Его сестра погибла. И друг, каким бы он ни был, тоже. А остальные друзья ненавидят меня. Как мы справимся с этим?

Соболев сообщает, что нас ждёт Ренат, и все мысли до единой покидают голову. Мной овладевает страх. Не знаю, почему, но сейчас я боюсь Али больше, чем кого-либо. Игнат сжимает мою руку, почувствовав дрожь в пальцах. Подводит к своей машине, которая стоит через три ряда от машины Соболева, и открывает дверь. Я сажусь в кресло и чисто механически пристёгиваюсь. Пугливое сознание отмечает, что это больше не дорогой порш, а скромное авто среднего класса.

Игнат видит моё изумление и ведёт плечом. Лицо его становится отстранённым.

— Если бы не Соболев, я бы ходил пешком, — говорит он с деланным равнодушием.

— Отличная машина, — поспешно заверяю его, но он кривится от моих слов.

Садится за руль, мы покидаем парковку и выезжаем на трассу.

У меня нет с собой никаких вещей, потому что охранники не позволили мне их забрать. Я надела рабочую юбку и футболку Игната. Блузка осталась валяться в ванной. Но вещи сейчас волновали меня меньше всего. Мне хотелось говорить с парнем! Просто говорить, потому что я не имела такой возможности долгих три года.

— Что случилось с твоей машиной? — спрашиваю прямо, не желая ходить вокруг да около.

Игнат, пытаясь выдавить всю мощь из этой не слишком быстрой машины, задумчиво скребёт щёку, на секунду отрывается от дороги, бросив на меня короткий взгляд, а потом на его губах расцветает ухмылка.

— Ты как-то сказала, что мне всё досталось от родителей… Знаешь, это действительно так! Деньги, машина, громкая фамилия — отец дал мне всё! И всё отнял.

Потому что Вики не стало… Потому что угодил за решётку… Потому что опозорил…

Мне хочется знать, какой из пунктов послужил причиной такого пренебрежения к сыну. Однако вслух я этого не говорю. Ничего не говорю. Жду, что он сам мне расскажет.

— Вика должна была выйти замуж, — нехотя объясняет Игнат и морщится, когда говорит о сестре. — Отец продал её сыну своего партнёра. А я не уследил за сестрой, не считая того, что опозорил всю семью.

Боже…

Это звучит так, словно никто, кроме Игната, не оплакивал Вику. Словно его отца беспокоила только «честь» семьи. А про мать я даже спрашивать не хочу, потому что вижу, как эта тема больно царапает душу парня.

— Я хотел выбраться из-под гнёта отца. Хотел заниматься чем-то, что не было связано с семьёй Соколовых, и у меня появилась такая возможность, — спокойно продолжает Игнат.

Я вижу, что он просто убедил себя в этом. Что справится без семьи. Но знаю, что наверняка страдал…

— Тебе помог Кирилл? — спрашиваю робко.

— Да, — он кивает, бросает на меня быстрый взгляд, а потом смотрит вперёд. Прямо перед нами — мерседес Соболева. — Он тоже пострадал тогда, Лиз. Лишился доверия важных людей. Его бизнес дал значительный крен, но Кир умеет выживать. Сейчас он в полном порядке, как видишь.

Да, Соболев не выглядит несчастным. Надменным, уверенным в себе, эгоистичным… но не несчастным. Перед ним я виновата только в смерти друга, а вот Ренат может убить меня за то, что Вика погибла. Ведь он любил её.

— Зачем мы едем к Ренату? Зачем нужны эти разговоры? — робко спрашиваю, тревожно заламывая руки в ожидании ответа.

Игнат видит мою нервозность. Протянув руку, успокаивающе сжимает моё колено.

— Мне тоже надо поговорить с Али. Ведь мы расстались на плохой ноте. Его я тоже винил в смерти Вики, потому что он устроил поджог. И мне плевать, какими причинами он руководствовался, — грозно отчеканивает Игнат, но, посмотрев на моё испуганное лицо, сразу смягчается. — Сейчас я не собираюсь ругаться. Прошло сраных три года, и наша ненависть ни к чему не привела. Нам просто надо помириться, — подытоживает он с улыбкой.

На его щеке показывается ямочка, и у меня случается дежавю. Вспоминается, как он впервые вёз меня на машине, и я увидела эту ямочку на его щеке. Она была словно брешь на таком точёном, порой жёстком лице парня. Вспоминается, как я не могла отвести взгляда, как бы сильно себя не заставляла. И сейчас тоже не могу.

Игнат стал старше. Черты его лица немного заострились, словно показывая потери, которые пришлись на его сердце. Но этот парень не был для меня незнакомцем. Потому что три года я хранила в памяти его образ. Бежала от него без оглядки, мечтала больше никогда не встречаться, уговаривала себя забыть, но он нашёл меня. И я надеялась, что теперь не отпустит, потому что я не видела жизни без него.

Три года просто существовать, вновь и вновь переживая события того вечера — это не жизнь. И, пожалуй, Игнат прав — нам всем надо поговорить. И мне надо извиниться перед ними за то, что вызвала полицию и не сказала о родстве с Виктором Ивановичем. А также рассказать им, что Ян нашёл то, что искал…

Наши дни

Сокол

Али не захотел принимать нас в своём доме. Назначил встречу в кафе неподалёку, и теперь мы сидим за прямоугольным столом и напряжённо молчим.

Мы поссорились с ним сразу после нашего задержания. Особо не разговаривали на коротких встречах в СИЗО, потому что он не хотел признавать свою вину, обвиняя лишь Лизу. Глубоко внутри я понимал — так он закрывается, чтобы пережить потерю Вики. Ведь он любил её! Но она погибла и по его вине, чёрт возьми!

В упор смотрю на Рената, пытаясь понять, чего от него ждать. А он, не отрываясь, смотрит на мышку, чем изрядно нервирует. Потому что в его взгляде невозможно что-либо прочесть. Соболев потягивает эспрессо, на его губах играет довольная ухмылка, словно он вспомнил какую-то шутку. И это тоже меня нервирует.

Мы не самые идеальные друзья. Кто-то был избалован деньгами. Кто-то силой или популярностью. Однако других у меня всё равно нет. И несмотря на то, что чаще всего мы с трудом находим общий язык, всё равно стоим друг за друга. Кир помог мне, когда я всё потерял. Помог Ренату выйти досрочно. А вместе мы скопили для Али денег на первое время после отсидки. Правда, он не взял их. Упёртый баран…

Это первая наша встреча после того, как Ренат вышел. И ощущение такое, словно между нами пропасть.

— Хорошо, я начну, — вдруг не выдерживает нарастающее напряжение Лиза. — Меня, честно сказать, немного пугает это молчание, — она смотрит на меня в поисках поддержки, а потом снова поворачивается к Али. — Я жалею, что вызвала полицию. Правда! — говорит она уверенно. — Теперь я понимаю, что должна была это сделать после того, как вы покинете дом.

Али, сидящий всё это время расслабленно, вдруг подаётся вперёд и выставляет руки на стол. Я по инерции закрываю Лизу плечом и смотрю на друга предупреждающе. А он не обращает на меня никакого внимания.

— Тебе не за что извиняться, — говорит Лизе. — Это нам нужно извиняться. Мне…

Соболев почти давится кофе. А я не могу сдержать улыбку. Алиев никогда не извиняется!

— Ты всё сделала правильно, — он вновь откидывается на спинку стула, и его поза становится расслабленной, почти скучающей. Но напряжённые плечи выдают собранность. — Он твой дядя, и это нормально, что ты пыталась защитить его собственность. Разве ты так не считаешь? — этот вопрос он задаёт Киру.

Тот в недоумении отставляет чашку.

— К чему ты клонишь?

— К тому, что каждый из нас защищал бы своё, — отвечает Ренат. — А она и так слишком много сделала в тот вечер. Для Яна. И для нас. Так что ей не за что извиняться, — Али грозно смотрит на Соболева. — Хватит травить девочку!

Кир пожимает плечами и задумчиво скребёт щетинистую щёку. Конечно, для сохранения собственных средств он пошёл бы на многое. И должен понять Лизу. Она защищала своё.

— Вы так ничего и не поняли, — Лиза укоризненно качает головой. — Дело не в деньгах Виктора Ивановича, а в совести. Я жила в том доме, который вы рушили на глазах, — она с упрёком смотрит на Али, а потом честно признаётся: — Мне было страшно и стыдно, поэтому я вызвала полицию. Чтобы вы ушли! Я не думала, что всё зайдёт так далеко. Не думала, что провоцирую тебя на поджог… И не отрицаю, что смерть Вики на моих руках.