– Увы, получается, что нет.

– К тому же Кукарский накануне качал ролики с Горбачёвым. Это тоже о чём-то говорит. Может, он подался в советский Кремль? – задумчиво добавил скульптурный.

– Всё-таки не понимаю, как вы вообще про нас узнали, а главное, как про ролики-то прочухали? – изумился Коля.

– Скажем так: мы с группой учёных давным-давно отслеживаем флуктуации пространственно-временного континуума… – Подпол серьёзно посмотрел на Колю в салонное зеркало. – Недавно мы определили точку возмущений – Кунгурские пещеры. Наконец, мы связались с местной полицией. И тут-то выяснилось, что вы на пару замешаны в одном странном деле с двумя бандитами.

Коля понял, о чём речь, и покивал.

– Ну, хорошо, вы установили слежку за каждым из нас. А про ролики-то как узнали? Про те, которые Димка скачивал?

Подпол усмехнулся:

– Зная человека, залезть к нему в компьютер проще простого. Но, честно скажу, мы прокололись, мы не успели его остановить. Боюсь, что он натворит делов! Поэтому я надеюсь на вашу помощь, Николай.

И офицер многозначительно повернулся к пленённому.

– Ведь он, получается, вас кинул. Вы ему показали дорогу в СССР, а он без вас начал менять историю.

Тут машина остановилась, и Колю вывели во двор административного здания, и завели через чёрный ход внутрь.

Продержав Николая Герасименко часа два в одиночной камере, они начали настоящий допрос, на котором присутствовал Игорь Игоревич и какой-то его помощник с забавным лицом, напоминающим этакого киношного гоблина. Мурыжили Колю целый вечер.

«Когда, по-вашему, вернётся из прошлого Кукарский?» «И мы так и не услышали, каким образом вы узнали про канал?» «Как вы привели туда Кукарского?» «В какой год и день вы попали в первый раз?» «А во второй раз, в третий?!» «Что вы делали в Советском Союзе?» «С кем вы там встречались? Назовите по имени и фамилии!»

Николай отвечал растерянно, подавленно и односложно. В основном сообщал правдивые сведения. Однако про Любу не сказал ни слова. Настоящий партизан!

Ночевать его принудили в камере. Прилегши на твёрдую койку, Коля дал волю злобе на товарища.

Так отвратительно закончился этот день после превосходного дебюта с патефоном.

Делать было нечего: Кирыч попросил два дня на устройство встречи с генсеком, и Дмитрию пришлось временно вернуться домой. Точнее, не пришлось, а так он сам захотел. Но оказалось, зря, ой как зря! В нашей реальности его уже ждали, что называется, с распростёртыми объятиями.

Едва Дмитрий приблизился к подъезду своего дома, как с ним тут же проделали экзекуцию, подобно номеру, произведённому с Колей Герасименко. Сценарий повторился — прикатили на серебристой иномарке, всунули в её нутро и укатили.

В управлении Диму сразу привели на очную ставку с Герасименко. Войдя в комнату для допроса под конвоем и увидав своего товарища, менеджер «Мастерка» опустил глаза. Он не в первый раз почувствовал себя виноватым.

– Садитесь, Кукарский, – зычно сказал Игорь Игоревич. – Вы узнаёте этого человека?

– Д-да. — Дима погрузился на стул, наискосок от дружка. — Это мой товарищ Коля Герасименко.

– Ладно, к нему мы ещё вернёмся… Итак, по вашим заверениям, вы сейчас вернулись из гостей. У кого же вы гостили?

— Я же сказал, у родственников.

– Назовите имя, фамилию, кто и кем вам приходится?

– А зачем? — Дима смело посмотрел на подполковника.

Меж тем, человек, похожий на киношного гоблина, сел напротив Кукарского (тогда как подполковник замер над металлическим столом), сел и хрипло сказал:

— Слушай, ты! Ещё один умник, да? Здесь вопросы задаём мы, понял?! Мало того, что вы, придурки, без спроса сунулись в канал, так вы ещё и отпираетесь тут, как садишные детки! Ну-ка, быстро отвечай, что ты делал вчера в СССР? С кем встречался, а главное, кому показывал учебники истории? Ведь ты их обратно не притащил!

Дима посмотрел на Колю. Во взгляде Герасименко промелькнуло столько всего! И досада, и горесть, и, помимо прочего, надежда на нормальный исход дела.

— Ну, хорошо. — Дима глубоко вздохнул. — Я… Я воспользовался каналом.

-- Это мы и без тебя знаем, придурок, – сипло сказал похожий на гоблина. – Последний раз спрашиваю, кому ты учебники показывал?

– М-нэ, так, просто знакомому.

– Имя, фамилия, род занятий знакомого.

– Да откуда я знаю? Случайно в пивной повстречались, посидели, я ему рассказал, он попросил привезти доказательства. Вот я и привёз. Женька его зовут, больше ничего не знаю.

– Вот, ушлёпок, врёт ведь и не моргает! – гоблин заискивающе поглядел на подполковника.

– Н-да уж, – протянул Игорь Игоревич, присаживаясь за металлический стол четвёртым, напротив Герасименко и рядом с Димой. – Сложное дело. Надо бы с ними… м-м… наглядную экскурсию, так сказать.

– Ага, – радостно кивнул гоблин. – Грузим их в машину и на Кунгур. Пусть покажут, как они перемещаются.

– Ладно, не кипятись, сейчас посмотрим, – спокойно сказал шеф-подполковник.

Товарищи переглянулись. Но не успели они и подумать о чём-то дельном, как появился конвой, и их увели.

Горе-путешественников поместили в новую камеру – свежевыкрашенную в салатовый цвет, с двумя застеленными кроватями. Каждый выбрал свою лежанку и сел на аккуратно заправленное одеяло. Стеклянное окошко заливала шершавая белая беспроглядность алкидного типа, как в больничных туалетах. На потолке, куда первоначально обратились дружные взгляды, ничего особенного не наблюдалось, кроме диодного светильника в виде квадрата, – ни камер, ни микрофонов. Лишь разводы кремовой краски.

– Ну что, допрыгался? – язвительно сказал Коля, строго посмотрев на сокамерника. – Предатель.

Вся злоба у Коли уже перегорела, и последнее слово прозвучало скорее иронично, чем на полном серьёзе. Дима поймал на слух эту нотку.

– Слушай, знаешь, я не хотел. Просто, само так получилось.

– Что именно получилось? – тихо спросил Коля, с опаской поглядев на стены.

– Это прозвучит дико, очень дико. Может даже смешно, но… Я сошёлся с тем кагэбэшником, чтобы вернуть Советский Союз, – почти шёпотом завершил тираду Дима, наклонившись вперёд к товарищу.

– Что? Что ты сказал? Вернуть Советский Союз?! (Дима приставил палец ко рту, и его собеседник сбавил на полтона.) Господи, это ж бред, какой же это бред! – Коля схватился за голову. – Ты что, идиот?! Зачем это нужно? Кому это надо? Только твоей больной фантазии?

– Всем! – Дима встал с постели и прошёлся по камере, стараясь говорить тише. – Это нужно всем. Если бы Союз не развалился, мы все бы жили сейчас по-другому, понимаешь? Всё было бы совсем иначе. Люди стали бы добрее, гораздо добрее! Они продолжали бы, как и в СССР, везде уступать место старшим и дорогу Скорой Помощи. Они не стали бы обманывать пенсионеров и немощных с целью наживы. Они прекратили бы ненавидеть соседей и конкурентов. Они не научились бы поклоняться деньгам. И наша жизнь – она… Напомнила бы тот самый коммунизм, к которому все стремились тогда. Именно это я и хочу доказать!

Наверно в последние мгновения пламенная речь Димы зазвучала слишком громко, и товарищи, вдруг испугавшись, дружно осмотрелись по сторонам, будто бы в поисках ушей на стенах.

– Наивный! Идеалист! Ты уверен вообще в том, что говоришь? А если у тебя ничего не получится? Если начнётся третья мировая? – выразительным шёпотом сказал Коля и внимательно глянул на остановившегося товарища. – Ведь ты же не можешь точно знать, как повернётся история после твоего выпендрёжа.

– Да откуда ей взяться, третьей мировой? – Дима сел обратно на кровать. – Если уж в лихие девяностые никто на нас не напал, то на империю зла и подавно не позарятся.

– А ты о людях подумал? – вполголоса возмутился Коля, поёрзав на кровати. – Ты у них спросил? Надо им это?

– Вот именно, подумал! О них я и подумал в первую очередь! Я хочу вернуть людям веру! – полушёпотом проголосил Дима, упирая кулаки в одеяло. – В Советском Союзе мы были сплочёнными и добрыми. Потому что мы верили в лучшее будущее. А главное, мы верили в доброту! В то, что все люди добрые. Это внушали нам с детства. Мы все любили друг друга. Ну вспомни: даже вокруг нас процветала добрая Восточная Европа! СССР провозглашал дружбу народов. И мы дружили! Дружили с болгарами, дома строили вместе, дружили с поляками, с немцами, даже с многими капстранами ладили! И это было не на словах. Люди действительно любили друг друга.