Дверь в раздевалку открылась, и Натали вышла с двумя другими старшеклассницами. Они перестали смеяться, когда заметили меня, и натянули улыбки на лица. Натали, с другой стороны, засветилась как солнышко.

— Тащи сюда свою задницу и переодевайся, девочка моя. Разминка через пять минут.

— Я как раз собиралась войти. — В роман Стивена Кинга. Молодая девушка, трагически получившая шрамы, пытается вернуться к нормальной жизни, лишь чтобы обнаружить, что та вовсе не ждёт её возвращения. Я зашла в раздевалку, где все младшеклассницы команды сплетничали и смеялись.

— Привет, — послышался слабый голос в конце комнаты. Все девушки замерли и уставились на меня, будто из моих глаз сейчас выстрелят лазеры, или ещё что похуже… например, я закатаю рукава и покажу им свои демонические шрамы.

— Привет, — ответила я.

Я бы лучше посмотрела повторы плохих комедий семидесятых годов, чем переоделась в этой комнате, но стоять как идиотка тоже не казалось отличным вариантом. Почему у меня не было уверенности Ноя? Ему было плевать, что думают остальные.

Хоть мне и не хватало уверенности, я всегда могла притвориться. Мысленно я вторила себе: «Представь, что ты Ной. Или лучше байкерша Бет», — я высоко подняла голову и пересекла полную девушек раздевалку, направляясь к уборной, где могла переодеться в кабинке. С уверенностью байкерши Бет или нет, я ни за что не буду раздеваться перед ними.

Пытаясь избавиться от напряжения, сотворённого моим дефилированием по подиуму, я закрыла кабинку и переоделась. Если вхождение в раздевалку у меня ассоциировалось со вступлением в роман Стивена Кинга, тренировка по танцам должна показаться началом ужастика.

К счастью, раздевалка уже опустела к тому времени, как я поспешила присоединиться к разминке. В коридоре две старшеклассницы хихикали у фонтанчика с водой.

— Ты можешь поверить, что Эхо Эмерсон присоединяется к команде болельщиц? Какой кошмар.

— Будто если Люк по ней сохнет, то у неё есть оправдание делать вид, что она не фрик.

Я нырнула обратно в уборную. Сердце ухнуло, желудок поднялся до горла, моя напускная уверенность разбилась на мелкие осколки.

***

Я шла по коридору в своих джинсах, коричневой хлопковой рубашке и облегающей майке. Каждые пять дней в неделю до выпускного мне приходилось убивать ещё час свободного времени. Может, только четыре. Я могла вновь перенести занятия с Ноем на понедельник после школы.

Я завернула за угол и часть моей души сделала глубокий вдох, когда я заметила картины, заполняющие стены. Я последовала за дорожкой из рисунков в свою когда-то любимую комнату — художественную мастерскую.

Несколько холстов стояли на мольбертах, ожидая возвращения своих мастеров. Миска с пластиковыми фруктами стояла на столе посредине круга из мольбертов.

Я по очереди оценила каждую картину. Мне понравилось, как на первой использовали тени. На второй уделили особое внимание деталям. На третей?

— Рада видеть тебя, Эхо. — Моя бывшая учительница искусства Нэнси вышла из соседней тёмной комнаты и стала скользить между мольбертами и столами ко мне. Она настаивала, чтобы ученики звали её по имени.

Женщина презирала правила и формальности. Её волосы, платиновые локоны с чёрными прядями, являлись свидетельством её характера.

Я указала на третий рисунок.

— Абстрактный экспрессионализм?

От её неистового смеха комната завибрировала. Она поправила свои очки в роговой оправе.

— Ленивая ученица, которая думала, что на моём предмете легко получить пятёрку. Она считает себя импрессионисткой.

— Какое оскорбление.

— Знаю. Я спросила, знает ли она, что такое импрессионизм, и когда та покачала головой, я показала ей твои картины. — Нэнси посмотрела на каракули перед собой, будто пыталась найти в них что-то приемлемое. — Я скучала по тебе.

Знакомая вина прокралась внутрь меня.

— Мне жаль.

— Не стоит, дитя. Это не твоя вина. Твой отец проинформировал меня, что тебе больше не позволено ходить на занятия по искусству. Я поняла это так, что никогда больше не увижу тебя.

Я подошла к четвёртому рисунку.

— Красивые линии.

— Ты продолжаешь рисовать?

Надеясь сделать вид, что я безумно заинтересовалась в цвете, выбранном для банана, я склонила голову. Но мне не было интересно. Чёрная дыра в моей голове увеличилась, прерывая все мысли о картине.

— Нет, но делаю наброски. Чаще всего карандашом. Некоторые углем, но только дома.

— Я бы с радостью на них посмотрела.

Нэнси схватила альбом, который я вытащила из сумки. Она села на стол с фруктами и открыла его.

— О, Эхо. Просто удивительно.

Я пожала плечами, но она не заметила, была слишком поглощена моим альбомом.

— Мы победили.

Она оторвала взгляд от набросков и молча посмотрела на меня. Я продолжала занимать себя работами других художников.

После пары секунд она вернулась к изучению моих рисунков Грейс.

— Нет, ты победила. Я едва ли вложила в это свою лепту. — Она сделала паузу. — Ты помнишь?

— Нет. — Конечно, Нэнси пожалеет меня и заполнит некоторые пробелы в моей памяти. — Ты была там?

— М-м-м, подруга. Ты так и хочешь натравить на меня своего отца и миссис Колинз. Мистер Эмерсон ещё ладно, но эта женщина? — она пожала плечами. — Между нами говоря, она меня пугает. Такие дружелюбные — самые подозрительные.

Я прыснула, понимая, насколько скучала по честности Нэнси.

— Хотела бы я вспомнить. — Пятый холст был совершенно пуст. Ниже лежали неиспользованные масляные краски и кисти. — Ты не против?

Нэнси почесала подбородок и окинула меня своим классическим задумчивым взглядом.

— Ну, он ведь только сказал, что ты не можешь посещать уроки, но рисовать не запрещал.

Я взяла толстую кисть, окунула её в чёрную краску и нарисовала круги на холсте.

— У меня впечатление, будто в моей голове большая чёрная дыра, и она высасывает из меня жизнь. Не важно, как долго и сосредоточено я смотрю, я вижу лишь темноту.

Я выбрала широкую кисть и смешала чёрную и белую краску, чтобы создать разные оттенки серого.

— Но вокруг чёрного есть серые края, и они постоянно вспыхивают яркими цветами. Но на деле я никогда не могу схватить ни один из осколков воспоминаний.

Вцепившись в кисть, я уставилась на холст, который теперь отображал мой мозг.

— Хотела бы я, чтобы кто-то наконец сказал мне правду и покончил с этим безумием.

Тёплая рука крепко прижалась к моему плечу, выводя меня из транса. Вау, пять часов. Отец убьёт меня, если я не приду домой в ближайшее время. Нэнси положила руку мне на плечо, её взгляд был сосредоточен на холсте.

— Если это и безумие, то оно гениальное. Ты собираешься его закончить?

Впервые за два года я почувствовала, что могла дышать.

— Ты не против, если я буду к тебе приходить после уроков?

***

«На рисунке ниже линия АВ была построена на пересечении линий АС и AD. Используя компас, C и D были отмечены на равном расстоянии от А на линиях АС и АD. Затем компас был использован для определения местоположения точки Q так, что Q равноудалена от С и D. С этими данными найдите меры BAC и BAD.»

Если бы Айрес был тут, он бы знал, что делать.

То есть, да ла-а-адно вам… в чём тут вообще вопрос?

Если он тут есть, то простой английский требовал знака вопроса. А эта треугольная фигура внизу, она должна чем-то мне помочь? Мне был нужен компас?

И почему у ответов внизу были цифры? В задаче не упоминалась ни одна чёртова цифра.

«Дыши, Эхо», — сказал бы мне Айрес. — «Ты сама себя запугиваешь. Сделай перерыв, и вернись к ней позже».

И он был прав. Айрес всегда был прав. Господи, как же я по нему скучала.

Я скинула учебник по подготовке к АСТ на пол и откинула голову на спинку дивана. Я ненавидела эту комнату. Липкие, цветочные розовые обои покрывали стены, соответствуя скучным шторам и обивке. В тот момент, как Эшли выкинула мою мать за дверь, она травмировала всех дизайнеров мира своим ремонтом. И хоть она заклеила обоями стены, чтобы уничтожить следы моей матери, но я-то знала, что оставалось под ними… фреска Греции, которую она нарисовала.