— Ловлю на слове! Вот я соберусь… я подумаю, что собралась, и…

— Не-ет, не передергивай. Надо, чтобы и он тоже собрался на тебе жениться. А то ты, хитрованка, выйдешь на улицу, увидишь кого-то и скажешь себе: соберусь-ка я выйти за вон того, в шляпе… — Зинаида Сергеевна захихикала.

— Ну и что такого случится с подарком, если я посмотрю? — спросила Ульяна, и в голосе ее прозвучали просительные нотки.

— Ничего с подарком не будет, — ответила Зинаида Сергеевна, пристально глядя на раскрасневшееся лицо девушки. — С тобой будет.

— Я не понимаю.

— И не надо, пока не надо. Так я получу от тебя то, что хочу? — с нетерпением в голосе повторила она, не сводя глаз с девушки. Зинаида Сергеевна понимала — у Ульяны сильный характер и уж если она что-то пообещает, то можно не сомневаться — не нарушит ни за что. — Вещь стоящая, дорогуша, не прогадаешь, — подзуживала ее тетка, хитро щурясь. — Всю жизнь будешь меня вспоминать.

Ульяна рассмеялась, смех получился хриплым, она явно волновалась. Внезапно она почувствовала себя похожей на ту собачку, которая нарисована на фантике от конфет «Ну-ка, отними».

— Сама понимаешь, дряни я никогда в жизни при себе не держала, — продолжала ее тетка. Она повертела свой подарок перед носом Ульяны. Солнечный луч уцепился за золотой ключик, и он сверкнул так ярко, что Ульяна зажмурилась, спасаясь от настырного солнечного зайчика.

— Ну, что-о там, а? — просительным тоном произнесла Ульяна, пытаясь прибегнуть к давней детской манере, напомнить тетке прежние времена, когда она на лето приезжала к ним в заказник. — Бриллианты? Те, в которых вы сиживали в царской ложе в оперном театре?

— Нет, милочка. — Зинаида Сергеевна расплылась в самодовольной улыбке. — Бриллианты я уже продала. — Она свела на переносице слегка подчерненные брови. — Мне ведь надо было прилично дожить до сего дня после смерти моего мужа, Ксаныча.

— А на что вы собираетесь жить дальше? — нагло поинтересовалась Ульяна.

— Дорогая, ты помнишь, в каком году я родилась?

— Не важно, в каком вы родились. Я вижу, какая вы сейчас.

— Благодарю, надеюсь, это комплимент. — Она улыбнулась, очень молодо. — Судя по всему, ты не лукавишь. — Она шумно втянула воздух. — Ты просто не умеешь этого делать. Впрочем, жаль, — неожиданно добавила она. — Но это не важно. Я, знаешь ли, меняю свою жизнь, как теперь говорят, круто. — Она вскинула подбородок. — Я давно для себя решила провести последние годы жизни в раю, то есть оказаться там не после жизни, а еще при ней. — Ульяна вытаращила глаза. — Ульяна, не напрягайся. — Тетка улыбнулась. — У каждого — свое представление о рае. Для меня он похож на… Австралию. Там, где кенгуру, и коала, и страусы. Знаешь, на них можно кататься. — Тетка засмеялась, смех у нее был звонкий, как у молоденькой девушки.

— Вы…

— Я уезжаю не одна, а с человеком, который нашел меня снова…

Ульяна открыла рот и не могла его закрыть.

— Ну да?

— Да. Но он поставил мне условие: он хочет, чтобы остаток жизни мы провели бы с ним только вдвоем. Чтобы ничто в мире больше не стояло между нами и никто, как это было всю жизнь… — Она вздохнула, ее глаза сощурились, словно она всматривалась в то, что на самом деле стояло между ними до сих пор. — Моя первая любовь, детка. — Больше я ничего не могу тебе рассказать, он не разрешает.

— Вы такая послушная? — скептически скривив губы, спросила Ульяна.

— Женщина иногда разрешает себе меняться. Если мужчина просит, а она считает его достойным такой просьбы. Итак, считай, что меня больше нет на этой земле, я уже в раю. Навсегда.

— Но… когда люди расстаются друг с другом в полном здравии, они просто не могут представить себе друг друга в ином состоянии. — Ульяна пожала плечами. — А знаете, мне это нравится. Он… кто? Поляк?

— Не пытайся узнать то, чего все равно никогда не узнаешь.

— Понятно. — Ульяна не с потолка задала свой вопрос. Несколько родов, к одному из которых принадлежала Зинаида Сергеевна, переехали из Польши в Россию, на пустующие земли нынешней Белоруссии. На той земле они сделали не одно состояние, но со временем и по обстоятельствам жизни род, к которому принадлежала Зинаида Сергеевна, мельчал, а в начале прошлого века вообще рассеялся. Его осколки долетели до Сибири. А кто-то из польских переселенцев мог добраться и до Австралии.

— Могу лишь сказать, что и там я не расстанусь с принципами своей нынешней жизни на три «б», — заметила Зинаида Сергеевна.

— А… что за принципы? — Ульяна свела брови, силясь догадаться.

— Базар, баня, бассейн. Ульяна расхохоталась.

— Ты согласна, что это общечеловеческие ценности?

— Может быть, я бы и согласилась, но мне их никак не воплотить. Только один могу — баня.

— Но знаешь, к этим принципам можно отнестись не так буквально, как ты это делаешь. — Зинаида Сергеевна села в кресло напротив Ульяны, положила шкатулку к себе на колени и как человек, давно освоивший язык жестов, развела руками, обратив открытые ладони к собеседнице, тем самым подтверждая свою открытость и искренность слов. — Базар. Только зная, что и почем на базаре, ты можешь судить о реальной жизни. Баня. Как ты понимаешь, можно мыться в ванне, но, чтобы с тебя сошло семь потов, без парилки не обойтись. Бассейн. Вода — наша с тобой среда, дорогой мой скорпиончик.

— Но у нас с вами разная вода, — уверенным тоном заявила Ульяна. — Вы, конечно, тоже знак воды. Рак. Но ваша вода уже в виде пара. А моя вода — в виде льда.

— Да, ты можешь заморозиться на время и потом разморозиться. На это я и рассчитываю, вручая тебе свой подарок. — Она постучала костяшками согнутых пальцев по крышке коробки.

Ульяна засмеялась и потрясла головой.

— Понятно. А… ваш…

— Не задавай лишних вопросов, — напомнила ей Зинаида Сергеевна. — Надеюсь, ты поняла, что для полноты жизни необходимы все три «б»?

— Поняла. Буду стараться.

— Итак, ты даешь мне слово, а я тебе — шкатулку.

— Даю. Я даю свое слово, — совершенно серьезно сказала Ульяна.

Зинаида Сергеевна встала и торжественно подала коробку, сверху положила ключик.

— Не знаю, благодарить вас или…

— Конечно, благодарить. Ты ведь воспитанная девочка. — Зинаида Сергеевна наклонилась к Ульяне и поцеловала в щеку. — Ну, вот и попрощались.

Ульяна поцеловала в ответ напудренную щеку. Пудра пахла по-старинному, а она думала, что «Лебяжий пух» уже навсегда отлетел в прошлое.

За окном гудел ветер, он бросал в окна пригоршни дождя. Но вой ветра и стук капель веселили душу. Казалось, эти звуки подгоняют сердце, оно бежит быстрее, разгоняя кровь по всему телу. Ульяна отпила из большой кружки глоток кофе и горящими от напряжения глазами снова уставилась на экран компьютера. Нажала несколько клавиш, серый экран мигнул, и на мягких лапах вышла из ниоткуда ее любимая хранительница экрана — львица. Ульяна всегда любовалась ею и, не отдавая себе отчета, всякий раз хотела найти сходство с собой. «Тоже, царица тайги», — фыркнула она, осуждая себя за чрезмерную наглость.

Она нажала кнопку на панели монитора, экран погас. В тишине ночного дома застенный рев ветра стал слышнее, и, оставшись наедине с собой, ушедшая из виртуального мира Ульяна ощутила непонятную тревогу. Как будто этот ветер нес с собой не только весну, прихода которой она всегда страстно ждала, хотя пора бы и привыкнуть — уже тридцатая весна. Но эти порывы, казалось, хотели ее по-особому раззадорить, разозлить, сдернуть привычный панцирь неколебимой уверенности в том, будто все в ее жизни идет так, как надо. Как она хочет. А этот дождь, с его крупными каплями, так угрожающе похожими на крупные слезы, которые очень редко, но все же срывались с ее ресниц, — не предвестник ли он ее слез?

Она повела плечами, отодвигая пришедшие в голову мысли, и резко встала с рабочего кресла. Словно обиженное на нелюбезное обращение, кресло несколько раз крутанулось и замерло.