Я аж поперхнулся, с изумлением воззрев на князя, а немец и вовсе замер столбом, не в силах выговорить ни слова! Потому задать возникший у нас обоих вопрос пришлось мне:

– Княже, но позволь, зачем мне отправляться вместе с иноземцем к старцу? Мне не нужны его рейтары, достаточно будет малого отряда детей боярских. Или даже десятка-другого моих стрельцов, коих я посажу на коней!

Михаил Васильевич, однако, отрицательно мотнул головой:

– Нет, Тимофей Егорьевич, вы отправитесь вдвоем. По округе рыщет множество разъездов вражеских из черкасов и прочих воровских казаков, малые отряды воров, отделившихся от тушинского лагеря или же действующих по указанию Сапеги. Отправлю я под Ростов пусть даже всю твою сотню и всех рейтар ротмистра – как наемников, так и детей боярских, – и вас вскоре обнаружат, а после перехватят. Более крупный отряд гетман также не упустит, просто выделит против него еще большее войско, а мне сейчас даже полусотню стрельцов никак нельзя терять! Зато вдвоем, да с резвыми скакунами, да с заводными, вы сможете оторваться от любого преследования. И при этом пара всадников не вызовет ничьего подозрения и пристального внимания. Фон Ронин спрячет под кафтан иль стеганку свою кирасу, ты сменишь стрелецкий наряд на казачий – и вот уже два ничем не примечательных вора из тушинского лагеря! Мало таких по округе бродит?!

Я замолчал, не зная, что и ответить Михаилу Васильевичу, но тут, основательно прочистив горло, слово взял немец:

– Позволь, князь, спросить – почему я? Спутником Тимофея может стать любой из твоих воинов, кто-то из его соратников! Какая нужда меня, лютеранина, отправлять к затворнику-ортодоксу?!

В общем-то, этот вопрос назрел и у меня, но Скопин-Шуйский лишь усмехнулся в ответ на слова рейтара:

– Себастьян, можешь считать, что это Божья воля. Веришь или нет, сегодня утром молился Царице Небесной, прося вразумить меня, как, кого и в каком числе отправить за благословением к старцу Иринарху. И сразу после молитвы вспомнил я про удалого стрельца по прозвищу Орел, а как только я задумался, кого ему в товарищи дать, так зашел ко мне полковник Зомме. Говорили мы о подготовке пикинеров, а между делом Христиер отметил тебя, как человека чрезвычайно честного, толкового, смелого и чисто говорящего на нашем языке… И подумал я, что такой человек мне нужен не наемником, а на царской службе. Съезди к старцу, Себастиан, пообщайся с ним, помоги Тимофею взять благословение, а уж наградой я тебя не обижу.

Тут князь неожиданно ехидно усмехнулся, после чего с легкой подковыркой спросил у ротмистра, страдальчески зажмурившегося при упоминании разговора с полковником Зомме:

– Али испугался ты, фон Ронин?

Немец широко распахнул глаза, после чего с жаром ответил:

– Нет! Но…

Однако Михаил Васильевич тут же оборвал иноземца, жестко, с прорезавшимся в голосе металлом рыкнув на Себастиана:

– А коли ты не боишься, господин ротмистр, то я отдал тебе приказ!

После чего Скопин-Шуйский продолжил уже спокойнее, но таким ледяным тоном, что у меня аж мурашки побежали по спине:

– Если тебе показалось, что я просил, то ты ошибся, фон Ронин. Так что, если струсил, возвращайся к Делагарди и жди, когда придет плата для всех наемников. А то и вовсе убирайся в Дортмунд… Ежели нет, приказ ты получил.

Мне даже стало жалко рейтара – он покраснел так, как не краснеют девицы в первую брачную ночь.

И даже, как кажется, задрожал, но только не от страха, а едва сдерживаемого возмущения… Однако сорваться себе он не позволил и после непродолжительного молчания лишь коротко поклонился и с достоинством ответил:

– Приказ есть приказ, князь. Я сделаю все, чтобы помочь Тимофею добраться до старца и вернуться в лагерь с благословением.

Михаил Васильевич вновь широко улыбнулся:

– Что же, вот это речь, которую мне любо слышать! Возвращайтесь к своим людям, поскорее сдавайте дела верным соратникам и готовьтесь к выходу. Лошадьми, оружием, одеждой я вас обеспечу – выступить вы должны засветло.

Князь сдержал обещание, снабдив нас легконогими степными кобылами: мне, к примеру, досталась пегая, молодая лошадка с огромными жалостливыми глазами, чей ласковый и одновременно с тем укорительный взор тут же порождает желание подкормить животное. Лошадка носит совершенно несерьезное имя Стрекоза, зато она очень крепкая, с лоснящейся шерстью – ладное, молодое и здоровое животное. Под стать ей и заводная серая кобыла по имени Липовка. Уж не знаю, чем московиты руководствуются при выборе кличек для лошадей… А вот Хунда мне пришлось оставить в лагере, на попечение Лермонта. Все-таки мой рейтарский жеребец выделяется статью и мощью, а потому может стать причиной столкновения с мародерами, возжелавшими забрать коня. Кроме того, крепкий, в самой силе скакун и молодые кобылы – не лучшая компания для тех, кто надеется пройти незамеченными! Ибо игрища между лошадьми в данном случае неизбежны.

Другая причина возможного столкновения – это рейтарские пистоли с колесцовыми замками. Однако с этим я ничего не могу поделать – пистоли есть мое главное оружие. Взамен утерянных при последнем штурме Твери мне выдали два пусть немного потертых, но вполне себе рабочих самопала (как их еще называют некоторые московиты), и что удачно, оба с обитыми железом «яблоками» на рукоятях. Взял я и подарок отца… А вот стрелец, которому также предложили пистоли, от них наотрез отказался – «заряжать долго, стреляют недалеко». Не имея возможности взять с собой громоздкую фитильную аркебузу, мой будущий спутник попросил князя о составном луке, присовокупив что-то про «отцовскую науку».

Ну что же, каждому свое.

Обиднее всего было расстаться с рейтшвертом и привычным мне одеянием, но немец и путешествующий с ним на пару воровской казак, составляют слишком приметную и необычную пару. А потому пришлось мне вырядиться в польский кафтан и шаровары, благо что некоторые шляхтичи наряду с тщательным выскабливанием подбородков могут оставить и небольшую поросль. Короче, могу сойти за своего, пока не начнется разговор с ляхами, а вот последнего лучше не допускать… Ну и, конечно, шляхтич с рейтарским мечом выглядел бы нелепо. А потому пришлось мне взять трофейный польский палаш с полуоткрытым эфесом.

Но это и неплохо – по большому счету, рубить палашом куда сподручнее, чем рейтшвертом, за счет легкого изгиба клинка на рукояти. Но и фехтовать им, как прямым клинком, также возможно. Другое дело, что палаш заметно тяжелее любой шпаги, но, в конце концов, рубку я так и так не люблю, больше полагаясь на верные пистоли.

Бургиньот, вороненую кирасу и прочие элементы брони черного рейтара также пришлось оставить – увы! Взамен по просьбе Тимофея мы получили панцири-калантари – кольчуги с несколькими металлическими пластинами-вставками на животе и груди, не мешающими свернуть и спрятать такую броню в седельную сумку. Кроме того, облачиться в нее не составляет большого труда – достаточно натянуть через голову! К калантарям добавились мисюрки – совершенно татарские кольчужные шлемы с небольшой сферической вставкой, закрывающей темя и затылок. Главное их преимущество – относительная легкость и удобство в перевозке: также можно свернуть. Ах да, мисюрки вполне себе распространены и в Московии, и в Речи Посполитой; встречаются у литовских шляхтичей и калантари.

Впрочем, я очень надеюсь, что броня нам ни разу не пригодится. Как и охранные грамоты, выданные князем на случай, если нас перехватят союзники! С другой стороны, если действительно перехватят, хорошо бы, чтобы пригодились. А то порубают, а уж после спросят, кто такие…

Тимофей Орлов оказался не таким уж и угрюмым московитом, как мне могло показаться ранее. Конечно, разросшаяся русая борода, в которой попадаются и светлые, и рыжие волосы, да неухоженные вихры на голове – все это создает общее впечатление глубокой дремучести моего спутника. А грубая льняная рубаха, распахнутая на волосатой груди, да простые шаровары, перепоясанные кушаком, делают его действительно неотличимым от воровских казаков… Однако достаточно посмотреть в живые, проницательные серые глаза с легким зеленым отливом, чтобы понять – стрелец далеко не прост и не глуп. У сотника, кстати, вообще-то довольно правильные черты лица, хоть и нос, на мой взгляд, несколько крупноват, а еще Орел оказался вполне себе занятным собеседником, пусть и излишне искренним на мой взгляд и немного наивным.