– Дай мне свои руки.

Но вместо того чтобы подчиниться, она улыбнулась, провела ладонями по своему жирному животу и начала расстегивать пояс.

– Не надо.

Но она не остановилась.

– Я покажу тебе, что еще Уэзли мне сделал.

– Я не хочу видеть.

– Нет, хочешь.

Разумеется, она была права.

Я понимал, что должен ее остановить. Но, в определенном смысле, мне этого вроде и не хотелось. К тому же я не знал, как это сделать. Если бы я совершил что-нибудь такое, что не понравилось бы Тельме, она могла бы закричать. А мне в этот момент меньше всего хотелось, чтобы кто-нибудь из женщин проснулся и застукал нас в таком виде.

Так что я просто сидел на коленях и смотрел, как Тельма расстегивала сначала ремешок, затем пуговицу на пояске шорт, затем “змейку”. Затем шорты упали на колени. Я ожидал увидеть трусики, но не увидел. Срамных волос, как таковых, у нее не было. Просто выпуклый треугольник с темной щетиной, которую можно увидеть на щеках не брившегося пару дней мужчины.

Неужто это она хотела мне показать – где именно побрил ее Уэзли?

Вероятно, там можно было бы увидеть какие-нибудь повреждения, но я не успел ничего разглядеть, потому что сразу же отвернулся. Там, за костром, в спальной зоне, не было видно никаких признаков движения. “Слава Богу”, – подумал я.

Как-то надо было заставить Тельму прекратить все это.

И сделать это необходимо было самостоятельно. Слишком далеко все зашло. Не следовало развязывать ей руки. Одно повлекло за собой другое, а теперь я не знал, как положить всему этому конец. Разве что позвать на помощь.

И что они подумают, когда увидят нас в таком виде?

“А сделать надо так, – мелькнуло у меня в голове, – отползти от нее, схватить топор, подняться на ноги и, угрожая топором, приказать ей натянуть на себя шорты и...”

Это было предупреждение свыше.

Потому что моя голова все еще была повернута влево, и я смотрел в сторону спальной зоны. На Тельму я вовсе не собирался глядеть, пока не отполз бы от нее подальше. Но что-то случилось. Что именно, я не понял. Может, я услышал тихий посторонний звук. А может, уловил какое-то движение краем глаза. Или учуял перемену в воздухе. Что-то такое.

И я повернул голову.

И увидел руку Тельмы с опасной бритвой, летящую к моему животу.

Я не шучу, именно с опасной бритвой. С такой, у которой лезвие убирается в ручку – никто в здравом уме, разве что парикмахер, не стал бы держать у себя подобную вещь. Потому что она настолько опасна, и так легко ею случайно порезаться при бритье, да и невозможно не думать о том, что может натворить обезумевшая женщина, если такая бритва попадет ей в руки.

Но откуда, черт побери, она у Тельмы?

Было ли у меня время гадать об этом, когда совершенно неожиданно я увидел у нее в руке эту хреновину, которую она уже подносила к моему животу, чтобы вспороть его.

Взвизгнув, я отпрянул назад.

Она промахнулась.

Боли я не почувствовал, зато увидел мелькнувшую вверх перед лицом руку с бритвой, словно Тельма еще надеялась рассечь напополам мой нос.

Затем я плюхнулся на песок.

И моментально приподнялся на локтях, судорожно соображая, отбиваться ли от нее ногами или отползать назад.

На какой-то момент, видимо, она забыла о нападении. Голова ее была повернута в сторону.

Может, там вставала со своей постели Кимберли?

Но я не стал терять времени на выяснение того, на что смотрела Тельма. Она отвлеклась на мгновение. И это было главное.

Лишняя секунда, чтобы увеличить расстояние между мной и этим лезвием.

Зарываясь локтями и пятками в песок, я стал отодвигаться от Тельмы.

Она тут же заметила это.

В тот момент, когда ее глаза повернулись в моем направлении, я закричал:

– На помощь! На помощь!

Она поковыляла ко мне на коленях, словно безногий инвалид на своих культяшках. Шорты все еще были спущены, и она в них путалась, поэтому и не могла быстро двигаться. Во всяком случае, настолько быстро, чтобы догнать меня. Потому что я все еще отползал.

Вид у нее был, должен вам сказать!

Тяжело надвигающееся вразвалочку безногое тело – слишком хорошо освещенное, несмотря на тени, – и ухмылка на покрытом синяками опухшем лице. Шаркая коленями по песку в погоне за мной, она размахивала над головой обеими руками. Бритва в правой руке поблескивала в свете костра.

– Стой! – выпалила она. – Стой, вафлеришка!

А я все взывал о помощи.

Затем мой взгляд упал на топор, лежавший в песке недалеко от левого локтя, и я подтащил его к себе за рукоятку.

– Тельма!

Сердитый окрик, голос Кимберли.

Тельма бросила беглый взгляд в том направлении, откуда он донесся, и охнула. Затем резко метнулась в мою сторону.

Я стремительно и сильно взмахнул топором.

Стальной обух угодил ей в предплечье.

Правое предплечье.

Тельма вскрикнула, и бритва выскочила из ее руки.

А она завалилась на меня. Ее голова ткнулась мне в пах. Но уже через секунду Тельма откатилась и, с хрюканьем крутанувшись несколько раз по песку, встала на четвереньки. Затем, шатаясь, поднялась на ноги, подтянула вверх шорты и, придерживая их обеими руками, побежала в сторону бухты.

Кимберли понеслась за ней вдогонку.

Стройная и быстроногая, она была такой смуглой, что, если бы не белый купальник, совершенно растворилась бы в ночи.

У края воды она прыгнула, потянувшись руками к плечам Тельмы.

Эффектный бросок.

Да только Тельма в последний момент развернулась и саданула ее локтем по лицу. Траектория изменилась, и полет прервался. Кимберли плюхнулась в воду, а Тельма продолжала бежать.

К тому времени я уже встал на колени, несмотря на то, что получил сильный удар в пах, и, ворочая головой, высматривал остальных.

В спальной зоне сидела Конни и смотрела в мою сторону. Конечно, она не в том состоянии, чтобы прибежать на помощь. А Билли не рискнула оставить ее одну. Она стояла с копьем в руке, приготовившись защищаться, если Уэзли бросится на нее и Конни.

Поднявшись на ноги, я засеменил к берегу.

Тельма, которую уже едва было видно, брела по колено в черной воде. Мне вдруг показалось, что она возвращается. Это меня до смерти перепугало, и я остановился как вкопанный. Едва удержался, чтобы не развернуться и пуститься наутек.

Если бы я убежал, она бы прикончила Кимберли.

– Я... сам развязал ей руки.

– Ты что, не в своем уме?

Билли положила ладонь мне на затылок и погладила меня.

– Поговорим об этом утром, – сказала Кимберли. – А сейчас все ложитесь спать. Я подежурю.

– Мне очень жаль, – вновь повторил я.

– Сделанного не воротишь, – ответила она, повернулась и пошла к костру.

Вот и все события прошлой ночи.

По-моему, более, чем достаточно. Помимо того обстоятельства, что так много произошло – хорошего, плохого и даже весьма странного, – утро ушло на то, чтобы перенести все это в дневник.

И я еще даже не успел подогнать записи.

Остаток прошедшей ночи прошел в тягостных раздумьях о том, как объяснить дамам свое фиаско с Тельмой. Хотелось придумать достаточно правдоподобную версию, чтобы не выглядеть совершенным кретином или легковерным извращенцем.

К тому же о многом мне и вовсе не хотелось рассказывать.

Мне никак не удавалось сосредоточиться. Я лежал на своей “постели”, стараясь сконцентрировать внимание на придумывании какой-нибудь благопристойной лжи, но думалось только о том, что произошло на самом деле. Я как бы заново все переживал. Не просто вспоминал, но словно ощущал большую часть из случившегося – смущение и страх, волнение и отвращение, возбуждение и ужас – хотя и менее остро, чем в реальности. И все было как-то путано.

Даже во сне не удавалось избавиться от Тельмы. Мои кошмары были хуже действительности. Я почти не помнил, о чем там шла речь, но в них было много секса, сверкали опасные бритвы, и они были ужасны.