Пятнадцать минут. К чёрту. Она не собиралась выходить, а я — продолжать ждать на морозе, как придурок. Меня ожидала вечеринка. Где будет множество девушек, желающих отдаться мне, а также куча курева и алкоголя, чтобы помочь мне забыться.

Я оттолкнулся от кирпичной стены спортзала, засовывая руки в карманы джинсов в поисках ключей. Дверь распахнулась, чуть не вписавшись мне в лицо. Я уж было открыл рот, чтобы наорать на вышедшего козла, но вовремя остановился, столкнувшись лицом к лицу с моей личной сиреной, моей нимфой — Эхо. На этот раз она никуда не уйдёт.

Обхватывая девушку руками, я прислонил её к стенке.

— Скажи, что выбрала меня, Эхо.

Она облизала губы. Её зелёные глаза тлели, призывая меня к себе.

— Я выбрала тебя.

Впервые за три года кольцо, сжимающее мой желудок, ослабло.

— Ты никогда об этом не пожалеешь. Клянусь. — Позволяя рукам обследовать изгиб её талии, я прижался к её мягкому телу.

Я хотел её, целиком. Но Эхо заслуживала большего, чем короткого радостного возбуждения, и получше парня, чем я. Я должен был быть медленным и осторожным. Мне хотелось перевернуть её мир каждым прикосновением и каждым поцелуем, чтобы все её мысли вертелись вокруг меня. Я никогда уже не смогу прикоснуться к другой девушке, не думая о ней.

Я пообещал, что она будет для меня другой, и должен был сдержать слово. Отрываясь от Эхо, я взял её хрупкую руку в свою и повёл к машине.

— Поехали.

— Куда?

Я открыл пассажирскую дверь и повернулся к ней. Невинные глаза девушки расширились от недоумения. Она не должна быть со мной.

Мы оба прошли через ад, но Эхо заслуживала лучшего. Тем не менее, я был не так уж плох. Когда-то я был так же хорош, как она. Ей нужно было знать об этом.

— В одно особенное место.

***

— Так, я куплю тебе куртку. — И я говорил это на полном серьёзе. Я открыл дверь машины и накинул свою кожаную куртку ей на плечи. — На дворе февраль. Почему ты никогда не носишь чёртову куртку?

Эхо скользнула руками в рукава, закрывая глаза и делая глубокий вдох. Когда она, наконец, их открыла, то захлопала ресницами, окидывая меня взглядом чистого соблазна.

— Может, мне нравится носить твою.

Я сглотнул. У меня были планы, и они не включали себя поцелуи у машины. Чёрт возьми, она меня убьёт.

— Поздравляю, она — твоя.

Смех девушки согрел меня так, как не смогла бы ни одна куртка.

— Ты теперь во всём мне поддаваться будешь?

Похоже на то. Я переплёл наши пальцы и провёл Эхо по пустой улице к фонтану. Воду, струящуюся из трёх цветков, освещали красные и розовые огни.

— Как красиво! — Она посмотрела на фонтан, разглядывая различные цветы, выгравированные в металле. Нет, она была красивой.

— Я помогал построить их.

— Что?

Я кивнул в сторону домов, окружающих нас.

— Я помогал строить эти дома. Мама и папа были членами организации «Жилье для людей». Там они и познакомились. Вместо того чтобы гулять на вечеринках в Канкуне на весенних каникулах, они отправились на восток Кентукки и строили дома. Затем поженились.

Эхо отпустила мою руку и посмотрела на маленькие виниловые домишки с верандами и качелями. Папа убедился, чтобы они были в каждом доме. Когда она полностью обернулась, то заметила мемориальную доску сбоку фонтана: «В память о Дэвиде и Саре Хатчинс».

— Твои родители?

Моё горло напряглось, не давая возможности ответить. Я кивнул.

— Каждый раз, когда мне кажется, что я в тебе разобралась, Ной, ты меня удивляешь.

Вот поэтому я и привёл её сюда.

— Мы не закончили наш танец.

Её беспокойный взгляд прошёлся по окнам небольшого квартала. Везде были опущены занавески. В некоторых горел свет, в некоторых нет, но на нас никто не смотрел.

— Здесь?

— Почему бы и нет?

Эхо застучала каблуком по тротуару, явный признак того, что она волновалась. Я сделал осторожный шаг вперёд и взял её за талию прежде, чем она успела бы отпрянуть. Моя сирена взывала ко мне своим пением слишком долго, пленяя моё сердце, искушая своим телом, плавно сводя меня с ума. Пришёл час расплаты.

— Слышишь это? — спросил я.

Девушка подняла бровь, ничего не услышав, кроме звука капающей воды в фонтане.

— Ты о чём?

Я скользнул правой ладонью по её руке, прижимая её к своей груди, и начал покачивать нас из стороны в сторону.

— О музыке.

Её глаза заплясали.

— Может, скажешь, что я должна слышать.

— Медленную барабанную дробь. — Одним пальцем я начал выстукивать ритм на её пояснице. — Акустическую гитару. — Я наклонился и стал напевать любимую песню ей на ухо. Меня опьянил её сладкий запах корицы.

Эхо расслабилась, идеально подходя моему телу. Мы плавно закачались, двигаясь под наш собственный такт, морозный февральский воздух приятно холодил кожу. На мгновение мы сбежали из ада. Ни учителей, ни терапевтов, ни друзей с их «лучшими побуждениями», ни кошмаров — только мы вдвоём, танцуем.

Моя песня закончилась, пальцы перестали выстукивать ритм, а мы — качаться из стороны в сторону. Эхо замерла, продолжая держать меня за руку и кладя голову мне на плечо. Я закопался лицом в её тёплых шёлковых кудряшках, прижимая девушку крепче. Эхо становилась для меня необходимой, как воздух.

Я опустил руку на её подбородок, поднимая голову. Стал поглаживать пальцем её тёплую гладкую щёку.

Моё сердцебиение участилось. На её губах заиграла улыбка сирены, когда она наклонилась ближе ко мне, и я почувствовал неоспоримое притяжение потерянного в море матроса к взывающей домой прекрасной богине.

Я поцеловал её в губы. Мягкие, пухлые, тёплые — такие, какими я их и представлял, и даже лучше, гораздо лучше. Эхо неуверенно ответила на поцелуй, как бы задавая любопытный вопрос, на который у меня был ответ. Я приоткрыл рот и стал ласкать её нижнюю губу, моля о разрешении. Гладкие руки девушки сомкнулись на моей шее и потянули за волосы, прижимая меня ближе.

Она открыла рот, её язык соблазнительно коснулся моего, из-за чего у меня чуть не подогнулись колени. Наш поцелуй стал набирать обороты, и во мне загорелось пламя. Её ладони поглаживали мою голову и шею, лишь распаляя огонь во мне.

Забывая о каждом правиле, которое я сам себе придумал, я провёл руками по её спине, запутываясь в волосах и придвигая Эхо ближе к себе. Я хотел её. Я нуждался в ней.

Вдруг послышался звук захлопнувшейся двери, и Эхо вздрогнула. Она быстро отпрянула и повернула голову на звук двигателя. Мы наблюдали, как впереди загорелись красные фары, а затем исчезли, когда машина уехала дальше по улице.

Глаза девушки встретились с моими.

— И что это значит для нас?

Я прижался своим лбом к её.

— Это значит, что ты — моя.

Утро понедельника принесло новый этап моей жизни — публичные отношения с Ноем Хатчинсом.

Как только он подошёл ко мне со спины и поцеловал меня в шею, я стала разрываться между желанием прижаться к нему и убежать.

Каждый мускул моего тела кричал о том, чтобы я поддалась ему. Разум же твердил, чтобы я отодвинулась. Вздохнув, я последовала велению последнего.

— Ты нарушаешь множество школьных правил о публичном проявлении чувств.

Ной засмеялся, а я закрыла дверцу шкафчика.

— И что?

И что?

— Я не хочу получить наказание и остаться после уроков.

— Ты слишком напряжена. Кажется, я знаю, что поможет тебе расслабиться.

То, как его взгляд поглощал меня, намекало, что мне не стоит поддаваться на его уловки, но я не сдержалась.

— И что же?

Ной прижался ко мне своим телом, толкая меня к шкафчику.

— Поцелуй.

Я крепче ухватила учебники у груди и попыталась побороть желание уронить их и накинуться на него. Но это только бы поощрило его намерения подарить мне фантастический поцелуй. Как бы там ни было, поцелуи на публике точно грозили наказанием и опозданием на урок.