Узнал.

— И… что? Чего ты… х-х-хоче-че-шь…                                      

На последнем слове я заикаюсь. Понятия не имею, почему. Макар ведь не тиран и не насильник. Я никогда его не боялась, а сейчас не могу совладать со страхом. Наверное, все дело в том, что отца уже нет в живых, а с братом я разругалась. Да и Макар уже не нищий. Шесть лет прошло, кто знает, вдруг он уже не тот, каким я его помню.

— Ты боишься? — не без удивления спрашивает Макар и делает шаг ко мне, но тут же тормозит и отходит назад.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​И, правда, чего это я? Макар узнал о сыне, пришел поговорить, что это за реакция дикая?

— Извини, просто… не ожидала, что ты придешь с этим разговором.

— Мне фотографии дали твои и ребенка. Сказали, что мой ребенок растет без отца.

Надо бы извиниться, но я почему-то молчу. Я сделала так, как посчитала нужным и если бы была возможность вернуть все вспять, я поступила бы точно так же. Шесть лет назад Макар не заслуживал правды.

— Он растет счастливым, — говорю с искренней улыбкой. — Веселым, жизнерадостным, любознательным мальчиком. Твое отсутствие никак не повлияло на него, как на личность.

— Я был в этом уверен.

— Ты ведь пришел обсудить опеку?

— Только если ты разрешишь.

— А если нет — ты оставишь нас в покое?

Я сглатываю. С моей стороны жестоко об этом даже спрашивать, но я совсем не уверена, что хочу впускать Макара в нашу жизнь. В нашу, потому что в приложении к Тимофею иду и я. Я ведь не смогу оставаться в стороне, мне нужно будет общаться с Макаром, видеться, отвечать на телефонные звонки и смс. Мы должны будем стать друзьями. И он, вполне вероятно, захочет познакомить сына со своей женой.

— Предлагаю обсудить это через несколько дней. У тебя будет время все обдумать, не хочу, чтобы ты порола горячку. Я хочу увидеться с сыном, хочу принимать участие в его жизни, баловать подарками, воспитывать. Черт, Оля, я шесть лет просрал.

Я киваю. Он прав — мне нужно остыть. Успокоиться, взвесить все за и против. Выведать у Тимофея, не ждет ли он отца.

— Есть еще кое-что, — говорит Макар. — Я узнал о сыне от журналистки. Вчера у меня было интервью и из него вырезали почти все, оставив только ваши фотографии крупным кадром и наш с журналисткой разговор.

Глава 8

— Может, поговорим в квартире? — спрашивает Макар. — Я пришел не только из-за сына.

После его слов я, наконец, отлипаю от двери и стаскиваю с ног туфли. С наслаждением ступаю босыми ступнями на пол и прохожу мимо Макара, задержав дыхание. Не хочу вдыхать его запах, не хочу подтверждать то, что он все еще мне родной. 

Иду на кухню, машинально отмечая, что Макар следует за мной. В этой квартире большая просторная кухня. Хватит места для двоих, чтобы не пересекаться.

— О чем еще хотел поговорить? — спрашиваю, морщась.

У меня сильно раскалывается голова. Пить я не люблю и не умею, но вечер обещал быть романтичным и страстным. Я понадеялась, что головная боль появится уже после того, как мы с Динаром переспим. О таком завершении ужина я даже не предполагала.

— Обо всем. В прошлый раз нам так и не удалось поговорить.

— Да и не стоит. Я даже рада, что пришла твоя мама, иначе, может, и не узнала бы, что ты женат.

— Мама? — удивленно переспрашивает.

— Она тебе не сказала? — догадываюсь я. — Впрочем, какая разница. Подозреваю, ты хотел поговорить о том, что я и так узнала. О том, что ты женат стоило сказать еще в кабинете. До того, как я согласилась с тобой переспать. В остальном — это ведь неважно. Столько лет прошло, уже ничего не изменить. Поздравляю с сыном, кстати. Я думала, ты ушел, потому что правда не нагулялся, а ты молодец, поступил правильно. Женился на беременной девушке. На Жанне.

Я не знаю, зачем тараторю всё это. Хочу высказаться, вывалить все, что копила внутри эти полгода. Мне так хорошо жилось в неведении. Я думала, что Макар был просто слишком молод, чтобы увязнуть в одних отношениях. Ему хотелось разнообразия, других женщин, равных себе. Я в его жизнь, как ни крути, не вписывалась. Я бы предпочла не знать всего этого и жить блаженной дурочкой дальше. 

— Прости, черт, я не хотел, чтобы ты так узнала. 

— Нужно было рассказать. Шесть лет назад. Не считаешь?

— Считаю. Виню себя за то, что не сказал и ушел молча. 

— Мы все выяснили, — делаю паузу, потому что чувствую, как к горлу подкатывает ком. — Что еще обсуждать? Ты ушел, потому что Жанна забеременела. Женился на ней. Хорошо поступил…

Я замолкаю и отворачиваюсь, делая вид, что собираюсь сделать чай. На самом деле пытаюсь не плакать. Сдержать слезы, которые так и норовят брызнуть из глаз. 

— Оля… прошу, выслушай меня. Я не хотел, чтобы все так… 

Его голос почему-то звучит ближе, но сил на то, чтобы обернуться и посмотреть, не сократилось ли между нами расстояние, нет.

— Я не мог тебе шесть лет назад сказать, слышишь? Струсил, испугался. Не мог признаться в том, что по-глупости провел с ней ночь. Ты бы меня не простила.

— Не простила, — говорю, уже не пытаясь сдержать слезы. — И сейчас не прощу. 

— Оля… — его рука касается моего плеча, и я разворачиваюсь.

Не хочу больше скрывать от него слезы. Пусть смотрит, знает, что мне больно. Я не должна скрывать свои чувства и делать вид, что сделана из стали. 

— Не трогай меня, — голос срывается на крик. — Не смей даже прикасаться. Что ты сюда пришел? Зачем? У тебя жена есть и ребенок, а ты тут перед бывшей раскаиваешься, — я шмыгаю носом и обнимаю себя руками. — Тебе здесь все равно ничего не светит, а там тебя ждут. 

Чувствую, как трясусь. Это подкатывает истерика. Я давно не теряла контроль над своим телом, избавилась от этого почти сразу после рождения Тимофея. Мой уровень ответственности вырос до максимума. Я знала, что просто не имею права дать слабину перед сыном. 

— Нет у меня жены. Мы развелись через год после рождения Степана. Как только у меня появилась возможность подать на развод — я это сделал. 

— Я видела свидетельство о браке, твоя мама попросила его достать, представляешь? Приняла меня за уборщицу и мило так попросила вылезти на табуретку и взять для нее с полки документы, — я издаю смешок. — И жена твоя меня в кафе нашла. Ты не нашел, а она — да. 

Я начинаю трястись сильнее, и Макар подходит ближе. Притягивает меня к себе, окуная в свой, как я и думала, родной запах. Мое тело, вопреки всему, реагирует на него. Становится тепло, и я перестаю трястись. А еще мне хочется его обнять. Дать ему шанс. Меня пробирает злость от собственной тупости. 

— Не трогай меня, — бью кулаками его по плечам. — Не трогай, не трогай, не трогай! — выкрикиваю. — Предатель, слышишь? Ты предатель! Бросил меня одну шесть лет назад и женился на этой суке!

Макар все равно меня не отпускает. Прижимает ближе и стойко выдерживает обрушившийся на него град ударов. Молчит. Дышит тяжело и держит меня, пока я выкрикиваю ругательства и не забываю добавить, что никогда его не прощу.

— Никогда!

Хочу сказать, что ни за что его не подпущу к сыну, но прикусываю язык. В этот момент мой мозг включается, и я перестаю выдавать все, что приходит в голову, перестаю бросаться обидными словами и обзывать его. Я не могу и не буду решать за Тимофея. Он должен знать о том, что его отец хочет с ним общаться. Мои с Макаром отношения не имею совершенно никакого значения. 

Не знаю, сколько раз за последние минуты Макар произнес слово “прости”. Не пытался оправдаться, выгородить себя и затронуть тему прошлого еще раз. Я затихаю в его объятиях и перестаю трепыхаться. Утыкаюсь лбом в его плечо. Дышу все еще часто и злюсь на то, что он пришел. Шесть с половиной лет. Долбанных шесть с половиной лет он не появлялся в нашей жизни, а сейчас хочет получить все и сразу. Сына, воспитание, мое прощение! 

— Прости, что не искал, что ничего не сказал тебе шесть лет назад. Прости за бездействие. Я так сильно виноват перед тобой и хочу попытаться все исправить, слышишь? Позволь мне все исправить.