– Поразительно, как ты догадался? – Тип приблизился к Николаю и больно врезал ему по рёбрам. – Я шаман из Пермской тайги, зовут меня Илко, я пришёл уничтожить тебя, как ненужную помеху.

Коля, превозмогая боль в ребре, часто выдыхая, плюнул в лицо шаману:

– Да пошёл ты!

А в голове промелькнули слова бандита из той парочки: «Илко наказал их замочить!»

И тут Николай получил второй удар в челюсть, куда более болезненный и неприятный. Аж слёзы на глаза выступили. Тем более обидно стало, что избивают в собственной крепости, на собственном диване. Но, увы, пленённые руки не могли выставить защиту.

– Говори, зачем ты пользовался каналом? – Илко снова склонился над жертвой.

– Просто так, – сквозь слёзы усмехнулся Коля. – От нечего делать. А зачем ты шарился в моих вещах?

– Искал что-нибудь интересное. И нашёл вот это! – Шаман вытащил из кармана мешковатого одеяния пачку сигарет «Космос» образца тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. – Ты это оттуда притащил? И из-за такой ерунды ты пользовался каналом?

– Это мелочь. Я просто пользовался тамошними дарами. Но в квартире ничего больше нет, – честно сознался Коля. – И как ты вообще мой адрес узнал?

– Это мой секрет, – противно улыбнулся щетинистый шаман. – Короче! Я понял, что ты тратил канал на всякое дерьмо. А ведь подобные проходы открываются раз в сто лет! И даже я не властен над ними. Я могу их только узреть. Духи подсказывают мне… – Шаман как-то странно посмотрел в себя стеклянными глазами, впрочем, он тут же злобно воззрился на Колю. – Ладно, хватит тут базар разводить! Выбирай, Николай, как умирать будешь? Хочешь, тебя найдут повесившимся? А хочешь, обнаружат отравившимся таблетками?

– Дай-ка подумаю с минуту, – не теряя самообладания, сказал Коля, в расчёте потянуть время.

– Ни секунды. Выбирай прямо сейчас! – И шаман угрожающе приблизил к Коле щетинистое лицо.

И Герасименко понял, что сейчас или никогда.

Сейчас или никогда нужно что-то предпринять, дабы спасти свою жизнь.

Комната общежития КГБ, в которой поселился Дима, скорее походила на квартиру. Совмещённый санузел, кухня два на два, с деревянным столом и эмалированной раковиной, и комната с шестнадцатью навскидку квадратами с голым решётчатым балконом. На последнем открывался чудесный вид с панорамой старого центра Перми. В общем, и снаружи, и внутри — настоящая машина времени!

В комнате из обстановки имелись: глухая тумба с большим цветным «Рубином», журнальный столик с по козлиному расставленными ножками и с полочкой из ребёр вместо плоской поверхности, а также типичный совдеповский шифоньер с золотистыми колпачками вместо ручек. Вся эта мебель была темно-вишнёвого цвета, как впрочем, и «Рубин» с «крутилками» и «передвигалками», расположенными справа от кинескопа.

Диме вспомнилось время, когда он въехал в свою ипотечную квартиру, купленную на рынке вторичного жилья. Она была в таком же первозданном виде – как привет из прошлого. А тут это прошлое ожило и обновилось.

И сев на стул в этой кагэбэшной квартирке, в одиночестве, Дима услышал звенящую тишину. И защемило глубоко в груди: а что дальше-то? Зачем я здесь? Правильно ли всё творимое и происходящее?

Он понял, что отвлечь от ненужных мыслей может только прогулка. Но куда пойти? Поначалу его потянуло опять к родному дому. Взглянуть бы всё-таки на себя маленького! Да только сказать-то себе нечего – не поймет малец, слишком мал. Не тот ещё период.

Ещё не период нежно-сексуального созревания. Вот если б в него попасть! Тот самый, когда начал чувствовать нечто необычное к женщинам. Когда при виде старшей вожатой в пионерском лагере на каком-то представлении в образе птицы, но главное – с голыми ногами! – когда при виде этих плотных голых ляжек, чудесно стремящихся друг с другом к чему-то треугольному, — так волнительно становилось, так сжималось всё внутри! Так всё переворачивалось внутри, что хотелось вскрикнуть и выбежать из зала или… Или убить себя и её! То есть не понимал ещё никем не объясненную сексуальную суть мужчины.

Да, не тот период! Ещё только первый класс! Беззаботная беготня по школе, наивные мысли, наивные мечты. Что можно объяснить такому себе? Да ведь и хотел же! Хотел уже тогда, в первый визит. Но природа времени подсунула Лерку, которая известила об отсутствии Димки маленького и его матери. Значит, время предупредило — что нельзя встретиться с самим собой или с молодой мамой. Стало быть, прав Коля – нечего испытывать собственную судьбу!

Дима снова осмотрел комнату — и тут ему пришла идея. Дом, в котором у него квартира по ипотеке, строится как раз сейчас, в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году. А не пойти ли ему на стройку и кое-что проделать? Решено! Так тому и быть!

По дороге Кукарский завернул на советский базарчик и удачно спихнул по дешёвке два тома «Консуэло». Пообедал Дима в знакомой с детства пельменной за шестьдесят две копейки. Там радовал неизменный от времени полумрак. Касса царила на старом месте (в смысле, как в детстве), а из-за кассы, из нутра кухни тянулся пар, и дородная повариха громко сообщала, что пельмени сварятся через две минуты. А на столах стояли графинчики с бесплатным раствором уксуса и солонки с перцем и солью.

Впрочем, мало что изменилось здесь к две тысячи тринадцатому году: только косметические исправления появились. Свежее стало, стены посовременнее, потолки другие, опять же – окна пластиковые, думал Дима при осмотре зала, вот только графинчиков и солонок уже не ставят – всё за отдельную плату!

Хотя пельмени тысяча девятьсот восемьдесят третьего года показались вкуснее, чем вообще всякие пельмени из две тысячи тринадцатого года. Ну, это и понятно, решил Дима. В Советском Союзе всякую дрянь в мясной фарш не добавляли, а ГОСТы чтили!

Отобедав, Дима прогулялся по памятным местам, пропущенным в первый визит. И, наконец, добрёл он до заветной стройки. Было полшестого вечера, за забором царила тишина. Кукарский пробрался в расщелину с отвернутыми досками, тихо пробрался краешком изгороди, боясь сторожа, и проскользнул в нужный подъезд.

Квартира располагалась на втором этаже. Входная дверь пока что не обрела свою ипостась. С замиранием сердца Дмитрий ступил внутрь. Под подошвой предательски хрустнула строительная крошка. Бетонные стены прихожей в полумраке словно сузили пространство.

Пройдя в комнату, Кукарский встал посреди и осмотрелся. Обзор двора уже успели застеклить. Вот только тополи ещё не выросли — даже до второго этажа не дотянулись! А ведь там, в будущем, они до крыши дома уж достали!

В груди стало тепло. Своё, родное, в первозданном виде, — он почувствовал себя так, словно попал в доисторические времена. Впрочем, это сравнение неудачное, как и всякое другое.

Кукарский оставил комнату и, хрустя подошвами, проследовал в ванную. Унитаз и чугунная ванна уже обосновались на своём месте — унитаз до вселения Димы не дожил, а вот ванна просуществовала спокойно, Кукарский лишь сменил ей покрытие.

Дима сел на колени, изогнулся и просунул далеко в нишу между стеной и ванной заранее приготовленную посылочку себе из прошлого — небольшой свёрток в фольге, крепко затянутый в полиэтиленовый пакет.

В фольгу были завёрнуты всякие мелочи, которые Дима прикупил сразу после продажи «Консуэло» Жорж Санд, а именно: закрытый металлический кружок-таблетка с бальзамом «Звёздочка», диафильм «Остров сокровищ» в пластиковой баночке и, наконец, тройной одеколон.

Все эти безделушки Дима планировал использовать на собственные нужды. А самое главное, он хотел посмотреть, как они сохранятся.

Под собственными нуждами подразумевалось вот что. Бальзам просто для каких-нибудь местных лечений. Диафильм Кукарский решил показать дочери (и посмотреть вместе с нею — оставалось лишь раздобыть проектор), а тройным одеколоном он хотел обеззараживаться после бритья. Хотя кое-что можно было бы и спихнуть коллекционерам, например, тот же флакон с одеколоном.