Его можно было понять – именно он стал первой жертвой неведомых тварей. С него, Николая Эдуардовича Рогова, у первого пресловутая чупакабра истребила за ночь всех кроликов и кур. Не помогла даже тяжеленная труба, с трудом подтащенная к двери в курятник. Тварь с легкостью ее отбросила и, выломав доску, проникла вовнутрь.

После ее визита на земле остались несколько аккуратных кучек помета и трехпалые следы величиной с ладонь, поразившие местных опытных охотников, которые никогда ничего подобного не видели. Было это почти полтора месяца назад. А затем пошло-поехало.

Главным объектом интереса злыдней почему-то оказались кролики. Их тушки находили рядом с аккуратно вскрытыми клетками – уложенные ровными рядами, как в магазине. Иногда у животных чупакабра прогрызала в груди дырки, через которые вытаскивала и съедала сердце и легкие. Временами превращала в кровавый фарш, а порой аккуратно обгладывала кости, оставляя почти целый скелет – так, например, вышло с панкратовскими козами.

Капканы и ловушки не помогали – неведомая жуть легко обходила все препятствия или даже сама разряжала хитроумные устройства, которые притащили охотоведы. В ход пустили яды и электрический ток, но жертвами людского коварства становились только бродячие собаки.

Надо сказать, что сторожевые собаки во время набега чупакабр не издавали ни звука, а утром их находили забившимися в будки и все еще дрожащими от страха. В соседнем селе Клемешовка твари разорвали два десятка собак – и мелких дворняжек, и здоровенных сторожевых алабаев. Что больше всего пугало, жертвы при этом не лаяли, молча встречая страшную погибель. А несколько псов, сидевших на цепи, бесследно исчезли: хозяева нашли только ошейники в лужах крови.

Не дождавшись помощи от властей, местные мужики решили устроить на вредителей домашней живности охоту. Взяли ружья, да и двинулись в лес. А толку никакого. Чуют люди, будто ходит кто-то рядом, а поймать не могут. Даже увидеть не в состоянии. Так, ветка шелохнется или кто-то тихо зарычит, и все.

Бывало и иное. Вдруг словно ниоткуда пахнет холодом, будто окатили ледяной водой в жаркий день. Случалось, из чащи начинало тянуть могильной сыростью. А иногда на тропе кто-то словно специально выкладывал берцовую кость или обглоданные ребра.

Дальше – больше. Нечисть окончательно обжилась в лесу и обнаглела. Давила косуль, зайцев, лис. Кабаны сами ушли, точнее, натурально сбежали.

Очень полюбили твари выедать жертвам мозг. Иногда больше ничего не ели – целая коза или собака, но вся переломанная и со вскрытым черепом.

При этом вредителей если и видели, то мельком. Почти все свидетели сходились на том, что тварь имеет оранжевую или рыжую шерсть и иногда передвигается скачками, задние ноги длиннее передних. Хвост длинный, морда вытянутая, словно крысиная. В высоту достигает полутора метров, глаза красные, светятся во тьме. Заборы для чудища не преграда: оно, как оказалось, было способно прыгать через изгороди выше человеческого роста.

За месяц с небольшим местное, и без того дышавшее на ладан охотхозяйство стало вовсе убыточным.

Само собой, несчастные пырловцы писали и звонили по инстанциям, но на фоне московского катаклизма никому до их местечковых бед не было дела. Это происходило почти до последних дней, когда кое-что изменилось.

Наконец дошла очередь и до людей. Местный почтальон Раиса Петрова, крепкая тетка лет пятидесяти, яростно жестикулируя, рассказала, как, развозя почту на велосипеде, на проселочной дороге повстречалась с тварью.

– Слышу, шлеп-шлеп-шлеп, что-то бежит так, словно у него десяток ног! Оглянулась и увидела зверя с когтистыми лапами. Он был покрыт шерстью, голова длинная, костистая. Передвигался прыжками, причем на задних лапах.

Чупакабра догнала женщину, вцепилась в ее спину и повалила на землю. Раиса потеряла сознание. Тварь почему-то не стала убивать женщину, ограничившись тем, что обнюхала да обслюнявила ее всю. Спустя полтора часа пострадавшую нашли односельчане.

Среди жителей окрестных деревень возникла паника. По вечерам они стали опасаться выходить во двор, а тем более ходить по улице. Смельчаки выходили на ночные дежурства с оружием и надеялись на охотничью удачу.

Опять посыпались жалобы и просьбы о помощи. И в МЧС, и к армейцам, и к областным властям – с мольбой прислать спецов, чтобы те выследили и уничтожили эту нечисть.

Долго ли, коротко ль, но начальство таки обратило внимание и всполошилось. Мутанты? Вне Зоны?! Надо проверить! Пообещали прислать научную группу, чтобы «прояснить ситуацию». Именно за них и приняли пятерку беглецов, появившихся в окрестностях Пырловки «верхом» на бэтээре. Не рассекречиваться же? Пришлось Антону с компанией играть добровольно взятую на себя роль, хотя беглый начлаб чувствовал себя Остапом Бендером, бьющим «автопробегом по бездорожью». А чего, чем их «броник» не приснопамятная «Антилопа-Гну»? Вот только Дракон с Армолиным мало походили на Шуру Балаганова и Паниковского.

– Ну, так что вы об этом думаете? – настойчиво глянул на Виктора Павловича голова.

Почтенный доктор наук, не знавший, какому богу молиться в благодарность за спасение из ада, высокоумно свел брови, пытаясь придать лицу выражение глубокой озабоченности, хотя на самом деле больше всего думал о куске хлеба с мясом да о более-менее сносном лежаке, где можно было бы прикорнуть после двухсуточного блуждания по подмосковным лесам.

– Полагаю, что имеется живое подтверждение моей гипотезы. Да-с, гипотезы генного активатора… – И, опершись о капот «Тигра», продолжил: – Прародителем этой чупакабры вполне могла оказаться какая-нибудь беременная сука или, допустим, рысь, попавшая под воздействие аномалии, но вовремя сбежавшая, благо карантином никто первые дни не озаботился. Или, скажем, переночевавшая в «языке», высунутом Зоной. Вы же, надеюсь, знаете, что Зоны иногда пульсируют, особенно на ранних стадиях зарождения. Если говорить коротко, то наиболее вероятно, у предка этих чупакабр произошла реактивация древней и давно подавленной морфогенетической программы. Превратить потомство в полноценного мутанта аномальное воздействие не успело, но одарило нас местными любителями крови и мозга.

Сельский голова задумчиво почесал затылок, по всей видимости слабо разбираясь в хитросплетениях слов, произносимых ученым мужем. По лицам аборигенов было видно, что они понимают еще меньше своего предводителя. Но это не останавливало почтенного доктора наук. Он продолжал вдохновенно нести наукообразную ахинею (а именно так охарактеризовал про себя спич коллеги Арсеньев).

– Так сказать, пробудился предсказанный моим учителем, профессором Костровым (произнесено это было так, как будто оного профессора должен был знать всякий), еще тридцать лет назад «геном Авадона», превращающий иной предрасположенный к плотоядности вид в универсального хищника.

– То есть, у нас появился некий суперхищник-мутант, прямо в средней полосе России? – озабоченно осведомился участковый.

– Все не так страшно, – «успокоил» стража порядка Армолин. – Вы, наверное, знаете, что различные гибридные сорта в природе обычно нежизнеспособны и вырождаются в двух-трех поколениях. И точно так же столь глубокая мутация вне специфических условий Зоны не продержится дольше пары лет. Вероятно, уже их потомство перестанет плодиться…

– Ни хрена себе! – озаботился голова.

Оратор смешался и виновато развел руками. Толпа сельчан угрожающе зароптала.

– Что там молол тебе этот ученый дурак про свой «геном гондона»? – поинтересовался Дракон вполголоса.

– Как-как? – переспросил биолог. – Да нет, «геном Авадона» – это термин такой… Типа, научный. По-моему, конечно, хрень полная. Так что, если подумать, ты, дружище, правильно выразился…

– А, ну не расслышал, извини…

Антон лишь молча пожал плечами, вспомнив, что и сам на прошлой неделе, изучая инструкцию по исследованию агрессивных биосред, сперва прочел вместо «гермоотсек» – «гомосек».

– А в целом как? – продолжил Дракон. – Науке, я так понимаю, ничего не известно об этих самых чупакабрах?