— Благодарю.
Старик отвесил старомодный полупоклон, и Рикгард скривился.
— Ну, бывай, — сказал старик нерешительно. Взгляд его прочувствованно затуманился. — Ты, это… Присмотри за моими вещами. Я ж тут двадцать лет прожил. Как со своей дамой сердца разбежался, так сразу… Я тебе не рассказал? Разошлись мы.
Он неуклюже потоптался на придверном коврике, пропитанном плесенью.
— Значит, новая у меня жизнь начинается? — спросил он, шумно шмыгнув носом. — К сынку возвращаюсь. Его женушка, конечно, та еще стервозина… Но это ничего. Я ее быстро к ногтю прижму. Она еще у меня увидит, увидит она у меня…
Он пятился к двери, нащупывая замок дрожащей то ли от старости, то ли от нахлынувших чувств рукой. Рикгард смотрел на его старые, вздувшиеся вены под желтой кожей, а старик все мучительно бормотал.
— Я же сам от нее, дурак, сбежал. По карманам деньги, карты рассовал, и был таков. Она ведь до сих пор жива. А я ни разу к ней не заглянул. Погонит в шею. Погонит.
Рука, наконец, нащупала щеколду. Дверь подалась. С лестничной площадки пахнуло кислятиной.
— Ну… Пойду я, что ли. Как все у нас быстро получилось. Я ж давно думал, что надо к сынку перебираться, а тут…
Покивав то ли Рикгарду, то ли квартире, старик с небывалой для пьянчуги решительностью шагнул за порог и был таков. Дверь захлопнулась, и Рикгард остался один. Он обернулся, и красное солнце ударило в лицо. Огромные окна, словно широко распахнутые глаза, смотрели на залив, который погружался в сладостную дремоту теплого вечера.
Квартал Сифов был дрянным местечком. Пожалуй, даже отвратнее соседнего фабричного квартала. Улочки заливали помои, а грязная ребятня перекидывалась силиконовыми мячами из фабричных обрезков, которые выкидывали на большую свалку за холмом неподалеку.
Обшарпанный, потрепанный, едва втиснутый между соседями домишко, кривой, как нескладный рисунок, поднимал мансарду над другими крышами с любопытством ребенка. Казалось, ему все не наглядеться на залив, который так близко, и вместе с тем далеко — ведь ему до него никогда не дотянуться.
Рикгард очнулся только когда улица погрузилась во мрак, и зажглись первые фонари. Все это время он просидел на грязном матрасе, тупо смотря на то, как залив уходит во тьму. Квартира тоже помрачнела, осунулась и замолкла. Кран в ванной больше не капал, а крики снаружи затихли.
Оставаться в новой квартире и на ночь Рикгарду не хотелось. Нужно нанять сюда горничную, и хорошо бы не ту, что обходит дома в квартале Ликвидаторов. Можно даже купить андроида. Убирать самому этот свинарник, конечно, и думать нечего, но квартирка, если ее как следует оттереть и отчистить, вполне сносная.
Рикгард поднялся с матраса, на ощупь добрался до двери, вдохнул полную грудь гнилостной вони, и улыбнулся.
Двадцать лет старик прожил здесь, а он — в своем стеклянном доме на одиннадцать комнат, не считая подвальных помещений, гаража и подсобок. Есть в этой ровной математике какая-то ирония.
Он отпер дверь, и с лестницы пахнуло так, что заслезились глаза. Спускаясь по винтовой скрипучей лестнице, он слушал перебранку за тонкими перекрытиями, потом звон бьющейся посуды, крики, плач ребенка, снова вопли и глухие удары…
На квартирку в центре денег бы не хватило ни за что. А если так — можно и потерпеть. В конце концов, такого вида, как здесь, нет даже в квартале Ликвидаторов.
Коридор на первом этаже, устланный мелкой мозаичной плиткой, освещался дешевым газовым фонарем, воткнутым в плохо закрепленный кронштейн. Рикгард и позабыл, что есть еще в Эмпориуме места, где экономят электричество.
Он распахнул входные двери, готовясь наконец-то отделаться от стойкого аромата помоев, но кто-то метнулся ему навстречу, и он позабыл о запахах. Прежде, чем неизвестный успел бы нанести удар, Рикгард выбросил руку и крепко его схватил.
И только подтащив щуплую мальчишескую фигурку под газовый фонарь, он с удивлением увидел знакомое лицо. Перед ним сжалась бледная, растрепанная, испуганная, как птичка, та самая синтетическая девица, которую он выбрал себе в стажеры еще вчера утром.
— Так-так, — сказал он.
Вместо того, чтобы оправдаться или испугаться еще сильнее, девчонка вдруг выпрямилась и выдохнула. Бледность сошла с ее лица в одно мгновение, как будто краны с белилами прикрутили. Она взяла себя в руки быстро и ловко. Как машина. Только вот перехватила его руку она с удивительным, внезапным для омеги чувством:
— Меня ищут... Прошу вас... Не прогоняйте меня.
Рикгард едва удержался, чтобы не расхохотаться. По правде говоря, он даже не понял, зачем ему сдерживаться — не перед железной же девахой стесняться?
— Я вас искала. Я знаю, о чем вы думаете: вы всех нас ненавидите. Но их вы ненавидите куда больше. Я не такая, как они. Прошу вас. Меня сожгут.
Она резко повернулась к нему спиной, коротким движением рванула за пуговицы на спине и оголила гладкую кожу на пояснице. Сквозь зияющую рану виднелись обрывки мышц и гнезда для электросхем.
— Я вытащила свой гео-чип.
Рикгард нахмурился.
— Не очень понимаю, чего ты ждешь. Похвалить тебя или отругать? Как у вас там в школе принято?
— Я дефектная, — произнесла она раздельно и четко, словно втолковывала прописную истину младенцу.
— Дефектная, — повторил Рикгард. — Я не пойму: это плохо или хорошо? По всей видимости, ты этим гордишься. Или думаешь, что меня это обрадует.
— Такие, как я, подлежат уничтожению. Я прошу вас о помощи.
— Что, роботы теперь тоже боятся смерти?
Взгляд у девицы был долгим, пронизывающим, как будто она не просто думала, а пыталась прочитать его мысли.
— Я не робот, — наконец сказала она.
— Да-да, вас там учат, что вы люди, — припомнил Рикгард то немногое, что он знал о синтетическом Центре. — Но мне ты можешь не заливать.
— Прошу вас. Я сбежала. Они меня уничтожат, если отыщут.
Между ее бровей залегла складка, а губы едва заметно дрожали, но лицо ее все равно оставалось бледным, невыразительным.
— А ко мне ты почему примчалась? Как меня нашла?
— Я сняла ваши данные. Вчера.
— Сняла мои что?
— У омег множество систем, — начала она. — Доступ к ним открывается с опытом.
— Это как в виртуальной игрушке, что ли?
— …Некоторые можно комбинировать и получать ранее не существовавшие сочетания.
— То есть, ты на досуге балуешься комбинациями систем. Занятно.
— Есть система распознавания, она состоит из подсистем: визуальной, аудиальной, обонятельной...
— И?
— А есть система слежения. Объединяя две в одну, я получаю систему слежения после распознавания. То есть, ввожу ваши данные... В данном случае, запах.
— Мой... что?
— Тело человека, как и животного, испускает определенный набор веществ, —объясняла девчонка. — Люди такие вещества могут не чувствовать, но я развила свою систему обоняния таким образом, что способна улавливать запахи на огромном расстоянии.
— Фу ты, говоришь как машина, — Рикгард сплюнул. — Так к чему ты ведешь?
Девчонка глянула на Рикгарда с вызовом.
— Слушайте, вы сами меня выбрали. Вчера. Мне не к кому было идти. Понимаете? Я прошу вас как человека. Помогите.
Живости в ее чертах как будто прибавилось.
— По запаху, значит, отыскала? Как собака?
— Да. Только у собаки обоняние в шестьдесят семь раз хуже, чем у меня.
— А твои друзья тебя не отыщут? Так же, как ты меня?
— Нет. У омег все по-другому.
— И почему ты побежала ко мне?
Девчонка смотрела на него долго, выжидающе — то ли прислушивалась к звукам улицы, то ли ждала, что он ответит сам.
— Да куда ж тебе, дуре, еще бежать, — вздохнул Рикгард. — Ты первый раз в городе, да?
— Да. Все пошло не так, как я планировала. Они разослали тревогу. Я не могу просто убежать. Я должна переждать.
— Ты уверена, что уничтожила чип? Может, у тебя были другие? О которых ты не знаешь.
— Я сейчас же могу перечислить все свои системы и дополнительные надстройки. Каждую микросхему, каждый тип ткани.