Я отвернулся от экрана, когда она снова нагнулась, подставляя моему взору все то, что меня так воспламенило. Теперь мне и самому надо обтереть себя, но когда я взял полотенце, я понял, то, что продемонстрировала Бриллиантовая девочка, полностью меня не удовлетворило.

Свет мягко сгущался, словно чехол надели на пустой автомобиль. Лорен отступила на шаг назад, рассматривая законченный постер: земляные розовые с коричневым пигментные пятна. Все это совсем не походило на краски за окном ее студии, которые выходили на Лос-Анджелесский национальный лесной заказник, строгий пейзаж, совсем не заслуживающий такого названия. Там она видела только зелень. Одинокие кустики, которые сумели высосать достаточно влаги для выживания, да зеленые холмы, поднимающиеся за грядой сосен – жалким подобием своих собратьев с северо-запада. Пригретые солнцем деревья казались хрупкими – чахлые побеги – порождения сухой земли со строгими запросами.

Лорен вытерла перепачканные руки о джинсы, глубоко вздохнула и отвернулась. Окно между студенческими занятиями она провела очень продуктивно. Она закончила последнюю работу из серии с забавным французским названием. Теперь можно уезжать. Она задумалась, что скажут критики об этой работе. Ей бы хотелось быть к этому равнодушной, но у нее не получалось. Большинство критиков к ее работам относились снисходительно, хотя ярлыки, которые они к ним приклеивали, порой бывали довольно странными. Например, «Артвик» назвала ее последнюю выставку «постмодернистской... минималистской... и феминистской», и все это в одном предложении. Другой критик нанес меткий удар в ее эго, сравнив ее творчество с творениями Генри Мура, одного из наиболее уважаемых скульпторов прошлого столетия, сказав, что ее вазы «с их внешней первобытной простотой и богатым внутренним содержанием являются эхом образов мастера, который для своих работ подыскивает чувственный язык, подходящий для менее пресыщенных времен». Это оказалось настоящим шоком.

Ух ты! Ей даже потребовалось время, чтобы перевести дух после того, как она прочитала эту статью. Тут же ей пришлось напомнить самой себе, что смерть художника начинается тогда, когда он начинает верить в то, что говорит о нем пресса. Но чувственный язык? Ей пришлось признаться самой себе, что это ей понравилось.

Лорен не мешало бы пробежаться, но она прекрасно знала, что в этот час выходить не стоит. После десяти часов процент озона в воздухе в долине среди гор Сан-Габриела[12] поднимался до нездоровой величины, но она ни на минуту больше не могла оставаться дома. После завершения скульптуры она становилась беспокойной, суетливой, готовой в любой момент расхохотаться. А небо выглядело ясным. Когда она насыпала корм птицам, то чувствовала освежающий бриз. Возможно, смог частично и рассеялся. Можно надеяться, что они разминутся с Чэдом, взявшим в привычку возвращаться домой с работы в неурочные часы и проверять ее студию. Ей совершенно не нужен его контроль. Лорен просто не хотела, чтобы он заходил, а он взял в привычку каждый день после работы заходить к ней в надежде, что она передумает и решит возобновить их отношения, что означало физическую близость без будущего.

Быстренько, до того как появится Чэд, она стянула джинсы, испытав удовольствие от того, как они свободно теперь на ней сидят. Все эти километры, которые она пробежала, принесли свои плоды. Лорен натянула шорты для пробежек, носки, кроссовки и спортивный бюстгальтер, наполнила бутылочку для воды и запихнула ее за ремень на поясе. На выходе она захватила солнечные очки и не торопясь пошла вдоль квартала по направлению к входу в лесопарк.

Металлические ворота оказались приоткрыты, оставляя пространство, которого едва хватило бы для велосипедиста.

Лорен подошла к забору и, ухватившись за металлические прутья, начала растягивать мышцы спины и плеч, чувствуя, как они расслабляются, как уходит напряжение, которое скопилось за несколько часов работы в студии. Еще несколько минут она посвятила работе над связками и сухожилиями, после чего пошла по асфальтовой дорожке, уводящей от ворот в глубь леса. Стена каньона слева от нее становилась все выше и выше, скрывая лощины и высохшие устья ручьев тенью, принося прохладу рассыпанным здесь камням, песку и чахлым кустарникам.

Асфальт закончился перед бетонным мостиком, казавшимся таким же старинным, как сам город. Прислушиваясь к своим шагам, Лорен задумалась о том, как город сумел пережить недавнее землетрясение.

Грунтовая дорожка повернула направо, побежала вверх по склону холма. Слева темно-желтая стена становилась выше и круче. Наконец Лорен выбежала к тому месту, где несколько лет назад грязевой поток залил дорогу. Она перебралась через груду камней и снова вышла на ровную дорожку.

От увеличившейся нагрузки и палящего солнца дыхание ее участилось. Пять километров вверх, пять – вниз. Это займет около часа. Она не торопилась, зная, что ей никогда не выиграть ни одного забега, хотела лишь оставаться стройной. Несмотря на голубые глаза и мягкость черт лица, Лорен следила за своей спиной, ногами и ягодицами. Судя по кивкам, улыбкам и приветствиям, которые она получала от встреченных по пути бегунов и велосипедистов, они были с ней в этом вполне согласны.

Сегодня Лорен бежала одна. Она начала свою пробежку слишком поздно, пропустив самое оживленное время.

Примерно через двадцать минут Лорен добралась до пожарной станции Национального лесопарка, точки, где она обычно поворачивала обратно. Прежде чем отправиться в обратный путь, она собиралась полюбоваться широкой панорамой, открывавшейся от пожарной станции.

Пока Лорен бежала вдоль отвесного фасада, тени сгустились, а внезапный поток прохладного воздуха напомнил ей, что даже в Южной Калифорнии май есть май. Под возвышающейся линией электропередач дорога резко поворачивала обратно. Миновав крутой поворот, Лорен чуть не натолкнулась на огромного ротвейлера.

Когда она, не сводя глаз с этой зверюги, отскочила в сторону, та глухо зарычала. Лорен застыла. Если бы она наткнулась на гремучую змею, то отбежала бы от нее и продолжила пробежку, но ротвейлер напугал ее. Где, черт подери, его хозяин? Это все, что ее на данный момент беспокоило.

Ей бы очень хотелось согнать пса с дороги, как это делали другие бегуны. Похоже, их нисколько не волновало появление собак на дорожках. Но ротвейлер напугал ее до смерти. Морда, как жерло пушки. Опасная скотина. Такой может загрызть до смерти. Лорен подождала хозяина, который должен был находиться где-то поблизости. Он, несомненно, сделает знак рукой, позовет собаку, и, вполне возможно, извинится.

Лорен не любила даже маленьких собачек. Когда ей было пять лет, ее покусал кокер-спаниель. Милая, похожая на игрушку собачка, чуть было не вырвала ей левый глаз. Это могло привести к трагедии, которая бы круто изменила всю ее жизнь. У нее осталось шесть маленьких швов под левой бровью. Если хорошо приглядеться, то и сейчас их можно было бы разглядеть.

А тут Лорен оказалась лицом к лицу с черным с подпалами зверем, который весил больше, чем она. Пес перестал рычать, но уходить не собирался. Где же его хозяин?

Затем Лорен обратила внимание, что на собаке нет ошейника. «То же самое! Черт бы их всех побрал!» Она слишком разозлилась, чтобы оставаться благодушной. Очередная свинья бросила пса в лесопарке вместо того, чтобы отвести в приют. В этом можно и не сомневаться. Такая проблема давно существует в этом районе. По холмам бродят голодные, страдающие от жажды, бездомные беспомощные собаки. Лорен сама уже несколько раз звонила в отдел контроля за животными. И где только они сейчас, когда ей действительно требуется их помощь?

Тяжело сопя, пес начал слизывать капельки пота, струящиеся по ее ногам. Лорен с отвращением отпрянула. Он напомнил ей некоторых знакомых мужчин, которые были еще менее привлекательны. Наконец ее осенило, что собака, возможно, всего лишь хочет пить.