Так что через десять лет, думаю, обо мне снова заговорят. Я буду еще достаточно молод. Я заявлю, что ужасы нашего века заставили меня искать уединения и, как основатель современной культуры, я буду не только прощен. Обо мне заговорят еще громче, чем когда-либо. Появятся рок-группы с именем «Штасслер», а мои скульптуры будут продаваться в несколько раз дороже первоначальной стоимости. Меня с радостью примут обратно в мир искусства, потому что такова природа коммерции. Я буду снова работать с плотью, но уж на этот раз буду бесконечно осторожен.

Это успокоило мою больную душу. Я отправился в обратный путь. Но это все утешения, которые может позволить себе человек, достаточно предусмотрительный, чтобы учесть все возможные последствия. Мне не надо много времени. Полагаю, что я вернусь к полуночи и сделаю все необходимое. У меня есть все документы, чтобы начать новую жизнь, а в зарубежных банках у меня накоплено денег больше, чем мне может понадобиться. Впереди у меня будет уйма времени для печали и для планирования неизбежной смерти этой парочки.

Далеко на севере, над горами разорвалось небо, и через несколько секунд я услышал раскаты грома. Действительно, звук грома напоминает грохот обвалившихся кирпичей. Я взглянул на ночное небо, испытывая удовольствие от того, что еще могу любоваться простой красотой, ее буйными чудесами, не потерял вкуса к жизни, несмотря на все неприятные события этого неудачного дня.

Внезапный порыв воздуха, словно я открыл дверь чулана, ведущего в шахту, обдал холодом кожу. Ее рука легла на фальшивую дверь, когда Шлюха осматривала литейку. Я прямо тогда готов был заколоть ее. Но она отошла в сторону, и моя рука выскользнула из кармана, где лежал нож. Я увидел в ее глазах пустоту и понял, что мне нечего беспокоиться.

Но я ошибся, не так ли? Ошибся, проглядев ее настырность и любопытство ее тупорылой собаки. Сколько собак я убил и здесь на ранчо, и во время своих набегов, как например ту колли, которую я в последний раз использовал как приманку? Две дюжины? Три? И каждый раз я испытывал удовольствие. А тут появился этот зверь с настолько глупой мордой, что я такой еще в жизни не встречал, и он еще умудрился проскочить в сарай мимо меня. А может, она именно так и планировала? Не пустить его в дом, не пустить его в литейку, а когда я потерял бдительность, дать ему проскочить к двери. Ну уж нет, я слишком хорошо о ней подумал. Ей такого не сделать. Зверюга проскочил в сарай. С ее точки зрения в этом не было ничего особенного. Пусть себе болтается. Я сам вспомнил про него только тогда, когда он начал рыться в соломе.

Были и другие вещи, о которых мне стоило пожалеть, еще сильнее. Теперь, когда уже поздно, невозможно этого не понять. Мне не надо было терять время на то, чтобы обрабатывать рану. Лучше было рискнуть получить инфекцию, чем дать им возможность уйти. «Но каков шанс у них на успех?» – думал тогда я. У них не было никакого шанса. Они все время, черт меня подери, находились у меня на глазах. Я потерял их из виду, когда спускался по лестнице. Но тогда я надеялся, что они заблудятся, может, даже умрут там. Любой здравомыслящий человек подумал бы то же самое. Я никак не ожидал, что они доберутся до камней, и я потеряю след. Вполне возможно, что они сейчас идут обратно. В таком случае мне надо просто немедленно бежать, оставить надежду разрушить шахту и восстановить карьеру самого знаменитого скульптора в мире.

Буря подбиралась все ближе. Молнии освещали землю, словно маяки, на секунду делая ее белой.

Порывы ветра ударяли меня. Я вдохнул и почувствовал запах озона. Скоро пойдет дождь. При вспышках молний я разглядел на севере падающую с неба пелену. Дождь возродит жизнь в пустыне, рычащий зверь встанет на ноги. У скалы, на которой я стою, появятся крылья, как у водяной птицы, она направит потоки на прожаренную землю вокруг ранчо, наполнит высохшие устья бурлящими коричневыми потоками воды, песка и грязи. Эти потоки будут перекатываться через валуны и уходить в глубь сыпучих песков, которые лежат спящими, как жабы. Дождь напоит жидкостью это место скорби.

Скоро пустыня наполнится всевозможной жизнью. Такие ночи превращаются в безумие, чудовищное действо. А если буря окажется достаточно сильной, то она может сотрясать небо, буйствовать потоками на земле и сносить с поверхности все, что не имеет корней.

Я внимательно смотрел в сторону ранчо. Мне надо было преодолеть несколько километров. Я стал изучать склоны холмов, подождал, пока снова сверкнет молния. В меня может ударить молния, но я не верил, что такое может случиться. Не странно ли, в такой уязвимый момент моей жизни я испытываю такую уверенность в защите свыше?

Длинные скрюченные белые пальцы разорвали темноту. Алмазные вспышки. Картина, достойная самого Данте. И тут я увидел их. Казалось, безбожная, опустошенная вселенная говорила мне: «Вот они. Бери их обеих. Они твои. Ты заслужил их. Ты заслужил их своими муками, своим искренним отчаянием».

Между нами было менее двадцати метров. Я поднял голову к небу, и мои руки раскрылись для объятий нарастающей ярости. Первые беременные капли упали мне на щеки. Мимо меня прокатился гром, уносимый яростным порывом ветра. Скала, на которой я стоял, вздрогнула, и я выкрикнул неповторимую клятву. Звук был таким чистым и первобытным, что мог означать только одно: убийство и выживание, одно порождает другое. И оба рождают кровь.

Они отдыхали на козырьке, похожем на гроб, около часа. И все же этого оказалось недостаточно, чтобы Лорен почувствовала себя комфортно. Само окружающее пространство не способствовало этому. Ее поражала та легкость, с которой Керри вставала, подходила к струйке, чтобы попить, и, вероятно, при этом даже не задумывалась об опасности падения.

Лорен тоже еще несколько раз попила, но только при том условии, что Керри вставала, протягивала ей руку и все время стояла рядом...

На севере над горами разразился шторм. Черные тучи играли мощными мускулами в алом отсвете заката, и Керри тихо сказала, что им надо идти.

– Зачем?

Лорен не хотела уходить. Ей хотелось задержаться здесь.

– Пожалуй, для нас в данный момент это самое худшее место в мире. Если мы сами не уберемся отсюда, то нас отсюда просто смоет.

Лорен посмотрела наверх. Она все поняла. Когда разразится буря, прогремит гром и ударит молния, через этот скол ринется дождевая вода. Он превратится в сточную трубу.

– Как ты думаешь, сколько у нас еще времени?

Лорен не хотела уходить до того, как это станет абсолютно необходимо.

– На самом деле нисколько. Нельзя сказать, с какой скоростью движется эта буря. Вы можете себе представить, как мы будем выбираться, если вокруг будет хлестать ветер и лить дождь, а...

– Хватит, – умоляюще попросила Лорен.

Ей вообще было трудно представить, как она будет выбираться, а тут еще добавлялись разгневанные силы проклятой пустыни.

– Вы должны пойти первой, – сказала Керри.

– Почему я? – возмутилась Лорен, словно ее это оскорбило.

– Потому что, если я буду сзади, то смогу вам помочь. Лорен вся сжалась от страха.

Керри встала и сложила руки наподобие стремени.

– Я вас подсажу. Затем я полезу сама. Вы поставите ноги мне на плечи, и у вас не возникнет никаких трудностей. В нижней части утеса есть небольшой выступ, за который вы сможете ухватиться, – она кивнула в сторону склона.

– Насколько небольшой?

– Пять. Вполне достаточно.

– Пять сантиметров?

– Это очень много, когда лезешь на скалу.

– Для тебя, может быть, это и так.

– Вы тоже сможете это сделать, Лорен. Должны сделать.

– А как ты заберешься?

Лорен, все еще сидя, вцепившись в скалу, совсем забыла, что Керри хорошо лазает по скалам. Она доказала это, когда самостоятельно взбиралась на выступ. А ведь Лорен подумала, что девушка упала в каньон.

Керри напомнила ей об этом, затем сказала: