– Кимберли? Нет, я... Да! Прости, Кимберли! Прости, Кимберли! Простите все! Все!

–Очень хорошо.

Уэзли обвис на прутьях двери клетки, весь в крови. Неистово рыдая, он промямлил:

– Спасибо. Спасибо.

Наивный. Он думал, что я закончил.

– Еще одно, – вспомнил я.

Он задрожал.

– Да! Да! Все что угодно! Пожалуйста! Все что скажешь! Все!

– Оживи Кимберли.

– Что? Нет! Я не могу! Я бы сделал это, но не могу! Пожалуйста! Я не могу этого! Она мертва! Я не могу ее воскресить.

– Как я об этом не подумал, – сказал я ему. И вот тогда я и сделал то, что предложила еще в самом начале Конни. Забив ему рот, я зажал его ладонью и держал так, пока Уэзли не умер.

Затем подошел к клетке Билли.

Она отдала мне мачете, не дожидаясь моей просьбы.

Я вернулся к Уэзли.

– Это тоже за Кимберли, – произнес я.

И одним ударом снес ему голову. Она с глухим стуком упала на землю и покатилась. Остановилась лицом вверх – изо рта, как любознательный турист, выглядывала головка пениса Уэзли.

Затем я отрубил ему руки и ноги.

Отыскав в одном из сараев на заднем дворе особняка тачку, я прикатил ее к клеткам, взвалил на нее куски Уэзли, вывез его в джунгли и вывалил в какие-то кусты.

Достаточно далеко, чтобы до нас не доносилась вонь его разлагающегося тела.

Почти три недели прошло с того утра.

Мои женщины все еще в клетках.

В том числе и Кимберли. Избавившись от тела Уэзли, я сделал то, что было необходимо. Сначала попытался взломать замок. Но это не удалось. Значит, ей придется остаться там.

В том сарае, где я нашел тачку, были мешки с цементом.

Раствор я размешивал прямо в тачке. Затем носил его ведром по лестнице на крышу клетки и сбрасывал вниз сквозь прутья. Густая серая масса падала на Кимберли, бомбила ее, забрызгивала тело и растекалась по нему, стекала вниз, как лава: языки ее сползали по бокам на бетонный пол.

Не хочу говорить о том, что я при этом чувствовал. Или о том, какие части тела Кимберли я залил первыми. Или какие последними.

Понадобилось немало ходок вверх по лестнице с ведром из-под краски, чтобы Кимберли исчезла навсегда.

Два ножа Уэзли, один в бедре, другой – в груди, торчали из серого монолита подобно миниатюрным Экскалибурам. Но герой, способный выдернуть их силой или волшебством, так и не появился.

Я подождал, пока бетон схватится, затем сделал новый замес в тачке, поднял раствор наверх и вылил его. Ножи вытащить я не мог, зато мог похоронить их.

Когда я, наконец, закончил, могила Кимберли приняла вид продолговатого низкого бетонного холмика на полу клетки.

Билли наблюдала за всем этим из своей клетки. Время от времени она давала мне дельные советы. Говорила она тихо и грустно. Хорошо, что она была рядом. Для Конни, Алисы и Эрин я, по-видимому, превратился в прокаженного. Но меня это мало волновало. Потому что в душе у меня была пустота.

Над могилой Кимберли не было произнесено никаких речей.

Может быть, каждый сделал это про себя. По крайней мере, те из нас, кто любил ее.

Среди которых, по всей вероятности, никого, кроме меня и Билли, не было, если уж на то пошло.

Я хотел было спеть для нее “Парень по имени Дэнни”. Но не смог. Может быть, когда-нибудь позже.

Почистив инструменты, я вернулся в особняк и долго стоял под горячим душем. После этого я остался в доме. Сначала отыскал нож Кимберли. С ножом в руке пошел искать хорошую спальню. Выбор пал на спальню Эрин на втором этаже. Там я сразу же плюхнулся на кровать.

Водя по щеке гладкой пластиковой рукояткой, я вспоминал Кимберли, и сам не заметил, как расплакался. Так безудержно я никогда еще не ревел. И, в конце концов, уснул.

Приснилась мне бегущая по берегу Кимберли. Это был наш пляж у бухты. Она бежала навстречу мне и улыбалась. На ней было белое бикини и цветастая гавайская рубаха. По обыкновению рубашка была незастегнута и развевалась по ветру. Так же, как ее длинные черные волосы. Загорелая и холеная, она была просто великолепной. Даже глазам не верилось. Должно быть, произошла какая-то ошибка с ее смертью. Может быть, мне это только приснилось, что ее убили.

Она кинулась ко мне в объятия, нежно обняла и поцеловала в губы.

После поцелуя я пробормотал:

– А я думал, что ты мертва.

– Ты слишком много думаешь, Руперт.

– А ты разве нет?

Ее улыбка. Ее сказочная улыбка.

– Конечно, нет. Разве я выгляжу мертвой? Ты держишь в руках мертвую женщину?

Да, она права. На вид и на ощупь она была удивительно живой и восхитительной. Мотая головой, я расплакался во сне. Она стала осушать мои слезы поцелуями.

– Ты меня любишь? – шепотом спросила она.

– Да.

– Ты хотел бы на мне жениться, Руперт?

– Да! – не задумываясь выпалил я. – Да! – Но неожиданно я понял, что не смогу жениться на ней, как бы мне этого ни хотелось.

От нее не ускользнула перемена во мне.

– В чем дело? – всполошилась она.

– Я не могу. Я люблю Билли. Я люблю вас обеих.

Лицо Кимберли засияло в улыбке.

– Тогда женись на нас обеих, – предложила она. – А почему нет? Ты повелитель острова и можешь делать все, что тебе заблагорассудится.

– Тогда хорошо. Так мы и сделаем.

– А тебе не кажется, что не мешало бы спросить сначала Билли?

– Ах да! Хорошая мысль.

– Я скоро вернусь, – сказала Кимберли. Поцеловав меня, она развернулась и побежала прочь по пляжу.

– Погоди! – закричал я вдогонку. – Не убегай! Вернись!

Должно быть, я кричал во сне. Думаю, что и проснулся я от звука собственного голоса.

В комнате было темно.

Выбравшись на ощупь из дома, я вышел во двор и пошел по лужайке. Мне было грустно от того, что сон солгал мне, и Кимберли уже не было в живых, но я не чувствовал себя таким несчастным, как прежде. Куда бы ни отправилась ее душа, ее дом – во мне, внутри меня.

Она всегда будет жить в моем сердце.

Вместе с Билли.

Хотя я подошел тихо и незаметно в полной темноте, Билли первой прикоснулась ко мне, когда я пытался отыскать прутья ее клетки. Она взяла меня за руки и притянула к себе. Мы обнялись. Жесткие прутья впивались в нас, но не могли помешать нам, потому что мы заполнили промежутки между ними своими теплыми голыми телами.

Словно Билли все это время ждала меня, испытывала во мне потребность.

Мы ничего не говорили. Только страстно обнимались и целовались. Это началось как дружеский порыв двух чудом уцелевших жертв, нашедших друг друга после длительных и одиноких скитаний. Здесь были и радость, и облегчение, и ужасная печаль о всех потерях.

Затем все переменилось, трансформировавшись в любовную страсть. С бешено колотящимися сердцами мы исследовали друг друга руками и губами. Лаская, тиская, гладя и глубоко проникая друг в друга пальцами и языком. Мы лизали друг друга, сосали и пробовали на вкус. Учащенно дыша, со стонами и вздохами. Шепча лишь “да”, “о, там” и “Боже”.

Даже и пытаться не буду описывать все, что мы делали.

Мы были вместе долгие часы. Иногда мы просто сидели в обнимку и тихонько беседовали. Затем все повторялось.

В конце концов, Билли удалось изогнуться так, что мы смогли заняться любовью между прутьями. Это было чертовски сложно и потребовало с ее стороны неимоверных усилий. И она не могла долго оставаться в такой позе.

Я чуть не свихнулся, когда вошел в нее тогда. Ничего подобного я никогда не испытывал. Она была такая мягкая, теплая, облегающая и скользкая. И какое-то время я чувствовал, что мы стали с ней одним целым.

С тех пор мы делали это много раз. Я научился помогать ей, поддерживая ее руками. Теперь ей не приходилось так напрягаться, чтобы удерживать позу.

Это было просто удивительно.

Бетонная могила Кимберли наводит нас на печальные мысли, но также напоминает о том, что жизнь – это дар Божий, и нужно наслаждаться каждым отведенным нам мгновением.