В жил блоке, в тумбочке, уже много лет дожидалась этой минуты бутылка французского двадцатилетнего коньяка. Хотя какого «двадцатилетнего»? Это он тогда был двадцатилетний, а сейчас ему, как и Башнабашу, стукнуло 74! И банка черной икры была заготовлена. За все эти годы он так и не перешел на генеральские яства и не жалел об этом нисколько. Вот честно - не жалел. Хотя соблазн и был, иногда пробовал - ничего особен­ного! Сейчас даже соблазн исчез, осталась одна скука. Но порядок есть порядок - последний бой, как-никак, без ста граммов нельзя - положено так для храбрости... И потом — перед смертью вполне можно высшие дели­катесы отведать! Хотя новым своим, пробудившимся умом понимал он: к деликатесам привычка нужна, ина­че они не в радость.

Башнабаш вскрыл икру ножом, скрутил пробку бу­тылки... Понюхал то и другое. Ничего особенного не почувствовал. Лучше, чем спирт да тушенка? Навер­ное... Но он с куда большим удовольствием навернул бы сейчас вареной картошечки с обычным деревен­ским самогоном...

Ну, да ладно, время не ждет. Вытер стакан, налил. Выпил. Зачерпнул сухарем икру из банки. Закусил. Пе­релил немного коньяку в походную флягу, которую но­сил с собой. Убрал остатки пиршества обратно в тум­бочку, поправил кровать. Всё, вроде бы... Нет Взял с полки вахтенный журнал, сделал последнюю запись:

«Обнаружил приближающиеся к охраняемому объ­екту силы противника. Численность пока неизвестна, но это уже не имеет значения. Мой пост обнаружен, те­перь от меня не отстанут. Активировал систему само­ликвидации, таймер на 60 минутах... Осталось уже 54. Ухожу на позицию принимать бой. Буду стоять до по­следнего, пока жив. Да здравствует товарищ Сталин! Да здравствует коммунистическая партия! Прощайте. Ря­довой Башмакин».

Вот теперь точно всё.

Вахтенный журнал, а также книжку бойца и комсо­мольский билет он запер в сейф на командном пункте и отправился на позицию, к месту своего последнего боя.

ДШК он давно перетащил подальше от Разлома, чтобы увеличить угол обстрела и стать недосягаемым для противника - это тебе не карлики с дубинами и стрелами, эти из автоматов поливать будут. Обустроил удобную огневую точку: выложил из камня полукруг­лый бруствер с тремя амбразурами. В среднюю вставил пулемет, положил справа пять коробок с лентами, слева десятка три гранат да восемь ППШ с полными диска­ми: чтобы не перезаряжать. Можно было и десять ППШ приготовить, и двадцать, только он прикинул: убьют его на пятом, а может, и на четвертом.

Свет ему не нужен, он заглушил генератор, лег и стал ждать. Непроглядный мрак впереди - непроглядный для обычного человека, — проступал для Башнабаша вполне ясной, хотя и обесцвеченной картиной, эдаким полупрозрачным занавесом, за которым постепенно проявлялись, набирали объем и фактуру приближаю­щиеся к Разлому человеческие силуэты. Он ощупывал пришельцев невидимыми для них руками, трогал маски регенераторов, чудные фонари на головах, странное об­мундирование без привычных погон и нашивок, сапоги со шнуровкой на толстой подошве, рацию, оружие... Грозное оружие, незнакомое. Много оружия.

Правда, один из пришельцев был безоружен. И это был не человек. Карлик, папуас. Только одетый в чело­веческую одежду.

«Неужели проводник?» — насторожился Башнабаш. Если так, значит, операция затевается серьезная. Зна­чит, это только авангард, разведгруппа, а следом за ни­ми тянутся основные силы.

Он глянул на свои генеральские часы. Сорок восемь минут до взрыва. Противник подошел вплотную к ли­нии Разлома, рассредоточился по двое-трое. Сейчас начнут наводить переправу...

Башнабаш плавно отвел назад рукоятку перезаряжа- ния, услышал, как огромный патрон с тихим затаенным звоном освободился из ленты и лег на свое место напро­тив патронника. Потом покрутил маховичок вертикаль­ной наводки, выводя ствол на линию огня — посередине человеческого роста. Карлика он решил по возможности не трогать — хрен с ним, пусть живет, все-таки соседи, да и без оружия он. С остальными церемониться не собирал­ся. Нажмет гашетку — и поведет по линии прицеливания, вот всех пополам и перережет... Хотя в бою задумки глад­ко не исполняются — так учил товарищ Шапошников. Но это никакого значения не имело.

Башнабаш выбрал себе цель — крайнего справа бой­ца, который поднес руку к лицу, видно, в рацию гово­рил. С него он и поведет «строчку» влево, вдоль Разло­ма. Три, два...

И тут он услышал крики. Одновременно увидел, как карлик бросился вперед — Башнабаш сперва по­думал, он прыгает прямо в Разлом, — но нет, тот при­жался к стене и пошел... Как он может идти? Карниз давно обвалился — осталась так, полоска сантимет­ров десять шириной, а может, и еще уже! Но карлик шел, и еще кричал что-то назад, наверное, ругался! Выходит,он еще и человеческий язык знает?!

Довольно быстро карлик перебрался через Разлом и побежал — прямо на засаду рядового Башмакина. Фо­нарь у него на лбу вдруг погас, но он все равно бежал, спотыкаясь, размахивая руками, иногда падая. Рассто­яние сокращалось, Башнабаш даже растерялся. Может, хочет гранату кинуть? Или подобраться и застрочить из какого-нибудь чудо-пулемета?

Не отпуская пальца со спускового рычага, он следил за карликом поверх прицела, ощупывал взглядом ма­ленькое, но крепко сбитое тело. Оружия при нем точно нет, рации тоже. И одет в гражданскую одежду. Похоже, вреда от него не будет... Что же произошло? Он сбежал от своих? С какой целью? Пытается отвлечь внимание? Но люди на противоположной стороне тоже как бы оцепенели — для них этот побег, видно, был полной не­ожиданностью!

Башнабаш мысленно отчертил десятиметровую гра­ницу перед своей позицией. Он следил, как карлик при­ближается к ней, и одновременно просчитывал в голове различные варианты развития событий. Вариантов было немного: обычно карлики тупы и не понимают русского языка, им все равно — говоришь ты «будь здоров» или «катись к чертовой матери». Но этот, вроде, понимает! Если понимает... Скорее всего, придется его все же заст­релить. Ствол ДШК направлен в грудь маленькому чело­вечку, если нажать — того разорвет в клочья...

Когда корявая длиннорукая фигура пересекла неви­димую черту, Башнабаш сказал громко и внятно:

— Стой! Буду стрелять!

Он придавил пальцем рычаг, привычно напряг ноги и корпус, приготовившись к сильной отдаче... Но кар­лик сразу остановился. Встал как вкопанный, сгорбил­ся, голову вжал в плечи.

— Ну, и чего? — проорал он по-русски. — Стою! А дальше что?

Что дальше, Башнабаш, честно говоря, не знал. Он был слишком удивлен. Даже поражен.

— Я Бруно Аллегро, мать твою! Человек-Ядро! - про­должал орать карлик довольно воинственно, хотя по- прежнему не двигался с места. Голос его слегка дрожал и срывался иногда в истеричный фальцет, но Башна­баш на это не обратил внимания.

— Эй, ты! Оглох, что ли? Или обосрался со страху, а? Я — Бруно Аллегро, ты понял? А ты что за хрен с горы?!

— Здесь я задаю вопросы! — отозвался Башнабаш. — Стой, где стоишь! Это запретная территория! Предъяви документы в развернутом виде!

Карлик негромко выругался и стал хлопать себя по одежде. Потом хлопать перестал. И выругался еще раз, но уже гораздо громче.

— Ты что, ослеп, что ли?! — рыкнул он так, что Баш­набаш дернулся и едва не нажал спуск.

— Бруно Аллегро не обязан никому ничего показы­вать! Вот он я - что тебе еще надо?! Радуйся, что ви­дишь меня и до сих пор живой! А ну вылезай, покажись! А то каркаешь, хер знает откуда, как попкарь [3]с вышки!

«Бруно Аллегро, — подумал Башнабаш. — Он говорит это так, словно всём известно его имя. Словно это про­пуск высокого уровня. Словно он привык командовать и ему все беспрекословно подчиняются. Может, он ка­кой-нибудь маршал... Вроде как Клим Ворошилов? Во­рошилова все знают, и документы у него спрашивать никому в голову не придет... Но карлики маршалами не бывают. И почему тогда он бежал от своих, если мар­шал? Или это никакие не свои, а... Вот оно что! Навер­ное, те, за Разломом, — это чужеземные захватчики или оппортунисты-предатели, а Бруно Аллегро - знамени­тый борец за коммунистические идеалы?»