Мария рассмеялась и забросила сумку на заднее сидение.

— Кстати, ты так и не сказал, как тебя самого зовут, — заметила она, рассматривая своё лицо в зеркале заднего вида, — М-да, красотка…Так что, судя по всему, меня везёт очень хитрый тип, возможно — реальный маньяк.

— Что значит: «возможно»? — обиделся Чиграков, — Самый, что ни на есть, настоящий, клянусь мамой! Приедем, покажу коллекцию сушёных голов. Мышиных, правда, но это — неважно. Зовут меня Алексеем, но я предпочитаю, чтобы меня звали Чипом.

— Это ещё почему? — развеселилась девушка, — Ассоциируешь себя с компьютером?

— Ага. Родители очень хотели компьютер, а родился мальчик, — Алексей хмыкнул, — Просто этот самый мальчик был очень маленьким мальчиком, прямо, как…чип. Сначала обижался на прозвище, потом — привык, а теперь, даже нравится. Тебе как?

— Что-то в этом определённо есть, — согласилась Мария, — Необычно. Прямо как сценический псевдоним. А теперь, на сцене — Чип.

— Чип и Мария! — пафосно возвестил парень, — Ты что, имеешь дело с шоубизом?

— Не-а, — она покачала головой, — Я имею дело с дипломом и родителями, которые пытаются меня заставить работать по специальности. А так, я — безработная.

— Дармоедка, стало быть, — покивал Чип, — Так я и думал. У тебя на лице написано. Маслом. Салфетку дать?

— Что это? — Мария даже шею вытянула, рассматривая заправку, медленно погружающуюся в вечерние сумерки. Полицейская машина, пара правоохранителей и куча полосатых ленточек, — Это не здесь твой мастер-ломастер работать должен?

— Чёрт! — Чип внезапно вспомнил про убитого Селезнёва, — Как бы не пришлось везти тебя домой. Да, кстати, по ночам у нас небезопасно — видишь, какая фигня. Так что вдвойне хорошо, что я тебя вовремя встретил.

— Угу, менты, ленточки и раскуроченный фасад. Тут что, банда орудует?

— Хрен его знает, — Алексей пожал плечами, — Я вообще-то далёк от криминала.

«Знала бы ты всё, — подумал он, — Ты бы ещё не так меня благодарила! Чёрт, хотя бы этот Бруно, или как его, ни хрена не узнал. Да ладно, она же — обычная девчонка и всего лишь переночует».

— И кем ты должна стать, после универа? — спросил он, пытаясь отвлечь спутницу, — Или это — закрытая информация? Ты не подумай, я не какой-то шпион!

— Нет, ну точно. Угораздило же меня: мало того, что маньяк, так ещё и шпион! Ничего я тебе не скажу, проклятый разведчик! Можешь до смерти пытать меня своей пиццей. Я никогда в жизни не признаюсь, что должна стать юристом, понятно?

— Ладно, — зловеще сказа Алексей и замедлил ход машины, — Тогда я оставлю тебя здесь, на пустынной дороге и тебе придётся ждать приезда следующего маньяка. Но предупреждаю, он окажется страшным, старым и лысым!

— О, нет! — взмолилась Мария, — Прошу тебя, только не это. Я не желаю никого другого, кроме такого красавца. Признайся, на самом деле, ты — Брэд Питт?

— Он самый, — согласился Чип, — Вышел на пенсию, сделал пластическую операцию и…Мы приехали.

Маша с некоторой оторопью рассматривала огромный двухэтажный дом, возвышающийся между деревьями. Никакой ограды, никаких соседей. Стоило задуматься, кто на самом деле человек, помогающий ей. Новая машина, большой дом, на отшибе от города…Кто это парень?

— Впечатляет? В лотерею выиграл.

— Да кто ты такой? — спросила девушка, — Реально шпион?

— Племянник президента, — отшутился Чип, — Но — тсс! Никому. А теперь — добро пожаловать в моё скромное жилище.

Если сначала девушка оказалась удивлена размерами постройки, то угодлив внутрь испытала ещё один шок. Почти полное отсутствие мебели и какого бы то ни было декора. За исключением уже озвученного дивана, кресел да столика с телефоном, она не увидела практически ничего.

— Походу ты особо не заморачивался с подбором мебели, — хмыкнула Мария, — Что, все деньги ушли на дом?

— Да нет, просто покупал то, что было необходимо, — несколько смущённо протянул Чип, впервые пытаясь рассмотреть обстановку глазами гостя, — Так, пиццу ты не хочешь, поэтому могу предложить яблоко и м-м…Кофе будешь?

— Я вообще-то кофе не очень, особенно вечером, — Мария рассматривала хозяина, словно видела в первый раз, — Но, если больше нечего. А-а, к вам попадёшь — любую гадость есть научишься! Это — из Карлсона, если что. А наверху у тебя что?

— Спортзал, — пояснил Чип, оживляя кофеварку, — Хочешь — посмотри, пока я тут колдую.

— Такой большой спортзал? — удивилась Мария, поднимаясь по лестнице.

Зазвонил телефон. Впервые парень ощутил, как у него заныло сердце. Недобрые предчувствия. Он медленно подошёл и снял трубку.

— Чип, это я — Бруно, — сказал голос.

Когда Роберт Станиславский вошёл в кабинет, Сергей Александрович Малов сидел за столом, бессильно уронив голову на лежащие руки. Не поднимая шаркающих ног, Роберт подошёл к креслу и скорее упал, чем сел. Воцарилась абсолютная тишина. Некоторое время никто ничего не делал и не говорил. Директор института продолжал сидеть в прежней позе, а гость уныло рассматривал пыльные туфли. Казалось он и сам удивлялся тому, что его обувь так запущена.

Наконец Малов, не поднимая головы, спросил надтреснутым голосом:

— Как же всё так вышло, а? Ты же клялся, что у тебя всё получится и я поверил. Поверил тебе, Роберт, поверил, как своему товарищу, который не может подвести!

Станиславский молчал, а Малов приподнял голову и посмотрел на него красными, от усталости, газами. Потом продолжил:

— И что же мы имеем в сухом остатке? Очередного психопата, который сбежал из-под вашей опеки и скрылся в лесу? Только этот, судя по всему, ещё опаснее предыдущего, чёрт возьми! Сколько пострадало сотрудников? Десять? Двадцать? Эти черти из охраны не решаются открыть насколько они некомпетентны, но ты…

— Просто неудачное стечение обстоятельств, — просипел Станиславский, обращаясь к своей обуви, — Никто не ожидал, что человек с повреждённой рукой сумеет разорвать ремни…

Малов откинулся на спинку кресла, недоверчиво рассматривая собеседника. Потом издал тихий смешок.

— Человек? Ты назвал ЭТО человеком? — он пошарил рукой по столу, точно искал что-то и вдруг взорвался яростным криком, — Какой, нахер, человек?! Какого хера ты морочишь мне голову? Кроме тебя там были и другие и они говорят, что эта тварь вела себя как угодно, но только не как человек. Или они ошибаются? Нет, скажи мне, что все остальные ошибаются! Скажи и я опять тебе поверю!

Роберт Станиславский молчал. В голове у него было пусто, как в старом заброшенном доме, откуда ушли даже фамильные привидения и крысы. Как он, человек, который никогда прежде не ошибался, мог прийти к подобному финишу? Ведь всё это — не просто крах его карьеры, это — конец всех его убеждений, всего того, что прежде служило источником энергии. Станиславский пытался найти ошибку в своих действиях, но никак не мог сосредоточиться. Почему его не могут оставить в покое? Возможно, тогда удастся собрать все мысли и стать тем Робертом Станиславским, каким он был прежде.

Сергей Александрович внимательно смотрел на него, терпеливо ожидая ответа, который он, скорее всего, не получит. Всё, человек, понуро сидящий в кресле перестал быть тем Робертом Станиславским, которого Малов знал прежде. Вот так, сначала Барков, а теперь — Роберт. Все предали и покинули его, оставив с непосильным грузом проблем и неприятностей. Скоро этот снежный ком погребёт директора, похоронит его и его труд.

Два титана рухнули, а те, кто остался не смогут их заменить. Два таких огромных провала, плюс множество мелких неприятностей поставили институт на край пропасти.

«Почему же два? — внезапно подумал он, — Давай ты хоть сам себе не станешь врать. Первый, продукт их совместного с Барковым труда, до сих пор занимает бокс в подвале здания. И не дай бог ему когда-нибудь вырваться наружу! Тогда уж точно — конец».

Малов настолько погрузился в свои мысли, что пропустил момент, когда Станиславский начал говорить. Доктор говорил монотонно, продолжая рассматривать грязную обувь, точно обращался к самому себе. Всё выглядело настолько жутко, что у директора мурашки побежали по спине.