— Идём вниз, Лёня. С минуты на минуту гости подъезжать начнут, а батюшка твой в Приказе задерживается. Так что, будешь встречать их вместо него, — проговорила Раиса, направляясь к выходу.

— Гости? У нас пир намечается, что ли? — нахмурился Леонид и окинул свой костюм совсем иным взглядом. Ну да, с чего бы ещё слугам пришло в голову подготовить для него представительский френч!

— Не пир, приём. Малый, — уточнила мачеха, задержавшись на пороге. — Совсем тебе любовь голову вскружила. Неужто и впрямь не видел, как слуги дом готовили? Тут же уже три дня дым коромыслом!

— Э-э… — Леонид с удивлением вспомнил, что в последнее время в доме действительно было как-то слишком шумно и суетно, но в своём нервном состоянии он просто не обращал на происходящее вокруг никакого внимания. Осознание такого неприглядного факта Лёню обескуражило. И это сын дипломата, для которого внимательность — такое же оружие, как красноречие?! Позорище.

— Счастливец, — улыбнулась мачеха, абсолютно правильно поняв ступор пасынка. — Идём уже, времени почти не осталось!

Леонид бросил ещё один взгляд на своё отражение в зеркале, поправил воротник-стойку и, одёрнув полы френча, сверкнувшего золотом крестов на чёрных щитах[30] гербовых пуговиц, решительно шагнул к выходу из покоев. Встречать гостей нужно на пороге, и не дай бог опоздать. Пусть сейчас к таким нюансам древнего этикета относятся куда проще, чем ещё век назад. Пусть такой конфуз уже не считается тяжким оскорблением и поводом для местнических споров, из-за которого может начаться долгая межродовая вражда, но охладить отношения между боярскими домами до арктических температур он ещё вполне способен… как, впрочем, и любое другое проявление неуважения, оказанное нерадивым хозяином дома доброму гостю.

Первыми к московскому особняку Бестужевых, по праву считающемуся одним из красивейших зданий первой четверти прошлого века, подъехал тяжёлый бронированный вездеход с пустыми алыми флажками[31] на крыльях. Леонид даже не успел начать гадать, кто из служилых людей пожаловал в гости, как из пассажирского салона угловатого авто выбрался Кирилл. Один. Ну, Ольги, понятное дело, с ним сейчас и быть не может. Пусть она ему невеста и ученица, но приводить её в качестве гостьи в дом родителей — это уже перебор. Но Мария-то где?! Отец говорил…

Бестужев тряхнул головой, прогоняя несвоевременные мысли, и окинул взглядом поднимающегося по широкой лестнице друга. Какая-то деталь в наряде Николаева зацепила сознание Леонида, заставив того внимательнее присмотреться к гостю. Расстёгнутое пальто? Так в машине иначе и свариться можно. Нет, пальто обычное, тёмно-серое с чёрным воротником из кротового меха. Френч… почти такой же, как у самого Леонида, только угольно-серый, да обсидиановый кабошон гранда, сменивший звезду мастера Эфира под воротником-стойкой притягивает взгляд. Стоп!

Ветер шевельнул полы расстёгнутого пальто, и на груди Кирилла тускло мелькнул какой-то знак.

— Ну, здравствуй, Лёня, — Николаев не стал чиниться, изображая великосветские манеры, и без затей облапил друга.

— Отпусти, медведь! — прохрипел тот, на что Кирилл только рассмеялся.

— На себя посмотри! Скоро все косяки в доме плечами посшибаешь, — отозвался Николаев, тем не менее, отстраняясь от Леонида. — Вымахал орясина орясиной. Как, слуги ещё с батюшкой не путают?

— И ты туда же, — вздохнул Лёня. Повёл плечами, покрутил головой, проверяя, не сломал ли ему чего бывший однокашник на радостях и, убедившись, что всё в порядке, бесцеремонно схватил Кирилла за лацкан пальто. — Ну-ка, показывай, что за висюльку отхватил!

— Эй-эй, повежливее! Не о бабской цацке говоришь! — вздёрнул нос Кирилл, принимая деланно чванный вид.

Леонид хохотнул, но уже в следующую секунду улыбка сбежала с его лица.

— Ох ты ж, — протянул Бестужев и, непечатно выразившись, в неверии провёл пальцем по четырёхцветной колодке неброского серебряного восьмиконечного креста в белой эмали. — Мне кажется, или жизнь в приграничье действительно веселее, чем можно представить по вашим куцым рассказам?

— Кажется-кажется, — покивал Кирилл. — Вот приедешь на Апецку, сам убедишься.

— Значит, — Леонид отвлёкся от разглядывания орденского знака, — ты всё же решил заняться моим обучением?

— Я обещал, — пожал плечами Николаев и, усмехнувшись, договорил: — к тому же, Ольга донесла, что Мария обещала устроить бабий бунт в отряде, если я вернусь в воеводство без тебя. А это, брат, такая вещь, по сравнению с которой знаменитый русский бунт, который «бессмысленный и беспощадный», покажется дракой детишек в песочнице. За красивый совочек, ага.

— Издеваешься, — констатировал Бестужев, но заметив снисходительно-сочувствующий взгляд друга, осёкся. Да не, Маша же умница и прелесть. Какой бунт? Нет, точно, издевается Николаев. Или… Леонид тряхнул головой и уставился на собеседника. — Так, прекращай компостировать мне мозги и уводить разговор в сторону. Откуда награда?!

— От капитула Ордена Святого Ильи, — пожал плечами Кирилл, и Лёня чуть не зарычал. Очевидно, заметив что-то во взгляде друга, Николаев всё же соизволил объясниться. — Ладно-ладно, расскажу, только коротко, а то вон уже очередной рыдван с гостями на подходе. Мы поучаствовали в операции по уничтожению сети работорговцев, освободили несколько одарённых рабов и доставили их в Россию. Вот по совокупности заслуг нам и пожаловали знак ордена.

— Мы… это? — прищурился Бестужев, краем глаза поглядывая в сторону выруливающего на подъездную дорожку лимузина.

— Отряд «Гремлины» в полном составе, — кивнул Кирилл, подтверждая подозрения друга. — Да, Маша тоже. Рад?

— Безумно, — улыбнулся Леонид, ничуть не покривив душой. Конечно, знак — это не сам орден, но много ли семнадцатилетних мальчишек и девчонок могут похвастать таким достижением? К тому же, учитывая нынешнее положение Вербицких в обществе, наличие у Машеньки боевой награды разом заткнёт большую часть старых вотчинников, радеющих о замшелых традициях и «невместности» серьёзных отношений между боярским отпрыском и дочерью простолю… простите, государева человека, разумеется. С-старпёры, чтоб их!

Тряхнув задумавшегося друга, Кирилл ему подмигнул и устремился в дом. Вовремя, новые визитёры уже поднимались по ступеням.

Гости прибывали один за другим, и было их немало, так что вскоре пришлось отправлять их шикарные лимузины на арендованную, как всегда в подобных случаях, платную стоянку в паре кварталов от дома. Иначе, уже через полчаса в небольшом дворе московского особняка Бестужевых стало бы не протиснуться даже на своих двоих.

Мачеха говорила, что приём «малый», но, приветствуя очередных гостей, Леонид уже начал в этом сомневаться. Конечно, это не пир, где и за тысячу приглашённых бывает, но полторы сотни гостей для малого приёма — это как-то многовато. И ведь не просто родственники собрались. Нет, были и они, и дети боярские от рода Бестужевых, но основная часть приглашённых представляла собой натуральный калейдоскоп. Тут и государевы люди — военные, статские… в разных чинах и званиях. И бояре — служилые, вотчинные, опричные. Болховы и Рюмины, Мстиславские и Вяземские, Куракины, Захарьины, Шуйские, Гюрятины, Посадские… московские, новгородские, ливадийские. Весь цвет русского света. Даже казачью старшину занесло на приём, устроенный боярином Бестужевым. Вон как косятся друг на друга «черкассцы» с «хортицкими», подъехавшие сразу друг за другом. Интересно, что ж батюшка-то задумал? Зачем такое собрание организовал?

Поприветствовав вновь прибывших, Леонид выжидающе глянул в сторону пока пустой подъездной дорожки, но беззвучно появившийся рядом управляющий отвлёк его внимание на себя.

— Все приглашённые прибыли, Леонид Валентинович, — тихо произнёс он. — Идёмте в дом, пока совсем не продрогли, боярич.

— Спасибо, Сергей Львович, — улыбнулся старому управляющему тот и, передёрнув плечами, сбросил почти выдохшийся согревающий конструкт, подсмотренный когда-то у Кирилла. — А что отец, не звонил?