И в костер легла красная туя, и огонь взлетел к небу. Тот, кто носил имя Юкиро, оставил этот мир.

Поздно вечером под дверью своей комнаты Йири увидел Айхо. В руке его был тоо.

— Будет легче, — проговорил еле слышно Айхо. — Позвольте… А потом я уйду.

Йири кивнул:

— Заходи. — И добавил тоже очень тихо: — Хорошо, что вы есть.

Йири ждал. Не секретом было, чего — известия из Столицы. Вызовут ли туда? Оставят на месте? Или сместят?

Наконец появился посланник, доставил футляр с письмом. Наместнику Окаэры предписывалось на время покинуть провинцию и предстать перед повелителем. По крайней мере, пока Йири не сместили. А дальше… видно будет.

Услыхав про гонца из Столицы, Айхо занял наблюдательный пост в галерее на перилах, и все попытки Шинори согнать его оттуда не увенчались успехом. Напротив, привлеченный звенящим голосом Айхо и хмурыми отрывистыми репликами брата, в галерее появился Ниро и пристроился рядом с актером. Когда наместник наконец освободился, его встретили в галерее две пары ждущих глаз.

— Ниро, передай мои распоряжения кому следует — я собираюсь в Столицу. — Тот поклонился и пропал. Айхо стоял напряженный, словно натянутая струна, и чего-то ждал.

— Что еще? О дальнейшем можешь не расспрашивать, я и сам не знаю.

— Возьмите меня с собой, господин!

— Боишься остаться?

— Нет, господин мой… Я боюсь… не дождаться, — шепотом выговаривает он самое страшное для себя.

— Кажется, я плохому научил тебя — ты перестал верить людям и жизни. Неважный из меня вышел наставник…

Айхо метнулся вниз, как тогда, в домике, прижался щекой к шелку одежд.

— Я ведь тоже… могу пригодиться.

Почему-то это прикосновение не вызывает беспокойства или тяжести в сердце. Так редко бывает. Но Йири очень осторожно касается медного цвета рук, вынуждая их разомкнуть кольцо.

— Наверное, да. Хорошо.

Сборы заняли немного времени — Йири не намерен был путешествовать с шумом, не собирался окружать свою персону нарочитой пышностью. Это — слабость провинциалов, а он хорошо знал нравы Столицы.

Ниро оставили в Окаэре, но Шинори был с ним. Хоть мрачноват и слишком ревнив к господину, однако надежнее не придумаешь. И ненавязчивый. Его можно не замечать, но подставленное плечо окажется как раз вовремя.

Айхо старательно избегал Шинори, хотя это было почти невозможно — в пути все у всех на виду.

Солидную часть пути прошли по большой воде. Иэну была широка — но иногда русло сужалось, и можно было разглядеть все, что происходит на берегу. Черный камыш сменялся зеленым, белые и голубые водяные цветы льнули к бортам, когда парусная лодка шла вдоль берега. Один раз олениха с двумя детенышами показалась между стволов. Айхо не отрывал глаз от реки всю дорогу, с жадным любопытством разглядывая все — и плавучие бревна вызывали его восторг, и стрекозы, гудящие над осокой, и облака. Он часто играл, и музыка, словно след на воде, казалась неотъемлемой частью пути. То под смычком пели струны, то звенела и шелестела ахи, то в руках юноши оказывался санган — инструмент далекого юга с гортанным и темным голосом.

А ближе к озеру Айсу над рекой закружились чайки — маленькие и юркие, редкие здесь. Айхо смеялся и бросал им кусочки лепешки — чайки ныряли стремительно, радуясь дару.

— В Столице я не смогу брать тебя с собой, — как-то сказал ему Йири. — У меня будет достаточно дел. Надеюсь, ты не заставишь меня пожалеть, что я исполнил твою просьбу.

Хали с детишками-близнецами не покидала Дом-на-реке, Аталимай — молодая вдова Юкиро — жила в Желтом дворце с малышкой-дочерью. С молодой женщиной обращались с почтением, хотя отныне она была никем. Зато дочка имела значение, как-никак, племянница повелителя.

— Я просила позволения уехать в степи. Мне не разрешили, — говорила Хали Амарэ, которая не оставила госпожу.

— Неужто вы и вправду хотели бы жить с этими варварами?

— Нет. Я просто хотела бы жить. А моя жизнь кончилась… порой мне кажется, что она и не начиналась.

—Вы еще молоды… — Амарэ и сама понимала пустоту своих слов. Хали не ответила, только склонила голову. Теперь можно писать стихи или вести дневник, не опасаясь, что его прочтут, или плавать по реке в маленькой лодке… Все равно. Ее больше нет.

— Только одно существо отец любил в этом мире. Я никогда не стала бы другом тому мальчику… но, может быть, если бы стала… грелась бы у чужого огня.

Новое солнце страны не обжигало — все придворные знали, что у Нэито мягкий характер. Но в нем текла кровь Золотого Дома, а это не давало придворным забыться. Новое солнце взошло — каждый стремился первым попасть под его лучи.

Взять то, что принадлежало другим… пусть не себе, но родне. Особенно если это означало деньги и власть.

— Он добился многого — золота в Столицу поступает больше, чем раньше, в горах и предгорьях Юсен спокойно, копи поставляют соль бесперебойно. Теперь Окаэру стоит придержать, как слишком горячую лошадь.

— А улицы тамошних городов чисты, дороги удобны, окрестные поля зелены. Мой брат не зря доверял ему.

Поклон.

— Ваш брат был великим человеком. Но теперь вы решаете, что и как делать во благо страны. Разве вы оставите Йири Алайя на прежнем посту? Он исполнил свой долг…

— И что же? Он не мешает мне. В конце концов… это его заслуги. Я не хочу начинать правление с неблагодарности.

— Благодарность? Это он должен чувствовать благодарность до конца дней своих. В Столице многие помнят, откуда он.

— Это неважно. У него светлая голова. Разве не следует повелителю, заботясь о благе государства, приближать к себе истинно талантливых, а не только отпрысков знатного рода?

— У него огромная власть, повелитель. Опасно давать столько власти в руки одного человека.

— У тех, что стоят на высших постах Столицы, ее не меньше.

— У них нет собственной армии, Солнечный. Даже хэата и шин подчинены не одному человеку — и они близ Сиэ-Рэн. Они подконтрольны. Ведь не секрет, что командир гарнизона Хэйтэни подчиняется наместнику Окаэры.

— На севере — чем он опасен? Там лишь варвары да крестьяне.

— И соль. А еще пираты. Ежели он пошлет гонца на побережье, Ши-Тау может и нарушить договор с Тайё-Хээт — ведь истинный договор он заключил с Йири Алайя.

Повелитель хмурился. Ему не нравились такие слова. Но он обещал брату поддерживать Йири. К тому же не вязался в его представлении образ юноши, похожего на цветок, — с жестким и сильным правителем.

— Я буду сам говорить с ним.

— Вы собираетесь подчиняться — или… или постараетесь делать то, что считаете нужным, хоть бы это и шло вразрез с волей повелителя? — Айхо был непривычно серьезным и строгим.

— От меня ждут и того, и другого. Не знаю пока.

— Если все пойдет плохо… не отсылайте меня. Мое место только подле вас, господин.

— Об этом мы уже говорили. Не бойся. И не сиди взаперти — ты хотел увидеть Столицу. — Добавил с улыбкой: — Ты можешь помочь мне, сокровище Окаэры. Ежели завоюешь сердца здешних жителей, они и меня поддержат — ведь в случае моего падения пострадаешь и ты.

— Разве актер может повлиять на решение Высших?

— Не может, — усмехнулся Йири. — Но мнение людей, множества людей — серьезная сила. Новый повелитель заинтересован в том, чтобы его любили. Да он и сам неравнодушен к изящным искусствам, не способен противостоять сердцу — в отличие от старшего брата.

Сказал — и отвернулся от Айхо. Тот лишь вздохнул.

— Как пожелаете, господин. Я тоже хочу понять этот город и стать его другом…

— Не переусердствуй только. Ты свободен, и все же помни, что мне не по душе.

— У меня есть все.

При этих словах Йири наконец посмотрел на него. Особенно посмотрел.