— Как и раздавать трофеи отряда, — кивнул я в ответ. — Впрочем, в данном случае, овчинка стоила выделки. Но впредь, Владимир Александрович…

— Ещё раз прошу прощения, — хмуро отозвался Гдовицкой. — Моя вина. Увлёкся. Больше не повторится.

— Вот и договорились, — поднявшись с кресла, заключил я, но, покосившись на угрюмого безопасника, всё же решил его немного успокоить. — Не переживайте, Владимир Александрович. Если бы я имел что-то против вашего решения, то постарался бы остановить. Уж раздачу трофеев, точно.

— И не засветился бы перед Добужским? — через силу улыбнулся Гдовицкой.

— Ну, в конце концов, имеет же молодой квартирмейстер право на истерику, когда кто-то разбазаривает собственность отряда? — я с улыбкой развёл руками, и Самурай тихо фыркнул, явно представив себе эту картинку.

Собственно, на этом наш разговор завершился, и я покинул кабинет безопасника, сжимая в кармане бумажку с небрежно изображённым на ней гербом Корибут. Творчество Добужского жгло руку, и я хотел как можно быстрее с ним разобраться.

Небрежно-то небрежно, но сам эфирный приём, применённый майором «Белого Орла» для создания этой картинки, меня заинтересовал, пожалуй, ничуть не меньше, чем суть изображения. Вытащив из кармана бумажку, я внимательно присмотрелся к рисунку. В червлёном поле золотой полумесяц, обращённый рогами вниз, под ним шестиконечная золотая звезда, а над полумесяцем — золотой крест с перекрещенными концами. Старый герб Ольгердовичей, увенчанный подбитой горностаем княжеской митрой, был мне знаком. Хорошо знаком, надо уточнить.

А вот Гдовицкому он явно неизвестен. Но тут нет ничего удивительного. Из рода Громовых Владимир Александрович ушёл ещё до того, как этот герб приобрёл определённую известность у хозяев Гром-завода. А вот если подсунуть нарисованную Добужским картинку Ольге, Жорику… или любому из наших техников, то они тут же его опознают и легко назовут фамилию владельца. Зря, что ли, вот уже второй год, как этот герб красуется на большей части деталей «Гусаров» и тех же «Мавров»? А вот уже на произнесённую фамилию, Владимир Александрович точно сделает стойку. В конце концов, отличие-то в одной-единственной букве.

Случайное совпадение? Не верю я в такие случайности. Но память следует освежить. И именно поэтому, добравшись до собственного кабинета, я тут же рухнул в кресло за рабочим столом и развернул экран вычислителя.

Поиски были недолгими… и удачными. Спустя каких-то полчаса, я откинулся на спинку кресла и уставился на страницу инфора, с которого на меня пялилась знакомая в своей надменности физиономия Авдея Томилина. Старый козёл всё же добился своего и пролез в ряды старой польской аристократии.

Некогда изгнанный из рода, бежавший из России в Польшу, и там же принявший католичество для женитьбы на дочери «нового магната», то есть, по меркам шляхты, безродного выскочки Збигнева Вышневецкого, владевшего единственным в Польше производством тактических комплексов, он пережил не только собственного сына Романа, смерти которого я лично поспособствовал, но, судя по данной статье, и своего любимого тестя. После чего, — вот неожиданность-то! — Корибут-Вишневецкие, прежде не желавшие признавать никакого родства с «выскочками, смеющими претендовать на их древнюю фамилию», сменили гнев на милость и приняли Авдея с супругой и их тремя детьми, под крыло своего рода. Вместе с заводами, разумеется.

Теперь, официально, нет ни беглого изгнанника Томилина, ни зятя магната Вышневецкого, есть лишь княжич Авдей Корибут-Вишневецкий с семьёй и присными. Потерянная ранее, но вновь обретённая ветвь древнего рода Ольгердовичей, вот так… Ну-ну.

С одной стороны, целеустремлённость старика поражала, с другой же… именно из-за этой его черты характера, оставлять за спиной такого врага не следует. А в том, что сей господин мне враг, сомнений нет никаких, иначе Добужского с его «Белым Орлом» тут и в помине не было. Вопрос лишь в одном, что это было: месть за убитого мною сына Авдея, или нынешняя деятельность «Гремлинов», благодаря которой, относительно небольшое производство тактиков, теперь уже принадлежащее Корибут-Вишневецким, лишается некоторой доли прибыли?

Честно говоря, мне очень хочется надеяться, что нападение Добужского с его отрядом — это, всё же, форма конкурентной борьбы, как её понимают гоноровые ляхи. Потому как в противном случае, придётся сделать вывод, что у Громовых где-то неслабо «течёт». Ну да, а кто ещё мог слить панам информацию о настоящем убийце неудавшегося ухажёра Лины, Романа свет Авдеевича Вышневецкого, и его, то бишь, моём нынешнем местонахождении и статусе?!

Хотя-а… есть ведь ещё и третий вариант, по сравнению с которым утечка от Громовых покажется просто мелкой досадной неприятностью. Если Гдовицкой прав и в позапрошлом году за действиями «Белого Орла» стояли всё те же Корибут-Вишневецкие, возможно они каким-то образом прознали об истинных причинах провала похищения боярских дочек? Вот это будет полный швах! Тут уже не боярскими войнушками пахнет. Это, чёрт возьми, совсем другой уровень.

Стоило мне подумать о такой возможности, как в голову тут же полезли воспоминания о не таком уже давнем нашем «учебно-полевом» выходе, когда «Гремлины» волей-неволей поучаствовали не только в уничтожении сети работорговцев, но и освободили десяток будущих рабынь. Одарённых, дьявол бы всё побрал, рабынь! Звенья одной цепи?! Чур меня.

Нет, так дело не пойдёт. Я чуть поколебался, но, вспомнив, что никаких обещаний пока никому не давал, решительно связался со своим будущим тестем.

— Доброго дня, Валентин Эдуардович, — проговорил я, едва картинка на экране посветлела.

— Здравствуй, Кирилл, — степенно кивнул Бестужев и, окинув меня внимательным взглядом, явственно насторожился. — У тебя что-то серьёзное и срочное?

— Пока не знаю, — почти честно ответил я. — Серьёзное, может быть. Срочное? Время терпит.

— Хм, тогда… я свяжусь с тобой, как освобожусь. Минут через десять, пятнадцать.

Экран коммуникатора потемнел, и я, поднявшись из-за стола, подошёл к забранному тяжёлой бронестворкой окну. Короткое нажатие на клавишу, и стальные пластины, словно нехотя, поползли в стороны, открывая вид на всё ещё несколько захламлённый после боя двор базы. Сигарета будто сама собой прыгнула в руку. Пальцы привычно щёлкнули, выдавая небольшой огонёк, и автоматически заработавшая вытяжка сердито загудела, втягивая в себя тонкие завитки поднимающегося вверх дыма.

От разрывающих голову не самых радостных мыслей, меня спас звонок наконец освободившегося Бестужева. Со всем вниманием выслушав новости и все мои домыслы, Валентин Эдуардович немного помолчал, после чего неожиданно усмехнулся.

— Взрослеешь, Кирилл, — прогудел он, и я опешил. А Бестужев, словно не обратив внимания на мою реакцию, продолжил: — Раньше, ты бы уже рванул наказывать всех причастных, а теперь вот, советуешься… Отрадно видеть.

— Валентин Эдуардович! — воскликнул я, но договорить не успел. Бестужев перебил.

— Ладно-ладно, не кипятись, — махнул тот рукой, но моментально посерьёзнел. — Добужского передашь моим людям…

— Не выйдет, Гдовицкой уже обещал ему свободу, — вздохнул я.

— Твою… — цыкнул зубом Валентин Эдуардович и протянул совершенно непередаваемым тоном. — Ну, Самура-ай…

Если взятые в плен наёмники «Белого орла» считали, что смогут бездельничать, пребывая у нас в гостях, то они глубоко ошиблись. Стоило нам договориться с Добужским об условиях выкупа, как люди Толстого тут же припахали пленников к наведению порядка на базе. И дело пошло.

На ликвидацию всех последствий скоротечного боя, ушло всего два дня, что немудрено, учитывая количество бесплатной рабочей силы, появившейся в нашем распоряжении. И надо сказать, пленники даже не думали роптать на такое… непрофильное использование их умений и талантов, особенно после того, как командир довёл до них суть наших договорённостей. Так что, и копали пленнички без ворчания, и мусор таскали, и секции ограждения меняли без споров и недовольства. За что, утром третьего дня и были отпущены на свободу.