— Как супруга? — равнодушно спросил учёный, — Такая же сварливая?

— Как обычно, — охранник тяжело вздохнул, — Пилит каждый день: то ей новый телефон, то — машину. А теперь думает поехать в Новую Зеландию. Кажется, она думает, будто я тут работаю директором.

— Не поддавайся, Фёдор, — Станиславский с некоторым трудом вызвал из памяти имя собеседника, — Или заведи себе любовницу, помоложе.

— Что вы! — тот даже испугался, — Если узнает — убьёт на месте! Пусть себе пилит, я уже привык. Можете проходить.

Охранник посторонился, а дверь щёлкнула и открылась, приглашая в приёмную. Секретарша, крупная грудастая девица с короткими чёрными волосами, приветливо улыбнулась посетителю и кивнула в сторону кабинета директора. Доктор мимоходом оценил длинные красивые ноги, но никаких выводов делать не стал.

Сергей Малов, высохший плешивый мужчина, шестидесяти с небольшим, располагался за огромным столом, размеры которого превращали хозяина кабинета в настоящего карлика. Обычно огромное полированное пространство заполняли разнообразные бумаги — единственный вид информации, который Малов считал достоверным, называя современные девайсы электронными вампирами.

Однако сейчас стол оказался девственно пуст, если не учитывать одинокий смартфон, испуганно отползший на самый край. Хозяин кабинета сидел в глубоком кожаном кресле и внимательно изучал лист бумаги. Физиономия Малова кривилась так, словно ему подсунули вердикт о прекращении финансирования.

— Привет, Робби, — поздоровался он, не отрываясь от чтения, — Посиди немного. Ещё пара минут…

— Здравствуй, Сергей, — Станиславский послушно опустился в жёсткое кресло, предназначенное посетителям и посмотрел в окно: дождь напоминал о себе лишь одинокими каплями.

Малов дочитал бумагу и нервно сунул её в пасть шредера. Тот довольно заурчал, превращая документ в серпантинные ленты и сплюнул в металлический лоток, которые позже отправят в печь. Директор потёр лицо и только сейчас, глядя в покрасневшие глаза, Станиславский понял, насколько его руководитель измучен.

— Робби, — пробормотал Малов, — У нас появилась проблема…К чёртовой матери! Нет, не одна проблема — целая куча долбаных проблем. Самые худшие, из них, это те, что касаются нарушения протокола безопасности. Проклятье, я даже не знаю, с чего начать.

— Начни с самого начала, — посоветовал Станиславский, скрывая улыбку.

Малов недоумевающе уставился на него, а потом принялся кудахтать, словно курица, снёсшая золотое яйцо.

— Всё шутишь, Роберт, — он внезапно оборвал нелепое веселье, — А мне, вот — не до смеха. Какой-то непонятный тип, вроде бы — блоггер, принялся рыть носом, отыскивая информацию по нашему институту. Понятия не имею, сколько мути он поднял на поверхность, прежде чем проснулась наша служба, чёрт бы её, безопасности!

«Давай, давай, выговаривайся. — подумал Станиславский, — Ты же именно для этого меня позвал. Всё, как обычно — Серёжу клюёт жарены петух и он срочно ищет жилетку, куда можно излить слёзы».

— А потом появляется некая журналистка или типа того. Наши люди тормозят её на въезде в город. Ну, проверка документов, то — сё…Эта заливает, дескать пишет репортажи о маленьких городках. Врёт, сучка! — Малов стукнул кулачком по столу и поморщился, — Журналистка — одно название! Да и не писала она сроду ничего подобного — тусовки да наркоманы. А тот блоггер, как выяснилось — её хахаль. Вместе, короче, работают. В общем, имеем мы конкретную утечку и если куратор узнает, как обстоят дела…

«Старый добрый Малов, — насмешливо размышлял Станиславский, — Давненько ты не вызывал приятеля Робби, чтобы излить на него поток испуганного сознания. Видать навалилось, по полной. Ну хорошо, давай, про пятую».

Точно прочитав мысли старого товарища, Малов вздохнул и мешком осел в кресле, почти скрывшись за огромным столом.

— А тут ещё и пятая! — плаксиво хмыкнул он, вызвав ухмылку на лице Станиславского, — Да, да, Роберт, я всё помню. Ты, как всегда, был абсолютно прав. Надо было тебя сразу поддержать, глядишь, сейчас одной проблемой оказалось бы меньше. Дебилы, мля! Дела у них идут всё хуже и хуже, но в рапортах — зашибись! Потом всё летит к чёрту, а Барков мямлит об увеличении финансирования. Ага, сейчас! А после — херак и у них сбегает объект. Просто класс!

До Станиславского сначала не дошло. А потом он сообразил и даже привстал, недоверчиво глядя на Сергея. Вот это да! Это — даже не катастрофа, это…Роберт призвал себя к порядку и спокойствию.

— Первый или второй?

— Слава богу — второй, — Малов вновь приложился кулаком и зашипел, взмахивая ушибленной конечностью, — Извини. Нервы на пределе и я себя совершенно не контролирую. Ладно, хоть ты порадуй; расскажи, как идут дела. Слышал, ты получил необходимое?

— Получил? — усмехнулся Станиславский, — Сам привёз. До сих пор не могу отойти от этой экзотики, а кровать в отеле мне ещё долго будет сниться. В кошмарах, естественно. Однако, я теперь могу начинать полноценный эксперимент. Точнее — его первую фазу.

Он замялся, думая, как продолжать и Малов пришёл ему на помощь:

— Если нужно что-то ещё; проси — не стесняйся. Теперь все ставки — исключительно на тебя.

— У нас есть объект для первой фазы, — пояснил Станиславский, — Если ты ещё помнишь специфику объекта второй фазы, должен сказать — он нужен, как можно быстрее. В идеале — сегодня. Быстро проведём обе фазы — быстрее оценим результаты и сможем корректировать процедуру. Думаю, ты нуждаешься в успехе больше, чем кто бы то ни было.

— Не беспокойся, — Малов отмахнулся, — С этим проблем не будет — можешь приступать к первой стадии. Главное помни: инвестиции требую адекватной отдачи. Не хотелось бы, чтобы пришлось разочароваться в тебе, как в этом ничтожестве Баркове.

Они пожали друг другу руки и Станиславский направился к выходу. Уже взявшись за ручку, доктор услышал неожиданно спокойный и холодный голос Малова:

— И ещё, Робби, запомни сам и передавай всем своим: грядут перемены, так что пусть держат языки за зубами.

Оставшись один, Малов долго сидел и рассматривал противоположную стену, украшенную абстрактной картиной. Директор ощущал себя настоящим стариком, а предстоящее дело выматывало ещё до его начала. Кое как собравшись, Малов открыл один из ящиков стола и приложил большой палец к впадине в серебристой крышке прямоугольной коробки.

Внутри притаился его главный скелет в шкафу — старинный проводной телефон, защищённый от прослушки, лучше всякой спутниковой связи. Малов не знал, куда уходит толстый экранированный провод — на противоположную сторону земли или в соседний кабинет. Да это и не имело ни малейшего значения.

Директор медленно снял трубку со специальной подставки и та сразу же подмигнула красным огоньком. В ухе коротко пискнуло и зашипело. Почти мгновенно трубку сняли на другом конце и холодный голос, каким могла бы общаться сама смерть, произнёс:

— Слушаю.

Проглотив сухой ком, ставший в горле, Малов выдавил:

— Бруно? Это я — Кочет.

Комплекс упражнений подошёл к завершению, к той самой вершине, достигнув которой ощущаешь, как усталость исчезает в ослепляющей вспышке. И в этом ярком сполохе сгорают болезни и хвори, терзающие тело. Мало того, на недоступном пике растворяется само Я и человек дрейфует в волнах мирового эфира. Нет бренной оболочки, подверженной влиянию предательского мира, а лишь присутствует сияние божественной неуязвимости — почти всемогущества. В чём-то ощущение напоминает оргазм, но всё же превосходит его, и дарит небывалое единение с мирозданием.

Именно в этот бесконечный миг божественного творения, пронзительное тарахтение разорвало тишину. Проклятый звук казался вездесущим. Да так оно и было: он специально выбрал этот аппарат, чей звон можно было различить в любой комнате.

Чип вернулся в реальный мир и ощутил, как струйки пота медленно стекают по его выпуклым мышцам, постепенно застывая и неприятно стягивают кожу. Смахнув пот со лба и чертыхнувшись, молодой человек встал на ноги и направился к проклятущей машинке, продолжающей разрываться хриплым звоном. Свои ощущения Чип сравнивал с обломом дикого оленя в период случки, которого в последнее мгновение отогнали от желанной самки.