– Гойда-а-а-а-а!!!

Я закричал издали, отвлекая на себя внимание лисовика, и тот, изменившись в лице (один остался!), поспешно обратил коня в мою сторону. Оглушительно гикнув и напугав отпрянувшую в сторону кобылу рейтара, последний из воров яростно ругнулся, устремившись мне навстречу.

– Пся крев!!!

Но, только сорвавшись на галоп, лях неестественно выпрямился в седле, выпучив глаза и заметно побледнев. На гладко выбритый едва ли не до синевы подбородок побежали струйки крови, испачкав пшеничного цвета густые усы… Мгновение спустя глаза вора закатились, и он буквально рухнул на холку коня!

А я с изумлением увидел палаш, торчащий из спины поляка, и перевел взгляд на столь же изумленного немца, замершего верхом на Стрекозе в доброй дюжине шагов позади лисовчика… Подскакав к товарищу поближе, я обратился к нему, не пытаясь скрыть восторг в голосе:

– Ты что же, метнул палаш?!

Себастьян, округлив глаза, с не меньшим восторгом откликнулся:

– Да! Ты представляешь?! По наитию! Перехватил за незаточенную сторону клинка, поближе к рукояти, чуть наклонив к земле, и метнул в спину, словно дротик, надеясь, что хоть конский круп достану – а оно видишь как… Еще не успел тогда лях отскакать, шагов пять между нами было – но все равно ведь не ожидал я такого успеха!!!

Я не смог сдержать одобрительного смешка:

– Да уж вижу! И стреляешь отлично, и палаши метаешь… Может, тебе к нам в стрельцы, фон Ронин?! У тебя дар от Бога!

– Себастьян!!! – Голос пришел издалека.

Я осоловело огляделся вокруг. Слева нетерпеливо бьет копытом вороной жеребец. Справа море накатывает на песчаный берег…

А рядом исступленно рубятся всадники!

Неужели вновь Ньивпорт…

– Себастьян, твою за ногу! Пока ты отдыхал на песочке, проклятые испанцы практически прорвались! – Голос командира зазвучал уже намного громче, но слова его тонут в шуме боя.

Я схватился за луки седла, упершись носком левой в стремя. Тело заученно забросило меня на коня… А в следующий миг я едва успел уклониться от палаша пышноусого испанца, распластавшись на холке жеребца!

Выхваченный левой рукой третий пистоль изверг заряд порохового пламени и крупную свинцовую пулю прямо в лицо противника. Тем самым спасая меня от повторного удара палаша и дав время выхватить собственный клинок…

Надо же, все еще живой! И даже бургиньот остался на голове после недавней встречи с тяжелой испанской шпагой, более походящей на узкий меч… Не иначе, ремешок под подбородком его и удержал.

– Стоим, рейтары, стоим!!!

Командир, чье лицо заливает кровь из широкого пореза на лбу, остервенело рубит рейтшвертом, не отстают от него и прочие рейтары. Наша конница давит и шаг за шагом продвигается вперед. Словно пикинерский строй!

Пехота бьется неподалеку. Прославленные испанские терции против голландских рекрутов Оранского! Тела павших ложатся друг на друга, создавая между сражающимися жуткий вал мертвецов… Все это я успел разглядеть мельком, быстро оглянувшись по сторонам.

А потом стало уже не до созерцаний…

Мне едва удалось парировать прямой укол очередного противника, направленный мне в лицо – только лязгнула сталь скрестившихся клинков! Но, уведя вправо острие палаша, скользнувшего по лезвию рейтшверта, я тут же подался вперед, и размашистым ударом перехваченного за ствол пистоля впечатал «яблоко» рукояти в вооруженную кисть испанца! Противник вскрикнул от боли, невольно выпустив из пальцев рукоять клинка, а мгновение спустя захрипел, пропустив встречный укол в горло.

Увидеть, как падает испанец, я не успел. Плечо чувствительно дернуло, словно от крепкого удара, но пуля прошла по касательной, и кираса уберегла от раны.

В этот раз…

Да чтоб Мориц провалился!

Определить, откуда прилетела пуля, невозможно – хаотичная схватка заполнила все обозримое пространство вокруг, смешав ряды сражающихся; строй сохранили только давящие друг друга пикинеры. Прибрежный песок под ногами пропитался кровью…

А ведь кажется, что решающий бой начался совсем недавно! Конечно, это заблуждение, но действительно, когда сошлись главные силы противоборствующих сторон, сражение в считаные минуты переродилось в ожесточенную, остервенелую рубку. В которую без всяких сантиментов бросили и нас с Лермонтом, поставив в рейтарский строй!

Что поделать, наемников никто жалеть не станет. Раз выжили в схватке на переправе у Лессингена, извольте отрабатывать деньги, которые вам платит наниматель…

Бой начался с перестрелки авангардов. Аркебузиры выпускали друг в друга сотни зарядов, погибая десятками… Но принц Мориц Оранский – хороший тактик, думающий наперед. И, принимая бой на берегу моря, он прикрыл нас корабельными пушками флота Соединенных провинций! Испанцы несколько раз пытались спуститься с дюн, но в первый раз шквальный огонь линейных кораблей не позволил им продвинуться сколько-нибудь далеко. А во второй попытке врага сам Господь пришел нам на помощь, послав прилив! И эрцгерцог Альбрехт, испанский правитель Нижних земель, был вынужден отступить!

И вот когда испанские терции повернули назад, Мориц бросил кавалерию и пехоту авангарда вслед врагу, положив начало ближней схватке около трех часов дня…

Грохот стоит страшный! Артиллерия Оранского все еще долбит головную терцию, ее же атаковала наша кавалерия и первая линия пикинеров. Неудачно! Испанская терция не просто так прославилась по всему миру своим мужеством и стойкостью… Наш авангард увяз, а на помощь испанцам пришли солдаты второй терции. В свою очередь Оранский также ввел в бой вторую линию – отступать принц не собирается!

Вскоре к двум бьющимся терциям Альбрехта присоединилась третья. Голландские рекруты, сражаясь с ожесточением, неведомым германским ландскнехтам, умирают на месте, не отступив и шагу назад… А вот наших всадников, потерявших разгон и натиск и разрядивших все пистоли, испанские пикинеры просто истребляют! Еще чуть-чуть, и конница авангарда побежит; кровь течет с дюн ручьями, щедро пропитывая песок…

Наконец испанцы атаковали кавалерией левый фланг Оранского, уверенно переламывая ход битвы в свою пользу… Но мы упорно деремся, пусть и держась из последних сил!

…Острое предчувствие опасности словно обожгло спину! Рефлекторно я вжал голову в плечи, одновременно подавшись вперед. А в следующий миг на затылок словно полено обрушилось – и в глазах потемнело от боли… Однако, скользнув по гребню бургиньота, вражеский клинок не прорубил сталь шлема, выйдя неточным из-за моего рывка. Не дожидаясь второго удара, я пришпорил коня, посылая его вперед, и тут же натянул поводья, разворачивая скакуна навстречу противнику. Тот устремился вдогонку, занеся палаш над головой для повторного рубящего удара, и я воспользовался оплошностью испанца, выбросив вперед руку с рейтшвертом в длинном выпаде! Острие клинка впилось в лицо врага… А рядом пал под копыта лошадей соратник сраженного мной испанца, убитый пулей солдат Соединенных провинций.

Ненавижу рубку!

– Держитесь, рейтары! Подкрепление на подходе! – Командиру все-таки удалось перекричать шум боя.

Обернувшись назад, я действительно увидел всадников Оранского, численностью не менее двух корнетов. Обогнув нас по широкой дуге, они дали залп в упор, после чего на разгоне врубились во фланг испанцам, смешавшимся под свинцовым ливнем!

Обескураженный враг подался назад, ослабив напор на горстку уцелевших рейтаров. Не теряя времени, я принялся быстро перезаряжать пистоли, памятуя, как изменчива фортуна в бою…

– Себастьян, ты как? – Лермонт, пропавший в бою из поля зрения, поравнялся со мной, участливо заглянув в глаза.

Подавив невольный смешок, я продолжил сноровисто забивать пулю шомполом в ствол пистоля.