— Вы любите бренди? — без всякого перехода спросил Грава.

— В хорошей компании почему бы и нет? — усмехнулся молодой мужчина и жестом предложил гостю присесть в кресло.

— Тогда открывайте, — подал ему пакет итальянец. — У вас найдутся бокалы?

— Если в номере есть бар, то и бокалы найти не проблема, — Назаров взял пакет, вытащил из него бутылку из тёмного стекла, прочитал название на простенькой коричнево-белой этикетке. — «Файн о-де-ви Бургундия».

— Очень редкий бренди, выпускаемый ограниченными тиражами раз в пять лет, — пояснил Грава, присаживаясь на диван, оббитый плотной серой тканью. Поддёрнул брюки и деловито закинул ногу на ногу. — Именно «Бургундия» имеет право называться элитным бренди. Всё остальное с этим названием — ординарные напитки, недостойные вкуса истинного гурмана.

— Буду знать, — отозвался склонившийся над мини-баром русский маг. Звякнуло стекло. — К сожалению, у меня только шоколад и немного фруктов для закуски. Вы курите, сеньор Грава?

— Давно бросил, — магистр огляделся по сторонам, оценивая номер. Он был таким же, как и у него. Небольшая комната-гостиная с примыкающей к ней комнатой-спаленкой, и санузел, спрятанный за дальней дверью. Два окна выходили на соседнюю улицу с аккуратными домиками, возле которых застыли разнообразные автомобили, засыпанные мягким и пушистым снежком.

— Ну и здорово, — Никита сел в соседнее кресло, налил в бокалы на два пальца янтарно-соломенного напитка, зашуршал фольгой, открывая плитку шоколада. — За встречу, сеньор Грава.

— За встречу, сеньор Назаров, — поднял свой бокал магистр. — Не возражаете, если буду вас называть попроще — Никита?

— Ни в коем случае. Так даже правильно. Я перед вами — желторотый птенец.

— Не умаляйте свои заслуги, — усмехнулся Грава. — Я перед отлётом из Рима разговаривал с одной прелестной особой, которая дала вам великолепную характеристику. Да и сам я давно слежу за вашими деяниями. Почему вы до сих пор не приближены к императору? Во дворе у вас была бы невероятная карьера.

— Высоко взлетев, больно падать, — Никита сделал маленький глоток, покатал во рту бренди, и только потом проглотил. — Да, вынужден согласиться с вашей оценкой. Бренди достойный.

Магистр кивнул, признавая похвалу. Он не торопился приступать к беседе, ради которой тщательно готовился и даже солгал близким и друзьям, что хочет посетить Ниццу и побродить по местам, где прошла его молодость. А сам, прибыв туда, сразу же взял билет на самолет в Прагу. Возможно, опытные шпионы и посмеялись бы над его столь тщательной конспирацией, но Сальваторе смешно не было. Ордос давно взял магистра рун в плотную разработку, и ревниво следил за каждым движением Гравы, чтобы тот не слил ценные разработки на сторону и обучал только членов Инквизиции. Последние события, перетряхнувшие Ордос, дали шанс магистру вырваться за пределы Рима.

— Как поживает сеньорита Бьянка? — поинтересовался Грава после недолгой паузы. — Надеюсь, с ней всё в порядке? Я очень волнуюсь, что её столь открытый интерес к событиям, произошедшим в Барреа, привлечёт внимание оставшихся в живых последователей Ордоса.

— Когда я уезжал из Петербурга, она в нетерпении готовилась сдать дела своему сменщику, — успокоил его Никита. — Я бы тоже хотел, чтобы Бьянка оставалась в России подольше, пока идёт бурление в стане Инквизиции. Но эта храбрая девушка почувствовала возможность на волне произошедшего подняться вверх в иерархии издательства, хотя ей предлагали место помощника редактора без всякого риска.

— Ордос опасен, даже оставшись без ядовитых клыков, — покачал головой Грава. — Рано или поздно они снова вырастут, увы. Поэтому вы поступили правильно, что захотели встретиться со мной. Не смотрите, что я приехал сюда с пустыми руками. Вот мой архив, — он постучал пальцем по виску. — Самый надёжный сейф.

— Ментаты и не такие сейфы взламывали, — заметил молодой человек.

— Ментаты? — фыркнул старик и сделал пару глотков бодрящего напитка. — Скажу правду, Никита. В Ордосе давно нет толковых мозголомов. Одни недоучки, которые тщатся достичь уровня Марчелло Гонзага — последнего великого ментата, жившего аж в девятнадцатом веке. Увы, постепенно все знания нивелируются, подстраиваются под нынешние реалии. А почему? Магия умирает, сеньор Назаров. Умирает безвозвратно, потому что она не нужна с развитием науки и технологий.

— Не стоит так преувеличивать гибель магии, — улыбнулся Никита. — Эти разговоры идут уже вторую сотню лет, а ничего — одарённые как рождались, так и рождаются без признаков угасания Силы.

— Рождаются, но в меньших количествах, — не сдавался магистр. — Почти во всех странах и княжествах Европы запретили многожёнство среди аристократических семей. Понимаете, чем это грозит?

— Да. Появится меньше одарённых, — кивнул Назаров. — Современная женщина не станет рожать столько детей, чтобы покрыть потребности государства в сильных магах. Скорее всего, этот закон направлен, в первую очередь, на тех, кто представляет угрозу властителям.

— Кстати, меня удивляет, почему русский император до сих пор не ввёл подобный закон, — прищурился Грава. — У вас две жены, верно?

— А зачем его вводить, если большинство высокородных дворян довольствуются малым? — рассмеялся молодой собеседник. — Им и одной жены хватает, а в иных случаях можно и любовниц завести. Никакой ответственности. А жён у меня три. Недавно третью супругу ввёл в дом.

— О, поздравляю! За это надо выпить! — старик поднял бокал и залихватски осушил его.

Никита даже не стал спрашивать, наполнил его снова.

— Спасибо, магистр. Но давайте ближе к делу. В Петербурге произошла череда покушений на высокопоставленных лиц. И все они совершены как под копирку. Что-нибудь про «ходячие бомбы» вам известно, сеньор Грава?

— «Невидимая смерть», — кивнул помрачневший итальянец. — Так называют людей, на тела которых наносят руны смерти и разрушения. К тому же они усиливают мощь организма, и человек какое-то время ощущает в себе небывалые возможности. Сначала руны подпитывают носителя, а потом начинают высасывать жизненную энергию. Некрос уже себя не контролирует, он находится под контролем того, кто эти руны нанёс на тело.

— Некрос — это носитель татуировки?

— Да.

— В таком случае вы должны знать некоего Баталью.

Сальваторе Грава поставил бокал на столик и сцепил пальцы рук на колене. Задумчиво проговорил:

— Баталья — мой последний ученик. Я поздно узнал, что он одно время увлекался руническими заклятиями. А освоив теорию, её можно применить к любому виду магии. И это, к сожалению, случилось. Я сам вложил в его руки инструмент уничтожения. А Дженнаро оказался очень способным к рунологии.

— Какой тип рун используется для нанесения татуировки смерти?

— Кельтский, — к удивлению Никиты ответил магистр. — Эти руны очень древние, напитаны такой магической мощью, что с ними надо обращаться очень аккуратно. Я и говорю, что Дженнаро оказался способным учеником. Мы довольно долго и тщательно изучали их, выезжали в пустынную местность для практических испытаний.

— То есть вы тоже занимались некромагией?

— Ни в коем случае! — отрезал Грава, но тут же поправился. — Сам я одно время изучал возможности рун в случае их нанесения на какой-нибудь предмет. Впервые обнаружил, что татуировка на куске обычной телячьей или овечьей шкуры начинает напитывать предмет магической силой. А потом пришла в голову парадоксальная мысль: а не является ли мифическое золотое руно, за которым охотился Тесей, одной из первых попыток создать некое магическое оружие? Что-то вроде свитка, аналога амулета?

Ледяные щупальца медленно поползли по спине Никиты, впиваясь в кожу невидимыми присосками. Грава вслепую шёл по пути создания свитков, по наитию поняв технологию рунической магии, но почему-то не захотел и дальше продолжать исследования.

Этот вопрос он и задал.

— Я испугался, — признался магистр. — У меня возникла стойкая убеждённость, что кельтские руны несут в себе силу разрушения. В конце концов я забросил это дело, но, видимо, случайно обмолвился Баталье, а он, как и подобает ученику с въедливым умом и дотошностью исследователя, решил в одиночку идти дальше.