— Не один, — подтвердила она.

— А Ульяна держит улей? — скаламбурил он, ожидая жалящего укуса.

Сомов расхохотался:

— Она сама настоящий улей, ей не надо.

— Я заметил, но решил уточнить, — сказал Роман, уловив в голосе Сомова оттенок мужской солидарности.

Ульяна пропустила мимо ушей эти словесные шары, она ела пирожок, макая его в блюдечко со сметаной. Такая, как она, могла бы стать украшением любой московской тусовки. Например, той, на которую он попал со своей референткой Светой перед отъездом сюда.

Она затащила его на джазовый концерт в Большой зал Консерватории, который давала приехавшая из Норвегии знаменитость со своим трио. Со знаменитостью вездесущая Света, за что ей честь и хвала, познакомилась в доме известного писателя. Все-таки не зря Роман платил ей большие деньги, а также допускал до своей постели. Кажется, лично она не познакомилась пока только с Президентом, но не стоит сомневаться, что и это случится. После концерта, на который собралась тусовочная публика, беспрестанно целовавшаяся и обнимавшаяся — до концерта, в антракте и после выступления, — все поехали в один дом. Там бы Ульяна Кузьмина показалась настоящим бриллиантом среди крашеных стекляшек…

Так что же ему все-таки делать?

— Но могу я хотя бы посмотреть ваше ружье? — услышал он свой голос. Он задал этот вопрос, когда хозяйка вышла за чаем на кухню, а хозяин — выпустить объевшегося пса. Похоже, ягды, как и спаниели, тоже собаки-пылесосы. Если за ними не проследить, то они могут есть без остановки.

— Не можете, — сказала Ульяна и равнодушно, как на пустое место, посмотрела на него.

— Но ведь я приехал специально… — Сам зная, что ничего от нее сейчас не добьется, продолжал привязываться Купцов. А может, ему просто приятно слушать ее голос? Ее упрямое и постоянное «нет» раздразнивает его, и он подзаряжается энергией для схватки с ней? Той, в которой он победит? Или он пытается лучше узнать характер противника?

— Вас никто не звал. Вы приехали сами. Вы не удосужились даже спросить разрешения, — роняла она небрежно фразу за фразой, и каждая из них, должен был признать Купцов, была справедливой. Она словно цитировала его внутренний голос. — Разве не так? — Она ослепительно улыбнулась.

Он облился потом. Зубы Ульяны — как на рекламной картинке. И надо сказать, в этой улыбке можно рассмотреть и скрытую чувственность. Не задавленную, а именно скрытую.

Стерва. Какая стерва, ничего более подходящего ему в голову не пришло.

— Вы хорошо стреляете? — решил он огорошить ее вопросом.

— Отлично. Хотите дуэль?

— Я не вызываю женщин на дуэль, — хмыкнул он, а сам подумал: «Ох и устроил бы я тебе дуэль! До утра бы не заснула».

— Роман Сергеевич, машина подана. Вас отвезут в гостиницу, — объявил Сомов, и Роман услышал рокот мотора.

— Да я бы и пешком мог, здесь близко.

— Все мы много чего можем, но лучше так, как у нас принято обращаться с гостями. Там вас уже ждут.

Ему пришлось встать с дивана, мило проститься со всеми, дамы руки не подали, и он, с легким сожалением, что ему не довелось еще раз дотронуться до руки Ульяны Михайловны вышел.

Так что же, он вышел ни с чем?

13

Ульяна думала, что не сможет заснуть в эту ночь, но оказывается, она утомилась за день — внезапное сообщение о приезде Купцова, часы ожидания, во время которых она пыталась себе объяснить, что ничего существенного не происходит, что ему она на самом деле не собирается продавать ружье, тем более что Сомыч намекнул ей: кажется, найдется выход из положения с кредитом.

— Только без участия моего отца, — запальчиво заявила она. — Я не хочу на него навешивать свои проблемы.

— Какая правильная дочь! — похвалил он Ульяну, и тут же вспомнил, что и ему на собственного сына обижаться нечего.

— Да и вам на сына обижаться нечего, — заметила она, будто услышав его мысли.

Сын Сомыча от покойной жены уехал из дома в восемнадцать лет и теперь живет в Германии. Сомов, кажется, никак не ожидал от парня такой прыти, он моложе Ульяны на пять лет. И потом, жизнь в заказнике — это все равно не на Большой земле. Это все равно что жить в раю, а потом из него переселиться. Даже Адаму и Еве не поздоровилось, улыбнулась Ульяна. Сын Сомыча недавно приезжал навестить отца и заключить с ним контракт — вот так вот, ни больше ни меньше! Он сказал, приятную вещь — в их немецком заказнике почти так же, как в здешнем. Он нанялся работать туда после биофака университета, а теперь открывает свое дело, будет принимать охотников из России. А отцу поставляет стрелков оттуда. Вот такой контракт они и заключили. Она тоже съездит туда, обязательно.

Она поедет куда хочет. Потому что сама решает, на что тратить свою собственную жизнь. Она ни от кого не зависит, только от разума и желаний.

Желаний… А что сейчас она хотела бы больше всего? Ну вот положа руку на сердце, что? — приставала к себе с вопросом Ульяна.

Она знала, но боялась ответить. Она повернулась на живот в постели, уткнувшись в подушку лицом, и сказала себе:

— Чтобы он был здесь, со мной.

Может быть, это клюквенное вино Надюши берет свое и дурит голову? Боже, как он смотрел на нее, когда она гладила Трувера, ласкала его. Так, как будто он сам готов был подставить свою голову, положить ее туда, куда положил Трувер. Песик чувствовал ее дрожь и тоже дрожал, но от холода. Эти собаки постоянно дрожат, некоторые думают, что от агрессивности. Может быть, но не все. Не Трувер и не сегодня.

Ульяна не ошиблась нисколько, рисуя себе этого мужчину по голосу. Голос, особенно интонации, обмануть не может. Потому что они звуковое выражение сути натуры.

Она снова легла на спину и уставилась в потолок. Дика, разбуженная беспокойством хозяйки, встала с коврика и подошла к ней. Ульяна опустила руку и почувствовала мокрый собачий нос.

— Он тебе тоже понравился бы, — улыбнулась Ульяна. — Вы бы поняли друг друга.

Так что же, почему она не захотела продавать ему ружье? Она улыбнулась в темноте. Именно потому, что это ружье может попасть к нему в руки только вместе с ней. Или никак.

А здорово Сомыч подсуетился и ввернул про Лондон. Наверняка Купцов подумал, что она собирается выставить ружье на аукцион.

Но если это ружье ему нужно позарез, то что он предпримет в этом случае? Узнает про аукцион и поедет покупать его туда?

Она засмеялась, а Дика фыркнула, будто осуждала хозяйку. С какой стати она смеется ночами?

Без сна лежал и в своей ароматной постели — простыни пахли хвоей — Купцов. Стоило ему закрыть глаза, как он видел ее. Длинные ноги в черных лодочках — на самом деле, она не обманула его по телефону, у нее тридцать восьмой размер. У его первой жены был такой, и он, совсем молоденький муж, покупал ей туфли на свой вкус. Она покорно носила их, пока не призналась, что ей совсем не нравится та классика, которую он покупает. Ей нравились яркие, с бантиками, на огромных каблуках. Но это он узнал после, когда она вышла замуж за соседа по даче.

А какая фигура у этой женщины! Он застонал, почувствовав, как поднимается над ним простыня, и лег на бок. С ним творится что-то невозможное.

В гостинице было тихо, да этот теремок и гостиницей называть слишком банально. Это терем, с резными перилами, косяками, подоконниками. Какой-то умелец работал явно не только за деньги, а душу освобождал. Вот уж разошелся. А на тереме, на фронтоне, наяду усадил. Не с Ульяны ли Михайловны вырезал?

От шутливого вопроса у Романа внезапно испортилось настроение. Наяда-то какая грудастая и задастая. Чтобы ее ваять, нужно смотреть на натуру. Может быть, на самом деле то был влюбленный мужик?

«А тебе какое дело, Купцов? — поинтересовался он у себя. — Ты зачем приехал? Вот о том и думай!»

Он и думает, потому что Ульяна Михайловна заявила, что ружье — неотъемлемая часть ее самой.

Так, может, прямо сейчас, ночью, пойти да взять ружье вместе с Ульяной Михайловной? Ох, хулиган ты, хулиган, Купцов. Но, наверное, вся твоя порода такая. Почему его дед взял и спрятал номер счета в швейцарском банке на ружье? «Его искать — все равно что бриллианты в стульях», — вспомнил он любимое произведение мужчин, причем разных возрастов и разного круга. Как будто там про что-то написано такое, чего женщинам не уловить, сколько ни читай.