Пришёл я однажды с гулянья, а у нас гости. Приятели Михалыча зашли в карты — в преферанс — поиграть. Все они старые, такие же, как сам Михалыч. Какой в них интерес! Я уж хотел к себе в комнату пройти. Вдруг слышу, мама зовёт:

— Юра, иди сюда! Куда ты прячешься?

Вхожу и вижу: на диване рядом с мамой сидит какая-то девочка. Только взглянул на неё, сразу понял — красавица. Личико кругленькое, носик пуговкой, а больше я ничего и не заметил — в глазах какой-то туман. Не помню, как и подошёл, как поздоровался, ведь до этих пор у меня ни одной знакомой девочки не было.

А мама совсем спокойно говорит, как будто ничего особенного и не случилось:

— Познакомьтесь, дети. Это наша новая соседка — Катя. Она приехала в Чернь к своему дяде. Будет жить рядом с нами. Можете и играть и гулять вместе. Покажи ей, Юра, свои игрушки.

Я стоял перед диваном, слушая мамины слова, но вряд ли понимал их смысл. Что же мне теперь делать?

Выручила сама Катя. Она вскочила с дивана, протянула мне руку и весело, по-приятельски сказала:

— Ну, бежим. Покажите, что у вас есть интересного.

Этот простой, дружеский тон сразу вернул меня к действительности. И как хороша была теперь эта действительность! Мы взялись за руки и побежали в соседнюю комнату.

Я тут же вытащил и показал Кате все свои сокровища — в основном крючковатые палки и корешки. Одни из них изображали птиц, другие — зверей. Особенно хороша была большая коряжина. Её я с трудом притащил из леса. Вся серая, головастая, очень похожая на медведя. Даже Серёже она нравилась.

Мы её частенько вытаскивали в сад, прятали в кусты и устраивали медвежью охоту.

Но, странное дело, все эти замечательные вещи Кате, кажется, совсем не понравились. Зато она очень обрадовалась кубикам и сразу предложила:

— Давайте строить из них квартиру. Выстроим столовую, гостиную, спальню… А куклы у вас есть?

Я в смущении ответил, что нет.

— Так кто же будет жить в нашей квартире?

— Не знаю. Может, солдатиков можно?..

— Нет, солдатики не годятся, — строго ответила она.

— А медвежата плюшевые тоже не годятся?

— Ну, какие же это дети! — возмутилась Катя. — А впрочем, покажите.

Я достал из шкафа медвежат, обезьянок и зайчонка.

— Какие смешные! — расхохоталась Катя. — А знаете — ничего. Мы их сейчас оденем в штанишки, в платьица. Они будут наши сынки и дочки. Наверное, у вас и посуды игрушечной нет?

Я смущённо покачал головой.

— Так я и знала. Эх вы, мужчины, никакого уюта создать без нас не можете!

И она презрительно покосилась на мои сучки и палки. Я чувствовал свою вину, но не знал, как её исправить.

— Не горюйте, — вдруг ласково сказала Катя. — В следующий раз я принесу свою кукольную посуду и даже, пожалуй, куклу Матильду тоже в гости к вам приведу. А сейчас давайте вырезать из бумаги и клеить штанишки и юбочки для наших детей. Надеюсь, бумага и клей у вас найдутся.

Бумага нашлась, даже разноцветная, клей тоже, нашлись и какие-то тряпочки. И мы с жаром принялись за работу.

Какой это был замечательный вечер! Как мне было грустно, когда Катю позвали идти домой. И ей, видно, тоже очень не хотелось уходить.

— Я обязательно к вам на днях опять приду, — кивнула она мне на прощанье.

В эту ночь я никак не мог уснуть. Всё думал о Кате, о том, что она скоро опять придёт и принесёт с собой настоящую крохотную посуду. Думал о том, что плюшевые мишки и зайчата теперь наши сынки и дочки… От всего этого сладко сжималось сердце и совсем не хотелось спать.

— Почему ты ворочаешься, не спишь? — недовольно проворчала мама. Наверное, блохи кусают? Говорила тебе — не клади Иваныча на постель. Вот блох и напустил. Сейчас простыню ромашкой посыплю.

Ах, мама, мама! Разве могла она угадать, что творилось в моей душе? Пусть сыплет в постель ромашку, пусть хоть засыплет ею весь дом. Но ей не убить того счастья, которым теперь полно моё сердце.

Чтобы не сердить маму, я свернулся калачиком в постели, стал Думать о Кате, о предстоящих чудесных днях; всё думал, думал да и не заметил, как заснул.

Наступили поистине волшебные дни. Мы с Катей совсем подружились, постоянно бегали друг к другу, играли в папу, маму и деток. Катя сшила всем моим зайцам и медвежатам штанишки, платьица, юбочки. Они пили и ели из настоящих крохотных чашечек, блюдечек. Для такого угощения мама давала нам хлеба, сахару, а иногда и печенья или пастилы. Дети У нас были послушные, они никогда не дрались, не ссорились. Мы с Катей — тоже. Казалось, счастью нашему ничто не угрожает.

И вот как-то утром приехал Серёжа. Я ему очень обрадовался, начал расспрашивать, что интересного он видел за эти две недели в Москве, ходил ли с мамой в цирк или хотя бы в театр.

Серёжа охотно обо всём рассказывал и вдруг с изумлением спросил:

— А это что за зверинец?

В углу комнаты мной и Катей были выстроены из кубиков комнаты, и в них на крохотных стульчиках чинно сидели за столом наши сынки и дочки.

— Зачем ты медведей в какие-то лоскуты нарядил? — не понял Серёжа. — Как же мы теперь на них охотиться будем? И клетушки им настроил. Какая чепуха!

Серёжа тут же хотел разорить всю квартиру и сорвать одежду с моих детей. Но я поспешил им на помощь.

— Не трогай, не трогай! Это наши сынки и дочки!

— Твои сынки и дочки? — изумился Серёжа. Я тут же рассказал ему о Кате и о том, как мы с ней подружились и вместе играем.

— Если хочешь, мы и тебя примем с нами играть. Но Серёжа только презрительно усмехнулся:

— Играть с девчонкой в папу и маму! Нет уж, играйте вдвоём. Я вам не товарищ.

Не знаю почему, но я вовсе не обиделся на него за такой отказ, даже его пренебрежительный тон меня вовсе не огорчил. «Не хочет, и не надо, подумал я. — Нам с Катей и вдвоём очень весело».

В этот же вечер Катя, как обычно, прибежала к нам. Мамы и Михалыча дома не было: они ушли в гости. Я немного волновался, как буду знакомить Катю с Серёжей. Но всё вышло очень просто. Увидя Катю, Серёжа почему-то совсем не растерялся, а поздоровался с нею так, будто знал её уже давным-давно.

Чтобы не терять золотого времени, я тут же предложил Кате продолжать игру в папу и маму.

— А вы будете с нами играть? — весело спросила она Серёжу.

Нет, не буду, — так же весело и даже небрежно ответил он.

— Почему?

Потому, что это смешно и глупо. В это только малыши играют.

И вдруг, к моему изумлению, Катя вся покраснела.

— Ну, не хотите, давайте во что-нибудь другое играть, — смущённо сказала она. — Хотите в салочки?

— Вот в это хочу, — кивнул Серёжа. И тут же крикнул: — Катя салочка! Спасайся кто может!

Мы побежали от неё в разные стороны. Катя погналась за Серёжей. Вбежали в столовую. Серёжа ловко увёртывался. Катя никак не могла его поймать и осалить. Видя, что меня никто не ловит, я сам подбежал к Кате, дразня её:

— Салочка, салочка, не боюсь тебя!

Но Катя даже не обратила на меня никакого внимания, будто меня и вовсе не было. Раскрасневшись и запыхавшись от беготни, она гонялась за Серёжей вокруг обеденного стола и всё повторяла:

— У, противный, противный, всё равно осалю!

Наконец Серёжа нарочно поддался ей. Катя его осалила и со смехом побежала спасаться.

Серёжа — за ней. Они выбежали из столовой к Михалычу в кабинет.

Чувствуя себя совсем лишним, я уныло поплёлся следом. Кабинет был разгорожен ширмой для приёма больных. Катя с Серёжей меня не видели.

В кабинете Серёжа сразу же догнал и осалил Катю.

— Ага, поймал! — крикнул он. — Теперь не пущу, — Он крепко обнял девочку.

— Пустите же, какой несносный! Катя вырвалась, но не убежала и совсем не рассердилась.

— Устала, не хочу больше в салки играть, — сказала она, чему-то лукаво улыбаясь. — Жарко очень. — Она подбежала и распахнула настежь окно.

— Закройте, — сказал Серёжа.

Катя вопросительно взглянула на него: