Соврал.

И Дарья знает. И верно, подозревала, что с самого начала это было ложью. И белый камень начинает темнеть, что Лешеку не нравится. Камень в силе его, но стоит ли тратить силу?

- Я... ты прав... я догадывалась, что будет... нехорошо... не хотела верить, что он убивает... может, убить... он ведь мой брат... пусть не самый лучший, но брат. И меня любит. Так говорил... он сказал, что... что никогда не обидит. Я верила... долго верила... а еще чувствовала. Ему больно. Всегда больно. Он сгорел внутри... когда - не знаю.

- Что еще делала?

- Слушала. Кто говорит и о чем... Цветана... я не знаю, почему он ее... за что...

...вероятно потому, что надоела?

Или решил, что хватит и одного соглядатая?

- Еще записки носила... от одних людей другим. Я... у меня в платье... список есть. Кого знаю... он... он там тоже... и рисовала, но у него много лиц. Ему легко меняться.

С менталистами и вправду надо будет придумать чего, закон какой или уложение, а то уж больно свободна братия сия себя ведет.

Ни страха.

Ни совести.

А Дарья вздохнула и закрыла глаза.

- Не спеши пока, - сила тянется по капле, тонкою ниткой. - Что сегодня случится?

- Не знаю... он никогда ничего не рассказывал... но что-то случится. Обязательно.

Она все-таки ушла.

Обратилась в камень. И очнувшееся было заклятье, с удивлением обнаружив вместо жертвы нефритовую глыбу, пусть и самых очаровательных очертаний, рассыпалось.

Так то...

Лешек провел пальцем по полупрозрачной щеке, коснулся губ. Тронул хрупкие реснички, что больше походили на иглы инея. Вздохнул.

И вот что с тобой делать?

Предательница?

Или жертва?

Или и то, и другое... ее ведь не случайно к Лешеку подослали, будто знали, что из всех он именно ее выберет. А этакая уверенность не на пустом месте возникла.

Он отстранился.

Прошелся по комнате.

Время... времени почти не осталось. И без того с открытием бала припозднился, что не есть хорошо. Конечно, дурачку простительно за временем не следить, однако...

Лешек огляделся.

И подошел к окаменевшей девушке. Тронул складки платья... мягкое какое. А вот снять его не получилось, все ж таки статуи гнуться не способны. Пришлось воспользоваться ножом. Конечно, Дарья, когда очнется, не поблагодарит, да и к творению Ламановой следовало бы проявить больше уважения, но как-нибудь в другой раз.

- Есть что-нибудь? - поинтересовалась Анна Павловна, переступая порог. Личина матушки заставила вздрогнуть, все ж таки работали они не только магией, а потому даже для иного, змеиного взгляда сходство было преудивительным.

- Пока не знаю. Вы все слышали?

- Бедная девочка.

- Бедная ли?

- Сомневаешься?

- Не знаю, - со вздохом признался Лешек. И сдернул покрывало с ближайшего дивана, все ж таки не извращенец он, разглядывать несчастную, пользуясь ее беспомощностью. И что с того, что взглядов этих девица в лучшем случае не заметит. - Одно дело, если я сам ее заметил. И другое... травы ведь разные есть. Просто мало кто о них знает. Думаю, поэтому они и не спешили. Сперва ждали, пока наследник подрастет. После готовились... и его готовили.

Он прощупывал остатки платья, некогда роскошного, а ныне представлявшего собою груду разноцветных лоскутков. Лешек прислушивался.

Золото.

Серебра капля.

Каменья вот искусственные, хотя с виду и глядятся настоящими. Пожалуй, и не всякий ювелир разницу почувствует. Для Лешека вот она очевидна. Что еще? Ткань. Белье, которое трогает он осторожно. Неудобно, право слово, и...

- А это что? - Анна Павловна коснулась тончайшей, что паутинка, цепочки, которая уходила в окаменевшие локоны. - Позволишь?

- Только не повредите, мне ее еще оживлять.

- Думаешь, стоит?

И смотрит аккурат, как матушка, с сомнением и насмешкой, мол, бестолочь ты, а не сын и наследник престола. Впрочем, на престол, как выяснилось, иные желающие имеются.

- Думаю, или судить, или прощать... после решим, но все не статую. Статую судить - это как-то... чересчур уж...

Анна Павловна ничего не ответила. Коснулась легонько цепочки, подцепила мизинчиком и потянула, а та заскользила змейкой ядовитою, на мгновенье натянулась, зацепившись за каменный локон, да и порвалась.

- Погоди... - Анна Павловна взяла нож для бумаг.

- Что вы...

- Нам это достать надо? Надо. А если слегка без волос останется, то сама виновата, нечего с заговорщиками связываться. И не надо дуться, Лешек. Вреда большого не будет, попросишь после куафера, пусть новую прическу твоей сердечной придумает...

Она отколола кусок нефритового локона и вытащила-таки цепочку с махоньким камушком.

Нефритом.

Белым.

И... голубым, лунным, который рождается раз в сотню лет во глубине затерянного Иртышь-озера, которое люди называют проклятым. Камень лег на Лешекову ладонь, переливаясь мягкими оттенками от сизого до лазури, будто играясь.

Что, змееныш, и вправду решил, будто вот она, любовь случилась? Та самая, которая одна на всю жизнь, да еще иным и на посмертие хватает? Душа в душу, сердце в сердце...

Анна Павловна осторожно тронула его за плече.

- Это то, о чем я думаю?

- Змеев камень, - Лешек старался говорить спокойно, но голос все ж дрогнул. - Говорят, что если собрать их дюжину и венец сделать, то тот, кто этот венец примерит, Змеиным Царем станет, и сам Великий полоз служить ему будет верой да правдой.

- Венца у нас нет...

- Зато камень есть, - Лешек сжал его в ладони. - И тот, кто его достал...

Змеев камень не так просто купить, ибо опасно Иртышь-озеро, глубоко, сказывают, что вовсе бездонно. Но это ложь. Просто дно его укрыто мягким илом, а в нем открывают рты три сотни летяных ключей, из-под гор выходящих. И оттого даже в самую жару вода Иртышь-озера студеная.

Сунешься и враз схватит судорогой.

Силы высосет-выпьет до дна.

Нет, находились смельчаки, которые ныряли, а порой и выныривали. Иногда даже с добычей, правда, вновь же шептались люди, что никому она на пользу не шла.

- Мне вот одно интересно, - Лешек камень положил на стол. - Откуда они столько о нас знают?

Анна Павловна не ответила, лишь протянула сложенный вчетверо листок.

Имена.

Что ж... за одни эти имена Дарью можно было простить.

Можно.

Будет.

И Лешек простит. Он не злой, он просто... обижен? Пожалуй. Однако он слишком змей, чтобы позволить обиде разум затуманить. А потому с легкостью поднимает холодное тело: негоже в наследниковых покоях девкам, пусть и каменным, разлеживаться. Анна Павловна остается. Присев в кресло, она с задумчивым видом список изучает, а заодно уж перебирает пальчиками, на которых поблескивают перстни.

Кожа Ее величества Императрицы, пусть и подложной, отливала каменною белизной.

- Непривычно, - Анна Павловна коснулась круглого кольца, безопасного с виду. - И... мне все одно не по себе.

- Не обязательно это делать...

- Обязательно, - покачала она головой. - Я давала клятву. А даже если и нет... моя семья сгинула в Смуту. Теперь у меня есть новая. И мнится, ее тоже не пощадят.

Кто и когда будет допущен до белой этой руки?

Удостоен высокой чести коснуться ее губами?

...а что после сердце засбоит.

Или вот в боку колоть станет, или еще какая напасть приключится? От волнения все, исключительно. А уж что волнение болезнью обернется, так и вовсе несчастливый случай виной тому. Лешек самолично некоторых заболевших отведает.

Другим открытки отправит.

Вон, целую корзину заготовили. Да и кольца... яды в них разные, правда, все до одного редки и потому мало шансов, что кто-то правду узнает. А догадается если, то все одно победителей не судят.

Он отнес девушку в спальню, из которой дыхнул сыростью подземный ход. Спускаться далеко не пришлось, вот она, комната тайная, созданная Лешиковой собственною силой, а потому и видимая лишь ему. Вряд ли родственничек объявившийся сыщет, а сыскав...