Рядом послышался душераздирающий вопль. Пальцы разжались, Женя упала на пол и, хватая ртом воздух, схватилась руками за шею. Каждый вздох отдавался в горле пульсирующей болью. А рядом вопил профессор Алпатов. Крепкие и острые когти кошки Серпентии вонзились ему в лицо.

«Трость! — поняла Женя. — Нужно забрать у него трость! Это его магический фамильяр!»

Женя бросилась к упавшей трости, схватила ее и изо всех сил ударила об пол. Трость с коротким, звучным треском переломилась пополам.

В ту же секунду профессор Алпатов оторвал от себя кошку Серпентию и швырнул ее о стену. Тело кошки мягко ударилось и вдруг распалось, рассыпалось, как огромный ком пыли.

Слегка наклонив голову и гневно сверкая глазами сквозь очки, Женя двинулась на профессора. Волосы ее завились в кольца и яростно развевались на невидимом ветру. Лицо превратилось в холодную гневную маску. Вид ее был ужасен.

— Не подходи! — хрипло сказал профессор Алпатов, пятясь к стене и выставив перед собой руку. — Не подходи, ведьма!

Но Женя продолжала идти — стремительно и неумолимо, как сама судьба.

— Думаешь, я испугался? — Илья Константинович вдруг остановился и угрюмо посмотрел на приближающуюся Женю. — Я сильнее тебя, ведьма! И я тебя уничтожу!

Он выставил перед собой растопыренные руки и стал быстро бормотать какое-то заклинание. Женя почувствовала, что не может дышать, но не остановилась, а лишь замедлила шаг. Профессор продолжал бормотать, угрюмо глядя на нее и незаметно пятясь к стене.

Сердце Жени забилось так часто, что стало больно в груди, а глаза ее затянула желтая пелена. Но она не остановилась. Она и сама не заметила, как стала говорить. Голос ее нарастал, становился все громче и громче, заполняя собой все пространство зала:

— Первой звездой, сырыми сумерками, холодным снегом — заклинаю вас, ветры!

— Сигне те сигне! — рокотал в ответ профессор, выставив перед собой когтистые руки и сверля приближающуюся Женю ненавидящим взглядом. — Темера ме танге! Темера ме танге! Оумен!

— Рутой, кровью и травой тирлич, гнилым яйцом и мертвой плотью — заклинаю вас, ветры!

Оконные стекла задрожали и вдруг с грохотом вылетели из рам, окатив Женю и профессора дождем сверкающих осколков. Ледяной ураганный ветер ворвался в зал, смел с пути чучела животных, закружил их в немыслимом танце и ударился ледяной волной в лицо профессору.

— Сигне… темере… — рокотал тот, перекрикивая бурю и изо всех сил стараясь удержаться на ногах. — Ме… танге…

Женя выхватила из кармана пластилиновую фигурку.

— Заклинаю болотной водой и гнилым духом — воплотись в пластилин! — громогласно выкрикнула она. — Черичан! Подон! Левурда! Воплотись в пластилин!

Она подняла фигурку высоко над головой, размахнулась и швырнула ее прямо в ледяной гудящий смерч, круживший по залу. Смерч подхватил фигурку, закружил ее в безумном танце и с бешеным ревом вышвырнул в окно. И тотчас же тело профессора поднялось в воздух и стремительно вылетело в окно.

Ураган прекратился. И в ту же секунду в зале снова вспыхнул свет. Женя, пошатываясь и спотыкаясь о валяющиеся тут и там чучела животных, подошла к Игорю. Присела возле него, обхватила его щеки и вгляделась в лицо.

— Игорь! — тихо позвала она.

Соболев не отозвался.

— Игорь, очнись!

Веки Соболева дрогнули. Он приоткрыл глаза и удивленно уставился на Женю.

— Женя? — Голос его прозвучал хрипло и глуховато.

— Ты жив! — Она обняла Игоря и прижала его голову к своей груди. — Как я рада, что ты жив!

Игорь тихонько застонал. Женя выпустила голову жениха из своих объятий и тревожно вгляделась в его лицо.

— Как ты себя чувствуешь? — взволнованно спросила она.

Игорь поморщился и ответил:

— Паршиво. — Он поднял руку и потер лоб. — Голова болит. А что случилось?

— Ты ничего не помнишь?

Он покачал головой:

— Нет. Помню только, как кто-то затащил меня в машину… — Он привстал и суетливо огляделся. — Где мы, Жень?

— Мы в музее.

— В музее? — На лице Игоря отобразилось удивление. — Почему здесь такой беспорядок? И что мы здесь делаем?

Женя улыбнулась и смахнула выступившие на глазах слезы.

— Сама не знаю. Господи, как же я рада, что ты жив!

Она не удержалась и снова крепко его обняла.

— Тише! — хрипло засмеялся Игорь. — Тише, шальная! Задушишь!

— Теперь все будет хорошо, — пробормотала Женя и погладила Игоря по белокурым волосам. — Я никому не дам тебя в обиду. Обещаю!

Оперативников было двое — блондин и брюнет. Блондин был одет в легкий плащ и водолазку. Лицо у него было строгое, острое и сосредоточенное, а на губах застыла холодная, самодовольная полуулыбка. Он напоминал гончую, взявшую след, — и не просто взявшую след, а уже завидевшую впереди зверя.

Брюнет был угрюм, и в глазах у него застыла мстительная злоба. «Сколько веревочке ни виться, а конец все равно будет», — говорил его взгляд.

Бодро взбежав по крыльцу, оперативники хотели пройти в больницу, но дверь распахнулась, и навстречу им шагнула Елена.

Кивнув Трояновой, блондин хотел обойти ее, но она решительно преградила ему путь.

— Что такое? — вскинул брови белобрысый оперативник. — Вам что-то нужно?

— Я не пущу вас к Жене, — холодно объявила Елена.

На лице опера отобразилось изумление. Он покосился на своего черноволосого коллегу, затем вновь вперил в Елену колючий взгляд и сердито проговорил:

— Вы не имеете права препятствовать дознанию. Мы должны выяснить, что произошло в музее.

— Не должны, — возразила Елена. — Дело закрыто.

— Как закрыто? — выдохнул блондин. — Да вы понимаете, что го…

В кармане у блондина запиликал телефон. Продолжая сверлить лицо Елены холодным взглядом, он достал из кармана трубку и приложил ее к уху:

— Слушаю вас… Да, товарищ полковник… — Лицо блондина вытянулось. — Да, но… Нет, товарищ полковник… Нет, я все понял… Слушаюсь!

Блондин молча убрал мобильник в карман. На Елену он уже не смотрел.

— Что там? — нетерпеливо спросил коллегу брюнет. — Что сказал полковник?

— Дело закрыто, — глухо пророкотал блондин, и на щеках у него проступили розовые пятна. — Тело профессора Алпатова не найдено. Нет тела — нет и преступления.

Брюнет гневно сверкнул глазами.

— Но ведь администрация музея предъявила этой девчонке счет за устроенный в зале погром! — напомнил он.

— Счет уже оплачен, — невозмутимо отчеканила Елена. — И у дирекции музея нет к Евгении Ремизовой никаких претензий. У музея нет претензий, у вас нет вопросов. Верно?

Еще несколько секунд оперативники стояли на крыльце с видом людей, получивших ошеломительное известие, в которое просто невозможно поверить.

Затем блондин развернулся и медленно зашагал вниз по лестнице. А пару секунд спустя и брюнет, одарив на прощанье Елену испепеляющим взглядом, последовал за ним.

Елена стояла на крыльце до тех пор, пока машина оперативников не свернула с больничного двора и не скрылась из вида. Лишь после этого она позволила себе облегченно вздохнуть и улыбнуться.

Несколько минут спустя Елена шла по больничному скверу, направляясь к грузному молодому человеку, сидевшему на обшарпанной деревянной скамейке. Это был Паштет, и в руке у него поблескивала бутылка пива.

Прохладный ветер заставил Елену поднять воротник пальто. Несколько сухих листков сорвались с дерева и спланировали на черный асфальт. Воздух был влажный. Темные облака обещали дождь.

Когда Елена села рядом, Паштет мельком взглянул на нее, отвел взгляд и, запрокинув голову, отхлебнул из бутылки.

— Как вы, Кульков? — спросила Елена, внимательно разглядывая его лицо.

— Нормально, — ответил тот и снова приложился к бутылке.

Елена посмотрела, как он пьет, и нахмурилась.

— Сколько бутылок выпили? — спросила она.

— Это третья, — небрежно ответил Паштет.

— Помогло?

Верзила покачал головой: