Метрах в 1300 от этого места, ближе к реке Бижу-Крик, находилось ущелье или котловина, почти одинаковых размеров с первой лощиной, но совершенно другого расположения и вида. Она со всех сторон была закрыта тесно обступившими ее утесами с острыми вершинами вышиною от 30 до 40 метров.

На первый взгляд казалось, что здесь нет ничего, кроме крутых отвесных скал, через которые могла бы перебраться разве только птица. Однако, под этими твердынями был тайный проход, которым отлично умели пользоваться бывалые люди.

В месте соединения двух утесов, на одном уровне с землей, находился небольшой природный тоннель, из которого вытекал горный ручей, терявшийся в Бижу-Крике. Стоило только следовать по ложу этого ручья, чтобы попасть в так ревниво охраняемый утесами тайник.

Тоннель длиною в несколько метров был так низок и тесен, что через него можно было пробраться с большим трудом и то согнувшись.

Новичок ни за что не обратил бы внимания на этот проход, а если бы и заметил его, то никогда не подумал, что за ним скрывается маленький оазис.

Эта тайная котловина была покрыта роскошной травой и орошалась тихо журчащим ручейком. В глубине ее росли старые тенистые деревья, а на нижней части утесов произрастали плющ можжевельник и другие мелкие хвойники, довольно чахлые из-за отсутствия хорошего питания в каменистой почве.

Это было как бы нарочно устроенное убежище для сов, филинов и летучих мышей. Но здесь и днем собиралось множество птиц, слетавшихся со всех сторон. В этом укромном местечке им некого было бояться, кроме хищного белоголового орла, изредка появлявшегося на одной из вершин и будившего горное эхо своим зловещим криком. Иногда этот хищник схватывал налету заранее намеченную им жертву, как бы она ни старалась отвертеться от него, и мгновенно исчезал с нею в поднебесьи, чтобы потом опуститься в свое гнездо где-нибудь на самом высоком пике.

Увидеть этот природный цирк можно было только с окружавших его скал, а спускаться в него редко кто отваживался даже из бывалых людей, потому что на это понадобилось бы более получаса, и самый спуск был сопряжен с опасностью сорваться со скалы.

Только какому-нибудь немецкому ученому мог прийти в голову подобный риск; известно, что эти ученые готовы пожертвовать даже жизнью в интересах науки, к которой они пылают чистой и бескорыстной любовью! Они не щадят ничего для того, чтобы проникнуть во все уголки и самые скрытые щели нашей планеты, не исключая и трещин Скалистых гор, где местные охотники иногда находили их бездыханные тела с головами, почти всегда оскальпированными краснокожими, тоже везде поспевающими, по крайней мере, в границах их родной страны.

Однако, в ту ночь, когда был разгромлен лагерь переселенцев, почти на самой утренней заре, в глубине мрачного горного тайника горел костер. Дым медленно поднимался по стволам массивных деревьев и расплывался в листве, не переходя за вершины утесов, так что по ту сторону его никто не мог заметить.

Возле костра, над которым был подвешен небольшой котелок, сидело двое человек.

Один из них, на вид лет около пятидесяти, был вполне типичным охотником. Темные волосы и небольшая борода обрамляли энергичное лицо, сильно закопченное солнцем. Высокий и плотный, он должен был обладать недюжинной силой. Костюм его состоял из кожаной охотничьей блузы, кожаных же панталонов, мокассинов с крепкими подошвами из кабаньей кожи и поярковой шляпы с лентой вокруг тульи; но все это было старое, обтрепанное по краям и покрытое пылью и пятнами.

Его товарищ выглядел гораздо моложе и изящнее; на нем был совершенно новый и чистый охотничий костюм, украшенный богатой вышивкой.

У молодого человека были тонкие черты лица, нежные руки и скромные манеры, так что в нем трудно было заподозрить простого охотника, хотя в действительности он тоже принадлежал к трапперам.

Оба охотника только что вышли из палатки, сделанной из шкур различных зверей, разложили костер и принялись готовить завтрак. Подкрепив свои силы, они намеревались осмотреть капканы, расставленные ими с вечера в окрестностях, а затем отправиться в другую сторону на охоту.

Около костра, на траве, лежал вертел с куском сочного мяса, предназначенного на жаркое. В котелке заваривался чай — любимейший напиток всех охотников.

Некоторое время оба охотника сидели молча, прислушиваясь к тому, как в котелке закипала вода. Наконец, старший прервал молчание:

— Как это странно, Нед: ты всю ночь грезился мне во сне! — начал он.

— Неужели? — с улыбкой произнес молодой человек.

— Да, просто всю ночь не давал мне покоя!

— Надеюсь, вы не видели ничего такого, что предвещало бы мне дурное. Вы знаете, я немного суеверен.

— Напрасно: все это вздор!

— Вы думаете?… Впрочем, что бы ни ожидало меня впереди, хуже того, что уже случилось, едва ли может быть.

— Ты все преувеличиваешь, мой друг.

— И это может быть, с вашей точки зрения. Однако, что же именно вы видели во сне? Это все-таки интересно.

— Мне приснилось, что ты женат на прекрасной молодой особе, которая всеми силами старалась уговорить тебя бросить горные похождения и увезти ее в какой-то далекий город.

— Ну, и что же, удалось ей уговорить меня? Думаю, что нет.

— Ты думаешь? Хе-хе-хе!

— Нет, в самом деле, неужели я поддался?

— Кажется, начал было поддаваться, но в это время я как раз проснулся, так что не знаю, чем кончилось дело. Полагаю, однако, что если бы та молодая особа, которую я видел в качестве твоей жены, в действительности взялась за тебя, то ты едва ли мог бы устоять, хе-хе-хе…

— Кто же была эта особа?

— А ты не догадываешься? Мисс Клара Блэкаддер… Ага! Как тебя передернуло при этом имени! Я так и знал, поэтому и не хотел называть ее, но ты сам пристал ко мне. Вот теперь и кайся!

Молодой человек, мгновенно изменившийся в лице, глубоко вздохнул и печально произнес:

— Этому сну никогда не сбыться!

— Почему же? — с легкой насмешкой спросил его собеседник.

— Потому что Клара Блэкаддер, по всей вероятности, давно уже замужем за другим и совершенно забыла о моем существовании.

— Не думаю. Женская привязанность крепче нашей, и чем больше препятствий к соединению с предметом ее любви, тем сильнее она привязывается к нему душой и сердцем. Клара же Блэкаддер из таких женщин. Я знаю ее с тех пор, когда она была еще маленькой девочкой, и всегда удивлялся ее твердости и настойчивости во всем. Кстати сказать, она единственная особа из всего этого семейства, стоящая любви порядочного человека.

— О, да, это совершенно верно!

— Брат ее, например, такой негодяй, какого еще поискать. Он уже маленьким был сорви-голова, так что с ним никто не мог справиться, а теперь сделался прямо каким-то висельником. Кажется, во всей долине Миссисипи не сыщешь другого такого сорванца. Впрочем, виноват, я забыл об его отце: тот тоже немногим лучше своего сынка. А Клара любила тебя, Нед, я это зйаю наверное, и если бы ты тогда был поэнергичнее, не позволил бы ее родственникам так запугать себя или объяснился с ней лично, то она давно уже была бы твоей женой.

— Ну, да как же!

— Да уж поверь моему слову, Нед, все бы отлично обошлось. В крайнем случае, посадил бы ее на лошадь — да айда! Увез бы ее_г как делают индейцы. С такими людьми, как ее отец и брат, которые хотели заставить ее выйти замуж за одного из своей прекрасной компании, церемониться нечего. В первом же попутном местечке вас обвенчали бы, и дело с концом. Пойди-ка развенчай потом! Так сделал я с моей покойной женой, Соланж, лет тридцать тому назад, в штате Тенесси, перед тем, как поселиться на земле хоктавов. Отец ее, старый Дик Сиокум, и слышать не хотел о том, чтобы мы поженились, потому что он был зол на меня за то, что я победил его на состязании в стрельбе…

— И вы увезли свою невесту?

— Увез. Соланж пришла ко мне ночью в лес, откуда я повез ее прямо к одному знакомому проповеднику-методисту, и он в какие-нибудь пять-десять минут связал нас на всю жизнь. Мне никогда не приходилось раскаиваться в этом поступке, потому что женщину лучше моей жены трудно было найти во всем свете. И, поверишь ли, с того ужасного дня, когда она навеки закрыла свои кроткие глаза, я ни разу еще не взглянул ни на одну женщину так, как смотрел на жену. Ах, как я с ней был счастлив, и как мне было трудно лишиться ее!