– Не приближайся! – выкрикнула она.

Тельма выдернула копье из песка. С кличем, от которого у меня мурашки побежали по коже, она замахнулась на Кимберли. Вжик! Кимберли успела только вскинуть руку. Копье скользнуло по внутренней поверхности руки и ткнулось в ее бок.

– Оставь его в покое! – пронзительно взвизгнула Тельма и занесла копье над головой, чтобы нанести еще один удар.

Но Кимберли уже сваливалась со спины Уэзли.

Прыжком я оказался перед Тельмой и подставил под опускавшееся уже копье топор. Наткнувшись на древко топора, оно переломилось пополам.

Одна из половинок улетела в темноту.

В руках Тельмы оставалась еще другая половина. Она опустила ее вниз и ткнула острым сломанным концом мне в живот. Но не проткнула. По крайней мере, не глубоко. Меня словно обожгло каленым железом. Перехватило дух. Пошатнувшись назад, я споткнулся о ноги Уэзли и упал.

Но тут же поднял голову.

Уэзли отползал в сторону.

Билли стояла на коленях и пыталась подняться. От движения юзом по песку груди ее вывалились из купальника. (В любое другое время подобное обстоятельство привело бы меня в восторг. Только не тогда. Заметить я, конечно, заметил, но ничего не почувствовал.)

Тельма наотмашь ударила Билли обломком копья по лицу. И Билли рухнула на песок.

– Подымайся! – закричала она на Уэзли. – Подымайся и беги!

С этими криками она подбежала к Кимберли, которая пыталась встать на ноги, и пнула сестру ногой в бок. Та перевернулась. Тогда она снова ударила – на этот раз в живот. И я услышал стон Кимберли.

Уэзли, скуля и похныкивая, поднялся на ноги.

Его топор был еще у меня.

Но Уэзли и не попытался отобрать его, а, пошатываясь, побежал в джунгли.

Тельма кричала ему вслед:

– Беги! Беги! Вперед!

И последовала по его стопам, как некий арьергард, все время оглядываясь и поворачиваясь, чтобы не потерять нас из виду.

Опершись на древко топора, я стал подниматься. Встал, посмотрел на остальных. Билли лежала на спине и, закрыв руками лицо, стонала. Кимберли, свернувшись на боку, тяжело хрипела, словно задыхаясь.

Теперь к нам бросилась с копьем в руке Конни. Решение вступить в бой пришло к ней, надо полагать, в тот момент, когда Тельма ударила ее мать по лицу.

Но она все еще была слишком далеко, чтобы оказать какую-нибудь реальную помощь.

Ни одна из трех женщин моей команды не была в состоянии помешать бегству Уэзли.

Это мог сделать только я. Или никто.

Едва ли меня можно назвать героем, но мысль о том, что Уэзли уйдет, определенно была мне не по душе. И, подняв топор обеими руками, я кинулся за ним вдогонку.

И мог бы его поймать. И, вероятно, зарубил бы его насмерть. Но прикрывавшая его отход Тельма повернулась ко мне и загородила дорогу. Мне следовало бы смести ее с пути. Будь она мужчиной, я бы и не задумывался. Я дернулся вправо в надежде обогнуть ее. Она прыгнула в сторону и снова оказалась на моем пути. С раскрытыми объятиями и сгорбленная, она вытянула шею и была похожа на защитника-костолома, пытающегося любой ценой помешать мне прорваться к воротам, – Убирайся с дороги! – крикнул я ей в лицо.

И вильнул влево, но Тельма вновь прыжком оказалась передо мной.

– Нет, нет, нет, нет, – запричитала она. – Думаешь догнать его? Нет, нет, нет. Не получится, говнюк.

Тем временем Уэзли почти достиг зарослей. Я хотел завалить его здесь, на пляже, но шанс был уже упущен.

– Убирайся с дороги, или я изрублю тебя на куски! – не своим голосом заорал я.

– Черта с два. – Неожиданно она опустила руки и распрямилась. Ее округлившиеся от испуга глаза уставились мимо меня. – НЕТ! – завопила она.

Я обернулся.

Копье Конни метнула на бегу. Его длинное бледное древко взмыло в ночное небо и летело высоко над нашими головами.

Кажется, в футболе такой бросок называют “Аве Мария”.

Пролетев над нами, копье понеслось дальше, как ракета “томагавк”, наведенная на обнаженную бледную спину ковылявшего Уэзли, который вот-вот должен был скрыться во мраке джунглей.

Тельма закричала:

– Уэзли! Берегись! – и рванула к нему.

Уэзли метнулся в сторону, оглядываясь на ходу, но потерял равновесие и растянулся на песке. В следующее мгновение в песок со свистом вонзилось копье – вероятно, футах в десяти справа от него. За спиной послышалось громкое “Бля!” Я оглянулся. Конни уже не бежала – видимо, решила, что со всем справится ее копье, – а с досадой и злостью сотрясала воздух кулаками.

Я вновь увидел Уэзли, как раз в тот момент, когда он исчезал в джунглях.

Тельма бежала за ним вслед.

– Подожди! – кричала она, размахивая толстым сучком. – Погоди, Уэзли! Я с тобой.

Через пару секунд она тоже исчезла из виду.

Никто не стал преследовать Уэзли и Тельму. Во-первых, это было бы слишком опасно. Во-вторых, наша засада обернулась катастрофой. Мы были ошеломлены, разочарованы, разгневаны, смущены – и пострадали физически. Главным образом от рук Тельмы. После завершения бойни мы какое-то время просто стояли рядом на залитом лунным светом пляже, где все это произошло. На плече у меня лежал топор. Билли, подбоченившись (груди были заправлены обратно в бюстгальтер), хмуро глядела в сторону джунглей. Конни стояла полусогнувшись, опираясь руками на колени, и все еще не могла отдышаться после рывка почти к самому краю джунглей, для того чтобы подобрать копье, которое метнула в Уэзли. Покачивая головой, Кимберли сложила свой армейский нож. У всех нас, должно быть, была на уме Тельма.

– Как могла она сделать такое? – недоумевала Кимберли.

Билли презрительно фыркнула:

– Любовь.

– Но ведь он же убил папу. Боже правый! Ее собственного отца! Еще можно понять, если бы она простила ему убийство моего мужа. Но родного отца.

– О, ее драгоценный Уэзли не способен на такое, – скривилась Конни. – Тупая сучка.

– Она знает, что это он сделал, – заметила Билли. – Может, она и не гений, но и не настолько глупа.

– Мне кажется, она просто свихнулась, – вставил я. – Все эти кошмары последних дней... А после того, как сегодня утром на ее глазах зарубили отца, она окончательно помешалась.

– Возможно, ты прав, – согласилась Билли. – На осмысленное поведение это определенно не похоже.

– А мы ведь подозревали, что она сможет причинить нам неприятности, – напомнил я, – именно поэтому и не посвятили ее в свой план.

– Никогда не думала, что она сделает нечто подобное, – пробормотала Кимберли. – Господи Иисусе! – Она сунула нож в плавки. – Следовало ее связать.

– Все думали, что она спит, – заметил я.

– Что ж, ничего теперь не попишешь.

– Давайте вернемся к костру, – предложила Билли.

И, повернувшись спиной к джунглям, мы побрели к лагерю. На плече у меня лежал топор, и все мы были травмированы (правда, только я – до крови). Если бы кто-нибудь увидел нас тогда – заглядеться можно было.

Ангелы Чарли и Железный Дровосек.

Разбитые и неприкаянные.

Или как там еще?

Все, начинаю отъезжать. Пишу уже несколько часов подряд, пытаясь занести в дневник все события прошлой ночи. Пальцы задеревенели, а мозги – размякли. Нет, надо все же закончить этот рассказ.

Прежде, чем случится что-нибудь еще.

Достаточно только раз дать себе поблажку и отложить заполнение дневника, как потом могут возникнуть серьезные проблемы с наверстыванием упущенного.

Нет, передумал. Чуточку отдохну.

Привет, а вот и я! Поплавал в свое удовольствие, затем посидел немножко с девчонками.

Может, не следовало, но я, наконец, сознался в том, что веду дневник. Раньше я всем говорил, что работаю над серией коротких рассказов. Но, мне кажется, подошло время довериться им. “Их” теперь только три.

Мне хотелось, чтобы они узнали о дневнике. Чтобы не думали, что я Бог знает чем занимаюсь, уединяясь на несколько часов. Чтобы знали, что наши злоключения записываются на бумагу. (Возможно, им будет важно знать это в какой-то момент. Особенно, если со мной что-нибудь случится. Ах! Даже в глазах помутнело, пока писал эту строчку.)