— Не-а, — Поляк помрачнел, покачал головой. - Ни­чего не было, Бруно. Прав был Магомед - жив остался, и на том  спасибо.

— А как Магомед поживает?

— Телевизор смотрит, чачу кушает, всеми руководит... Как обычна. Чего ему сделается?

По слышался резкий автомобильный сигнал. Позади фургона выстроились две машины, которым он перего­родил выезд со двора. Из кабины новенькой «бэхи» вы­сунулась чья-то голова.

— Долго там будете языками чесать, мужики?

— Мужики тебя в гробу нести будут под музыку! — Бруно харкнул в его сторону, стараясь попасть на коле­со. Не попал. — Здесь правильные пацаны собрались, не видишь, баклан?

Голова сразу спряталась. «Пацаны» дружно заржа­ли — речь Бруно им понравилась, тем более что обра­щался он не к ним. Поляк что-то сказал водителю, тот залез в фургон, отогнал его, освобождая выезд. Потом так же, задом, подъехал к первому подъезду и остано­вился.

— А что вы здесь делаете? — спросил Бруно у Поляка.

— Барахло всякое перевозим для граждан москви­чей, — сказал Поляк с загадочной улыбочкой. — Шка­фы, табуретки... Меблишка и прочее. Кто-то переезжа­ет, улучшает жилищные условия, а мы — помогаем, чем можем.

—Короче, ишачите, как лохи, — важно подытожил Бруно. — Магомед бы сказал, что это западло...

Поляк не обиделся, заулыбался еще шире.

— Магомед мне и подкинул эту идею, — сказал он.

— Какую идею? — не понял Бруно

— Помогать ближним! — Поляк покровительственно похлопал карлика по плечу. Он явно чего-то не догова­ривал. — Ладно, чего тут порожняк гнать... Хочешь, в долю возьму? Тогда и побазарим конкретно, как гово­рится.

— А на хрена мне это нужно? - Бруно сделал непри­личный жест. — За копейки пуп надрывать, таскать чу­жое добро с этажа на этаж? Да падут они все в говно! Меня, вон, в цирк звали, сто долларов за вечер — толь­ко выйди, говорят, ничего даже делать не надо, выйди и раскланяйся, нам главное, чтобы твое имя в афише ука­зать можно было! В ногах валялись! А я — от винта! Это не мой уровень, говорю! Засуньте, говорю, свои сто долларов куда поглубже! Я только на серьезные дела подписываюсь!..

— А я тебе серьезное дело и предлагаю, — сказал По­ляк.

Из подъезда показался мужчина в трениках и шле­панцах, что-то прокричал водителю фургона, затем на­клонился и стал подпирать дверь камнем, чтобы не за­крывалась.

—Вот и наш клиент, Бруно, — сказал Поляк. — Нам его барахло на проспект Мира везти, за три ходки долж­ны упра виться...

Он достал рабочие перчатки, натянул их, перевернул бейсболку козырьком назац.

— Давай так: подходи часикам к шести в шашлычную на Ярославском вокзале. Там на входе человек будет стоять, скажешь, что ко мне. Он проводит. Подойдешь?

— Видно будет, — сказал Бруно в своей обычной ма­нере.

Естественно, он подошел, вразвалку прошелся по прокуренному залу. В обитой дешевым дерматином кабинке ужинала вся бригада во главе с Поляком. Шел какой-то оживленный разговор, но с приходом карлика все смолкли. Бруно догадатся, что речь шла о нем. Грузчики как-то странно приглядыватись, а водила с залепленной пластырем скулой проворчал непонятно:

— Разве только в шкаф... И то не факт.

Бруно прямо спросил:

— А что тебе не факт, дылда?

— Краюха пошутил, не кипятись, — сказал Поляк, усаживая его за стол.

Он распорядился, чтобы Бруно подали пиво и закус­ку, что моментально было исполнено.

— Слушай, у нас тут такое дело, — сказал Поляк. — Сегодняшний клиент продал квартиру на Пречистенке и переезжает на Кибальчича. Клиент небедный, мы ви­дели. Одни только подстаканники серебряные штуки на три потянут. А барахла столько, что мы сегодня чуть больше половины перевезли.

— Три штуки — хорошо, — одобрил Бруно, с жаднос­тью поглощая еду. — Три штуки — мой уровень. Где-то близко к тому. Заклеенный водила, он же Краюха, громко и как-то ненатурально загоготал.

— Тихо, братва. Обычно мы как бы сами себе навод­ку даем, — продолжал Поляк. — Ездим, приглядываем­ся, прислушиваемся, запоминаем, при случае отпечат­ки с ключей делаем... Ну, а потом, значит, приходим в гости как бы.

— Картина Репина «Не ждали»! — энергично закивал Бруно. — Солидное дело, Поляк. Подписываюсь, хрен с вами! Три штуки — так и быть! Блядь, три штуки! Сколь­ко той жизни!

— Нет, ты дослушай до конца, - перебил его По­ляк. — Меня вот какая идея посетила сегодня. А что, ес­ли мы тебя завтра втихую засунем в какую-нибудь ме­бель или в чемодан? Прямо в фургоне, по дороге, а?

У Бруно изо рта вывалился на стол кусок ветчины, он посмотрел на него, подумал немного, все-таки смах­нул на пол: упавшее хавать западло.

— И что? — спросил.

— Что-что... Останешься в квартире, ну. Будешь тихо сидеть. Подождешь, когда никого не будет. Выйдешь, позвонишь мне. Мы приезжаем, ты открываешь. Берем хабар, смываемся, чики-чики. Красиво, как у Репина на картине.

Бруно почесал бороду, подумал.

— А если чемодан прежде времени откроют?.. В смысле эти, клиенты?

— Засунем туда, где не откроют, — сказал самый ква­дратный из грузчиков.

Все заржали.

Да не влезет он! Он просто не поместится в чемо­дан! — встрял Краюха с каким-то своим давним аргу­ментом. — Он ведь не кошка, не собака, он...

— Кто? Я не влезу?! — Бруно отставил тарелку, вытер рот тыльной стороной ладони. — Я — Бруно Аллегро! Я куда хочешь влезу, вылезу, да еще сделаю двойное сальто с двойным прихлопом!

В квартире на Кибальчича Бруно отсидел восемь ча­сов в позе эмбриона. Только в этом положении он смог поместиться.в огромный старый чемодан с металличес­кими уголками, который Поляк со своей бригадой по дороге освободили от части шмоток и книг, сломали замки и обтянули веревкой. В квартиру чемодан зата­щили одним из первых, и потом, втихаря, запихнули под кровать, чтобы не маячил перед глазами хозяина. Восемь часов промелькнули быстро... Как восемь лет в исправительной колонии. Ну, возможно, чуть-чуть бы­стрее. Бруно дышал в одну ноздрю, ощущал свои затек­шие конечности (очень скоро он, правда, перестал их ощущать) и ждал. Ждал, когда перенесут все вещи, ког­да хозяин исходит свою новую квартиру вдоль и попе­рек, погремит чем-то на кухне, поругается по телефону сперва со строителями, потом с бывшей женой, ждал, когда он посмотрит телевизор, подремлет, кряхтя и причмокивая, на кровати, под которой лежал чемодан, и только потом, разбуженный каким-то срочным теле­фонным звонком, быстро соберется и наконец покинет квартиру, громко хлопнув дверью.

Только тогда Бруно принялся толкать крышку и, когда образовалась щель, просунул в нее клинок ножа и перерезал веревку. Чемодан приоткрылся, но не полно­стью, потому что мешала кровать. Со стонами и про­клятиями, обдираясь о жесткие края, он выполз из тес­ного фибрового нутра, словно из материнского чрева появился на белый свет. Как и положено недавнему эм­бриону, он долго не мог подняться на ноги и какое-то время провел, стоя на карачках. Потом пошел. Сперва на полусогнутых, потом разошелся. Он не знал, как на­долго отлучился хозяин, поэтому сразу позвонил Поля­ку. Сразу, как только нашел спрятанную в баре жестя­ную коробку из-под печенья, набитую долларами.

— Мы недалеко. Мы его пасем. Мы мигом, — сказал Поляк.

Через десять минут они были на месте. Еще минут пять Бруно возился с замком, прежде чем догадался по­вернуть маленький рычажок сбоку от ручки. И десять минут на сборы всего, что имеет мало-мальски прилич­ную ценность. Уходили через дымовую лестницу, во дворе их ждал огромный «ниссан-патрол» с фальшивы­ми номерами.

В тот раз они вынесли барахла на двадцать тысяч долларов (по расценкам барыг), золотых побрякушек на такую же примерно сумму (шкатулку с золотом Бру­но до прихода товарищей отыскать не успел — увы!) и денег в твердой валюте общим счетом пятьдесят шесть тысяч (не считая нескольких сотенных купюр, которые Бруно засунул в свои носки). Оглушительный успех от­мечали тем же вечером в той же шашлычной на Яро­славском. Бруно удостоился всяческих похвал, которые он принимал с небрежностью настоящей звезды, и был торжественно зачислен в «бригаду». Один только Кра­юха кисло улыбался, не в силах, видно, простить карли­ку жестокий отмолот, который тот ему устроил на Пре­чистенке...