БА-ВАААХ-ВААХ-ВАХ. Барабаны разрывали на части Бактапур, закопченный город-побратим Катманду. Я слышал их грохот, проходя мимо литейки, минуя примитивные топки и развалины из почерневших кирпичей, которые когда-то лизало пламя.

Мой провожатый провел меня по коридору с таким низким потолком, что мне пришлось пригнуться. Его темная и блестящая кожа по цвету напоминала орех, а ногти казались когтями. Невероятно длинные, они едва ли не загибались в кольцо, как отросшие ногти мертвеца, которые, как говорят, растут в глубине могил. Мой провожатый был хинди, тем, кто поклоняется любым формам бытия.

Наш путь освещала единственная лампочка. От ее яркого, почти солнечного света у меня началась резь в глазах. Неожиданно мой провожатый сказал на ломаном английском:

– Никаких дам. Никаких дам.

Хотя никакие дамы нас не сопровождали. Я прибыл в Непал один. Перед этим я бродил по горам, где полно таинственных монастырей. Слушал легенды и песни. А вот сейчас, в последние дни моего путешествия, я натолкнулся на литейную мастерскую.

– Никаких дам, – повторил индус, а потом хихикнул.

Я сразу же понял, насколько он лицемерен, потому что мы вышли из тесного коридора в просторную пещеру, заполненую скульптурами обнаженных женщин. На полках сверкали бронзовые фигуры, переплетенные в различных позах. Бесстыдный сверкающий парад. На стене слева от меня, в нескольких метрах над головой, застыли алчные бронзовые дамы. Они напоминали голодных язычников на средневековых мозаиках. Но их хищные глаза жаждали не плоти, а душ. Их ноги, вывернутые наружу в бесстыдном призыве, откровенно демонстрировали бронзовые «врата рая».

Эксцентрично? Да, совершенно верно. Но как возбуждало! Я не мог этого отрицать, хотя знал: не следует показывать своих чувств. Мне нужно было развернуться и уйти. Но я не мог сделать этого, так как бронза выглядела живой. Даже одного взгляда было достаточно, чтобы почувствовать бурю страсти, порожденную рукой художника.

Если бы одна из этих фигур зашевелилась и попробовала бы обнять меня, то я бы удивился этому не больше, чем кошка, которая заметила, как тень в углу ожила и метнулась к хлебной крошке. Внутри меня все клокотало. Стоя там, я ощущал себя зернышком, кусочком сала, солью, сахаром – песчинкой, ожидавшей, что вот-вот ее проглотит сказочный великан.

Я был похож на человека, который впервые случайно увидел половой акт, стал свидетелем неприкрытого насилия в дешевом погребке Бангкока, или заглянул в окно на одной из печально известных улочек Амстердама. Еще меня можно было бы сравнить с человеком, наткнувшимся на совершенно новый мир в интернете. Мой взгляд оказался прикованным к действу, замершему в бронзе. Изнутри меня пожирало неугасимое пламя, после которого в душе остается только пепел.

Знание, открывшееся мне, ждало меня тут все эти годы. Оно поразило меня с шокируюшей силой, заставило на едином вздохе произнести еле слышные слова:

– Теперь я стану совсем другим.

Это знание разрушило все былое, показав, что все прежнее – ложь, а я совсем не тот, кем я себя считал. Я увидел, что в мгновение ока твоя доброта, благородство и даже чувство собственности могут растаять, словно туман. И тогда ты начинаешь понимать, что не ты выбираешь, а тебя выбирают.

Я провел свою новую лучшую подругу по северному краю поселка. Остановился и подождал, пока она пописает и проберется сквозь густые кусты, которые пышно разрослись по обеим сторонам грязной дороги. Эту дорогу проложили грузовики с цементом и мусором, катавшиеся туда-сюда лет сорок назад. О возрасте домов в поселке я мог только догадываться, но мои предположения были достаточно точны, так как я исходил из размеров деревьев, кустов и архитектуры самих зданий. Пригородные дома явно строили в шестидесятые. У некоторых имелись пристройки, кое-как надстроенные вторые этажи или обновленные фасады, с убогими архитектурными украшениями. Но все это не могло полностью преобразить их. По-моему, они выглядели бы много лучше в своем первоначальном виде. Возраст зданий тяжело утаить. Они, как и люди, не могут скрыть признаков увядания. Но этот пригород процветал. А дома? Они были достаточно стары, чтобы сменить дюжину, а то и больше, хозяев. Сейчас тут обитало множество семей. Важная деталь!

Грязная дорога протянулась примерно метров на триста. У каждого участка увядающая аллея. Настоящая помойка – рай для всех окрестных собак. Именно поэтому я и «приручил» ее. Я хотел выглядеть так же естественно, как один из этих тополей или кленов. Если кто-нибудь увидит меня слоняющимся по округе, то задумается: зачем этому парню понадобилось слоняться по лесу? А вот с собакой я буду выглядеть естественно, словно порыв ветра.

А она смазливая, эта шотландская овчарка. Черная с серым и белым, как те щенки, которых она оставила в приюте. Она относилась к тем собакам, которых люди не замечают. Ее жизнь со мной будет очень короткой – всего несколько часов, а потом я отпущу ее на все четыре стороны. Она должна считать, что ей улыбнулась Удача. Если бы я захотел дать ей кличку, то именно так бы ее и назвал.

Мы с ней чем-то похожи: седые волосы и острые черты лица, среднего возраста, у обоих дружелюбные, даже, можно сказать, ласковые манеры. Шагая к дому, я подумал о том, что очень часто собаки и их хозяева поразительно похожи друг на друга...

Я наблюдал, как они переехали в понедельник. А этим утром – в день вывоза мусора – они уже сложили сломанные картонные коробки в кучу для того, чтобы их забрал мусорщик. Меня восхитила их аккуратность и то, как решительно они взялись за обустройство своего жилища. Меня это восхищало намного больше, чем они могли бы себе представить, так как прибранное помещение много лучше того, где царствует беспорядок. Среди бардака тебя может поджидать любая неожиданность. Думаю, их художественная коллекция тоже уже приведена в порядок. Порой я испытывал уважение к их выбору, хотя это бывало редко. Речь не о вкусе. В большинстве случаев я об этом не задумываюсь. Все это чепуха. Разве можно сравнить какую-то коллекцию с диваном, ковром, вязаными подушками тети Эммы?

Мы вышли на мощеную дорогу. Металлические столбы преграждали вход в боковую аллею. Я поставил машину в конце дороги – микроавтобус, который в подобных пригородах не вызывает никаких подозрений. «Форд-эколайн» без окон. Такие машины обычно используют флористы, водопроводчики или настильщики ковров, хотя я однажды читал, что кто-то из профессионалов ФБР назвал эти автомобили любимым транспортом серийных убийц.

Только мы ступили на тротуар, как собака снова присела и облегчилась. Я одобрил ее вольное поведение, дал ей кусочек бисквита, чтобы у нее не пропал ко мне интерес.

В доме, за которым я наблюдал с понедельника, было два этажа. Серые ставни, на первом этаже выглядели несколько темнее. По всему периметру протянулась белая окантовка. Ровная, как фарватер, дорожка из кирпичей. Зеленая, почти мерцающая на солнечном свете.