Скорей всего поэтому необходимость откровенной беседы с вдовой обрадовала меня. Ибо эта необходимость — чисто деловая, не замешана на сексе и прочих нежностях. Значит, мне не в чем себя упрекнуть.

Со дня гибели Крымова минуло две недели. Срок вполне достаточный, чтобы Крымова смирилась с потерей мужа. Тем более, что особого горя в поведении вдовы я и раньше не замечал. Ни в санатории, ни тогда — в Майском. Ленка даже пооткровенничала, сознавшись в отсутствии любви к мужу.

Не взирая на игривые мысли, я чист и по отношению к памяти друга и — к самому себе.

Навещать Ленку в её комнате не было желания. Не потому, что боюсь не справиться с мужскими «эмоциями» — возненавидел её соседку. Впрочем, ненависти, как таковой не испытывал — появилось чувство брезгливости.

Вообще-то, какое мне дело до того, с кем простушка испытывает прочность санаторных кроватей или под кем подминает траву в нашем парке. И все же при виде ярко намалеванного рта и излишне подвижных бедер Людмилы к горлу подкатывала тошнота.

Поэтому пришлось подстеречь Крымову в лечебном корпусе.

Я решился на полную откровенность. Нередко она значительно выгодней самого искусного маневрирования. Тем более, что после получения телефонограммы из Козырьково подозрение в причастности женщины к убийству Веньки резко пошло на убыль.

Устроился я на диванчике напротив строя ванных кабин. Сидел и размышлял.

Конечно, разработку проводницы прекращать нельзя. Инфаркт — не доказательство отсутствия вины. Беда, никто не спорит, можно посочувствовать, при необходимости помочь, но не оправдать.

Ларин — подозрителен по всем статьям. Слишком много разночтений в поведении и высказываниях. Неизвестно о чем он разговаривал с Надеждой Семеновной, после чего она попала в больницу. Откуда блондин знает Крымову, где они познакомились до встречи в поезде?

И почему, наконец, меня не оставаляет ощущение, что я когда-то раньше тоже видел блондина. Встречаться вплотную, так, чтобы запомнить характерные жесты, абрис фигуры, я мог только с подследственными и свидетелями. Среди знакомых человека, похожего на Ларина, по моему, не было.

Вторая версия — наиболее убедительная.

Крымова… Леночка… Болевая точка, которую безуспешно пытаюсь подавить… терапевтическим лечением. О необходимости применения хирургии страшно подумать.

Версия шаткая, держится на чисто психологических опорах. Ни одного весомого факта. Что имеется? Опрокинула бутылку с холодным чаем, предположительно отравленным? А вдруг действительно — случайность? Равнодушно восприняла смерть мужа? Но равнодушие может быть и показным, исходящим от нежелания выслушивать соболезнования.

Короче, мелочь, ни о чем не говорящая и ничего не подтверждающая.

Кстати, не помешает озадачить Витюню проверить по своим каналам наличие на бутылке из-под нарзана «пальчиков». Я «записал» в памяти очередное задание.

Во время. На дальнейшее раздумье времени не осталось.

Из ближайшей кабинки вышла Ленка. Распаренная, взлохмаченная, на ходу вытирая мокрые волосы. Натолкнувшись жадным взглядом на полуоткрытую грудь я невольно потупился.

— Славик? Сто лет тебя не видела, — я почувствовал, как глупейшая улыбка расползлась по лицу. — Как тебе не стыдно — не навестишь, не узнаешь, чем занимаюсь, как себя чувствую.

— По моему, тебе с Людмилой не скучно, — пробормотал я, ощутив в этом своем бормотании нотки ревности. — Мерзкая дамочка…

— Почему? — удивилась женщина. — Обычная бабенка, которая один раз в году отрывается от детей, кухни, постирушек — раскрепощается… Наверно, ты имеешь в виду её отношения с мужиками, да? — я промолчал, пусть думает, что хочет. — Так это понятное стремление расслабиться, полечить нервную систему. А чем ещё прикажешь заниматься во время отдыха? Читать газеты, смотреть по телеку кровавые ужасы?… Ты, к примеру, занялся розыском убийцы Крымова. Тоже — своеобразная разминка…

Лена сама приблизила желаемые откровения.

Мимо нас промаршировала полная дама в спортивном костюме. Вызывающе топорщится высокая грудь, в такт движениям играют округлые бедра. Окинула нас с Ленкой понимающим взглядом, завистливо усмехнулась.

— Ничего себе — разминка! — притворно ужаснулся я. — Последние силы выкачивает.

— Вот-вот… Неужели тебе не надоело заниматься расследованиями в Козырьково? Отдохнул бы, пофлиртовал с дамами… Видел, какая прошла мимо нас курочка?

— Не видел — ослеп от ужаса!

— От ужаса?

— Именно. Представил себе «курочку» одежды… в натуральном виде. Без одежды.

Ленка понимающе повела плечиками. От этого движения декольте ещё больше увеличилась. Мне стало жарко, в горле появилась странная сушь.

— Санаторий окончательно тебя испортил. Хамишь, не отдавая себе отчета в том, что разговариваешь не с пропойцами в кабаке, а с приличной женщиной.

Выговор — по полной форме: с гневным румянцем на щеках, опущенными смущенными глазками. Можно подумать, что эта недотрога не лежала обнаженной со мной в постели, не осыпала меня ласками и не принимала таких же сверхгорячих ласк.

— Кстати, откуда ты взяла, что я занимаюсь поисками убийцы Веньки? Разве больше нечего делать несчастному больному человеку?

Ленка вызывающе усмехнулась… У тебя, сыщик, на лице написано, чем ты интересуешься… В данный момент — моей грудью и коленками… Можешь кому угодно вешать лапшу на уши, только не мне, ибо по возрасту я вдвое старше тебя и как женщина, и как человек, познавший оборотную сторону жизни.

Я отлично понял скрытый смысл ленкиной улыбочки. Особенно, в части её умопомрачительных грудей и коленок

По коридору продефилировал спортивного вида мужик. Одарил нас таким же, как грудастая дама, сожалеющим взглядом… Вот, дескать, идиоты нашлись. Вместо того, чтобы заниматься любовью в комнате со всеми удобствами, облизываются на людях, травмируя нервную систему окружающих…

— Здесь нам не дадут поговорить спокойно, — вызывающе бросила Ленка в лицо «спортсмену». — Почему-то все принимают нас за влюбленных. Вроде мужчина должен смотреть на подругу только с точки зрения секса…

— А ты против такого варианта?

— Прекрати! Не заставляй меня краснеть на виду у всех!

Мимо снова прошлась «курочка», вызывающе потрясла передо мной своими сомнительного качества прелестями.

— Нет, это становится просто возмуительным!… Знаещь что, Славмк, пошли ко мне, разопьем бутылку сухонького, поговорим.

— А твоя соседка?

— Отправилась с хахалем на экскурсию по Большому Кавказу. Возвратится к ужину.

У меня перехватило дыхание. Отлично понимал, что беседа в теремке неизбежно приведет нас с Ленкой в постель. Ведь мы — живые люди, а не тряпичные куклы.

Возвращение к старым отношениям страшило меня не меньше, чем отказ от них. Потому-что Крымова все ещё была под подозрением, близость с ней казалась мне преступной. Но отказаться не было сил…

Мы медленно пошли по тенистой аллее по направлению к своему корпусу.

Жара постепенно набирала градусы, легкий ветерок обжигал мое и без того разгоряченное лицо. В этот час парк пустовал. Отдыхающие либо принимали процедуры, либо прятались в своих комнатах.

— Скажи, Лена, ты уже свыклась со смертью Веньки?

Вопрос безжалостный, до предела болезненный, но он — своеобразная ступенька, ведущая к другим, заранее продуманным вопросам.

Женщина испытующе посмотрела мне в глаза. Так пристально, что у меня сердце забило тревогу.

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что я вынужден затронуть незаживающую рану… Если она ещё не зажила. А мне не хочется лишний раз причинять тебе боль.

— Давай, Славка, без хитрых маневров. Переходи сразу к главному… Я тебе уже как-то говорила, что брак с Крымовым — самая серьезная ошибка в трудной моей жизни… Этим сказано все.

Слева от входа в корпус утоплена в разросшийся кустарник лавочка. Раньше она стояла на аллее, но преприимчивые влюбленные передвинули её подальше от бесстыжих фонарей и таких же бессовестных взглядов. Мы присели.