жизнью, а потому не знающих ни жалости, ни сомнений. Ими, если разобраться, движут страх и понимание, что никому-то они не нужны, что стоит оступиться, и разом они окажутся на улице, если не сразу на кладбище.

О своднях.

И девицах простоватых, деревенских, которые едут за лучшей жизнью и сперва, пока молоды и свежи, даже находят ее. О мужчинах, полагающих, что заплаченные деньги дают им полную власть над другим человеком. О пороках тайных и явных...

...нет, цензура не пропустит.

Этакое и в приличных газетах печатать? Никак неможно.

А если о другом? О тех же сиротах, которые, оставшись без родительского надзора, оказываются практически на улице? И ладно, если имеется родня, но ведь не всегда она действует во благо...

...о границе и людях, которые на ней живут.

О севере.

Юге.

О тайной жизни рынка. Или вот о доходных домах, многие из которых, которые поплоше, с легкой руки хозяев превращаются в подобие домов для свиданий.

Да, пожалуй, она хотела бы написать о многом, но поймут ли...

Лизавета вздохнула.

А князь... он опять слушал. Этак, участливо, внимательно... до того внимательно, что хотелось совсем даже не говорить, а... приличные девицы о таком думают только после свадьбы. Ну или хотя бы помолвки.

- В этом может быть смысл, - Димитрий поскреб подбородок. - Почему бы и нет? Нам давно пора было бы заняться прессой... создать этакое, скажем, независимое... относительно независимое издание, чтобы печатали всякое...

- А цензура?

- И цензура будет, - успокоил князь. - Куда ж без нее, но... форматы стоит пересмотреть, да и вообще с точки зрения разумной пропаганды...

- Я не хочу пропаганды!

- Всегда приходится с чем-то мириться. Да и никто не просит тебя прославлять государей, на это свои люди есть... нет, надобно, чтобы писали правду... не всю, само собой, ты же не настолько наивна?

Лизавета пожала плечами и сунула в рот обгрызенную колбасу. Всегда она так, когда голодна была, сперва хлеб съедала, а колбасу напоследок оставляла, как самое вкусное.

И матушка ругалась.

- Это чтобы обид не было, но вот... наши пишут об Арсиноре, а в губерниях - о них же. Пишут много всякого, но большею частью или сплетни, или пустое... нет, это дело надобно обмозговать.

Он встряхнулся и встал.

Руку подал.

- А ты от меня все равно не сбежишь...

И Лизавета поверила. У нее получилось выдержать взгляд и улыбнуться даже, и сказать:

- Я и не собираюсь.

Глава 21

Ее императорское Величество выглядели не самым лучшим образом. Чешуя покрывала левую половину лица, а правая опухла, покрылась мелкими язвочками, чего прежде не случалось.

- Просто, - голос и тот сделался глух, тяжел. - Процесс... начался не вовремя и идет слишком быстро... мое тело не успевает.

- Молчите, - велела княгиня Одовецкая, осторожно касаясь щеки императрицы. Но даже это осторожное прикосновение причинило боль.

Лопнули язвы.

Потек гной.

- Ложитесь и не шевелитесь, - Одовецкая помогла императрице вытянуться на каменном ложе. Эта пещера была лишена драгоценного убранства, но все одно камни дышали силой. Здесь едва-едва получалось повернуться двоим, а третий был бы и вовсе лишним, и потому остался в коридоре.

Стоял, прижавшись к стене, вслушиваясь в происходящее за массивной дверью.

Сжимались пальцы.

Разжимались.

И сердце летело вскачь, то возвращая в прошлое, где было круглое, будто циркулем вычерченное озеро. Гладкие каменные берега, и вода сама тоже гляделась камнем.

Белый островок.

И девица, на нем сидевшая. Коса ее золотая, протянувшаяся до самого берега этаким мостом волшебным. Рискни ступить, коли не боишься. Дойдешь и заглянешь в глаза змеиные, а там, хватит сил свой разум удержать, тогда и получишь право просить.

...он шел за живою водой.

За чудом.

И чудо получил же, но не то, вовсе не то, которого чаял, а теперь вот не отпускало ощущение, что пришло время платить по долгам.

Одовецкая показалась, когда он почти уже решился открыть обшитую железом дверь.

- Она уснула. И... боюсь, в данном конкретном случае я мало что могу, - княгиня никогда не лгала, во всяком случае, ему. - Я могу поддержать человеческую часть ее, но... я не уверена, что тем самым не сделаю хуже. Иные крепче людей. Выносливей. И более живучи.

- И что мне делать?

Он знал, что услышит: ждать.

И надеяться, что ожидание не будет долгим, и он не сойдет с ума. И не подведет сына, который на него рассчитывает.

- Золото, - Одовецкая мелко дрожала.

Озноб?

Она далеко не молода, и пусть силы сохранила, однако сейчас отдала их слишком много.

- Принесите сюда золото. Все, которое найдете. И камни, чем больше, тем лучше. Они усилят... иную ее часть. А это позволит стабилизировать процесс.

Совет был неплох.

И Его императорское Величество от души поклонились, на что Одовецкая лишь фыркнула.

- Бросьте, Сашенька, вы знаете, что для вас я готова сделать все и даже больше. Господь и закон лишили меня права воспитывать мою дочь, а я была слишком слаба и нерешительна, чтобы действовать в обход закона... к сожалению.

Император предложил Одовецкой руку, и отказываться она не стала.

- Не буду лгать, что вы мне заменили сына, все же я всегда помнила о том, кто вы есть, но... пожалуй, вы стали мне своего рода племянником. Племянников у меня никогда не было...

- Тетушка...

Шутить получалось плохо.

Все же мысли его были рядом с той, которой он обещал многое, а не сумел исполнить даже малого.

- Молчите уже... выросли на мою голову, - Одовецкая остановилась, переводя дыхание. - Могу ли я надеяться, что, в случае моего... ухода, мою девочку не оставят без присмотра?

- Безусловно.

- И... Таровицкие... мне они в лучшем случае не ответят, Сашенька, но если спросите вы... если потребуете... призовете клятву... они не посмеют солгать. Я должна знать. Понимаете?

Он наклонил голову.

- И да, я предполагаю, что правда будет... не совсем та... вся моя жизнь, как показывает опыт, была не совсем той...