Кстати, после этого сражения Скопин-Шуйский, сделавший для себя выводы, регулярно использовал в полевых сражениях различные «острожки». Прежде всего, противоконные рогатки против крылатых польских гусар… Но мог подготовиться и серьезнее, располагая временем, что позволило одержать ему несколько важных побед.

После поражения Дмитрия Шуйского под Болховом и началом осады Москвы Михаил вернулся в столицу и какое-то время принимал активное участие в очередной обороне. А затем с горсткой всадников отправился на север, встречать шведских наемников под командованием Якоба Делагарди, рискуя быть перехваченным разбредшимися по стране тушинцами… В Новгороде князю пришлось переждать осаду крупного отряда пана Керножицкого, но последний отступил, когда у Михаила собралось значительное число ратников русского севера.

Затем, уже объединенным русско-шведским войском (последнее было представлено наемниками со всей Европы), Скопин-Шуйский выступил на Москву. В двух стычках его воеводы последовательно разбили поляков и воровских казаков под Торопцом и Торжком, и, наконец, юный полководец сразился с сильным войском Александра Зборовского под Тверью…

Собственно, часть этого сражения увидел Стас, часть увидел я.

Так вот, полевое сражение днем Михаил если не проиграл, то уж точно не выиграл: левый фланг из немецких и французских всадников не выдержал тарана поляков и бежал, а из-за сильного дождя мушкетеры, стрельцы и рейтары не смогли стрелять. Зато крылатые гусары показали всю свою мощь во время таранного копейного удара и последующей рубки! Но Скопин-Шуйский продемонстрировал удивительное самообладание, крепость духа и необычайную волю к победе: он решился на ночной штурм вражеского лагеря (начавшийся перед рассветом), что в XVII веке сопровождалось огромным риском!

И ведь вырвал же победу из лап уже празднующего успех врага!

…Завибрировавший телефон заставил меня отвлечься от размышлений. Увидев на экране номер Стаса, я весь аж подобрался и принял вызов, неожиданно для себя сильно разволновавшись.

– Андрюха, он жив! Жив, слышишь?! Я днем прилег подремать, только сейчас встал! Себастьян выжил во время штурма, я все увидел!!!

В первый раз в своей жизни я почувствовал столь острую зависть… И сильное желание наконец-то лечь спать!

…Виктория, едва касаясь пальцами моей спины, легонько погладила «памятные» отметины:

– Боже, Себастьян! Откуда эти шрамы?! Они отвратительно ужасны и прекрасны одновременно! Тебя словно птица Рух когтем задела!

Я нехотя разлепил глаза, после чего, поймав взгляд возлюбленной, притянул девушку к себе:

– Скажи спасибо, что плащ и добротный дублет защитили меня от стали. Иначе мы бы сейчас не разговаривали…

Красотка ехидно прищурилась.

– Я отчетливо помню, как ты говорил, что работа плевая и тебе ничего не грозит!

– Ну кто знал, что именно на моего лорда устроят охоту. Пришлось прикрыть его спиной…

Схватка на лондонских улицах была короткой и яростной. Когда двое убийц уже были повержены, я краем глаза успел заметить занесенный над сэром Альбертом клинок.

Тело среагировало быстрее здравого смысла…

– Одна твоя спина не стоит всех тех денег, что тебе платят.

– Верно подмечено… Но тогда я бы не привез тебе этот прекрасный гребешок! – Я извлек из шелкового мешочка изящный гребень с резной рукояткой.

Девушка улыбнулась:

– Ты верен себе, фон Ронин. Но для тебя я тоже кое-что приготовила. Покажу позже. Так что праздник! – Виктория отсалютовала бокалом с терпким красным вином.

Настала моя очередь улыбаться.

– Мой главный подарок – это ты, птичка моя, – я поцеловал ее в плечо.

– Мой отец бы с тобой поспорил, – девушка помрачнела.

– Что такое?

– Он опять настаивает на моем замужестве. Говорит, что плохо себя чувствует и хочет уйти на покой. Но я только неделю назад видела, как он держал нагруженную телегу, пока ей меняли колесо! И улыбался равно как ты сейчас, фон Ронин. И он еще пытается меня обманывать… Представляешь?!

Я рассмеялся.

– Однажды я вернусь, и все у нас будет хорошо.

– Не надо возвращаться, Себастьян. Нужно просто остаться. Я молюсь об этом каждый день!

– Скоплю побольше денег и смогу без стыда просить твоей руки.

– Просто. Остаться! Это не так сложно!

– Но все же сложнее, чем кажется.

– Куда в этот раз? – Моя Вики умна и догадлива. Иногда кажется, что она читает мои мысли…

– В Швецию. Хочу завершить карьеру громкими победами, да и платят очень хорошо.

– Но и убить могут значительно быстрее. Да?!

Я неопределенно пожал плечами. Тут же в меня врезалась подушка.

– Ты совсем не бережешь мое сердце, Себастьян!

– Птичка моя, ты бы волновалась, даже если бы я отъехал в другой район!

Она махнула рукой и залпом осушила бокал.

– Сегодня празднуем, фон Ронин! А завтра будет завтра…

Кожа возлюбленной вдруг стала прозрачной, и силуэт ее вновь начал таять прямо на глазах…

Нет, нет, нет!!!

Я бросился к Виктории, но руки схватили лишь воздух.

А потом я открыл глаза.

– Ты смотри, живой! – Лермонт улыбался во всю ширину своего рта. Взгляд сразу зацепился за левую руку, висящую на перевязи.

– Как видишь, командир, мы оказались счастливее многих! – у сидящего рядом с моим заместителем финна во рту не хватает зубов и замотана шея.

Еще не успев окончательно прийти в себя, я вялым, неожиданно писклявым голосом спросил:

– Что произошло?!

– Ты вообще ничего не помнишь? – удивился горец.

– Обрывками…

Тапани невесело усмехнулся.

– Штурм не удался.

А следом за ним продолжил Лермонт:

– Но в этот раз потрепали только нас. На других направлениях солдаты успели отступить.

Я со стоном отвернулся от друзей.

– Сколько? Сколько осталось в живых? – Я не хотел слышать ответ, но обязан был это знать.

– Двадцать три рейтара.

Шотландец помрачнел, и финн ободряюще хлопнул Джока по плечу.

– Включая нас.

Боже мой! Практически весь эскадрон под нож!

В голове словно молоты забухали, и от резко набравшей обороты боли да черной тоски захотелось взвыть.

– Где мы? – Я попытался подняться, но сразу сделать это не удалось.

– Перешли за Волгу. Приказ Делагарди… – Тапани тяжело вздохнул.

Я снова попытался встать – и вновь бесполезно. Руки словно привязаны… А одновременно с тем пришли и последние воспоминания.

В том числе о падении со стены…

Я упал! Спина сломана! Я не смогу ходить!

– Я упал со стены. Спина сломана?

Леромонт сплюнул:

– Да ты в своем уме, командир?! Тебя оглушили, я едва успел прикрыть тебя, чтобы не добили! А когда стало совсем жарко, спустил тебя по лестнице, привязав к себе… Так и выбрались.

– А двигаться ты не можешь потому, что мы тебя привязали! Слишком уж в бреду руками размахивал! А вот отвязать уже забыли… – Лапландец виновато пожал плечами, после чего достал нож и принялся сноровисто срезать с предплечий веревки, действительно обвившие мои руки.

Я облегченно выдохнул…

Спокойно полежав некоторое время, пока сержант режет путы, я несколько озадаченно спросил:

– А почему мы ушли от Твери?

– Так говорю же тебе, приказ. Теперь, как ты и хотел, мы собираемся отправиться на соединение со Скопиным-Шуйским. Зомме все же убедил Якоба… Правда, последний, как я думаю, согласился из-за нехватки денег. Обещанная плата так и не была доставлена, наемники взбунтовались – генерал, увы, подорвал доверие к себе. Собственно, корпус сейчас находится на грани открытого бунта, и пехота с остатками кавалерии в любой момент могут разойтись по окрестностям, «добывать» свою плату.

Джок аж побледнел, пока говорил об этом.

– Да, рейтары быстро нашли общий язык с ландскнехтами в этом вопросе… А нам теперь вмешиваться не с руки, командир. Пусть делают что хотят и как хотят.