…Лето. Трава высокая — утонуть или заблудиться. Мелкие полевые цветы — белые, желтые; сестры смеются — уже девушки. Аюрин венок плетет, надевает себе на шею. И что-то напевает под нос. А братишка спорит о чем-то, захлебываясь, сердито, сжимая загорелые кулачки.
Почувствовал запах свежих лепешек — таких при дворе не пекут. А в небе жаворонок поет, отчаянно, дерзко…
Мысли уйти насовсем не возникло даже. Тем более взять что-то… Но увезти своих — он уже думал об этом. И знал — невозможно. Нельзя.
Уехать — а после вернуться… Две недели, а то и месяц жизни. А потом — не будет прощения. За оставленную без спроса должность. За тайный побег. За обманутое доверие. Не страшно…
Он и не заметил, как сумерки наступили. Сова закричала.
— Ты просто дура! — бросил Каэси Мийа. — Если ты служишь мне, то делай, что я велю. Он нужен мне живым и здесь.
Ялен чуть выпятила губу. Она видела, что играет с огнем, но упивалась собственной решимостью.
— Я хорошо знаю его. Он уйдет и вернется. А там вы, господин мой, заступитесь за него.
— Ты и впрямь дура, — Каэси махнул рукой в сердцах. — Если он будет убит, умрешь с ним в один день.
— Вот так, Рыжий… — Йири сидел на скамеечке подле коня. Тот фыркнул, потянулся к нему. Йири погладил шелковистую морду.
— Фея бы меня поняла. А ты… тоже ведь слушаешь. Сказали бы — у меня голова не на месте, что с тобой говорю.
Сумерки были снаружи. А тут — светло, на стенах лампы висели. Конюхи скрылись с глаз.
— Если бы Хиани был жив… он не считал меня другом, но всегда говорил и делал то, что нужно. А я так часто хочу его увидеть, Рыжий…
Конь снова фыркнул.
— Понимаешь, мне нельзя уезжать. Хорошо, если они живы. Надеюсь — Сущий о них позаботился. Если уеду — ведь я вернусь, Рыжий. Тогда… хороша благодарность. Вряд ли я много для него значу. Но ведь он верит мне. Наверное, мой повелитель простит — в душе. Но он не нарушит закон — ведь он сам и есть закон. Или все, чем я способен отблагодарить, — это заслужить смертный приговор?
Он порывисто обнял коня за шею.
— Я не уеду, Рыжий. Останемся здесь.
Сзади силуэт шевельнулся. Йири вскинул голову. Аташи в вечерней одежде стоял на пороге.
— Меня впустили, несмотря на твой запрет. Но не вини их. Передо мной и Ёши двери открыты, хоть мне далеко до учителя.
Подошел, постоял рядом. Коснулся плеча.
— Идем. Там, снаружи, сыро, туман. Я принес тебе хаэн.
В это время Солнечный обычно отсылал всех и отдыхал в одиночестве, перечитывая рукописи или размышляя. Йири не нарушал его уединения, однако ему было позволено входить к повелителю. Разрешением этим он воспользовался раз или два — и вот снова пришел.
У входа, как обычно, опустился на колено, коснувшись рукой пола. Услышал:
— Встань, и о чем ты пришел просить?
— Мой господин… я хотел бы узнать, что с моей семьей.
Лицо Юкиро, в последние дни усталое и безразличное ко всему, осталось прежним, хотя Йири понимал — повелителю неприятно упоминание о родне обитателя Малых покоев.
— И что же ты хочешь?
— Послать человека на север. Если будет позволено.
Такие не поднимают ресниц — но смотреть ухитряются прямо. Такие… кто же еще?
— Как бы судьба ни сложилась, — Благословенный говорит неохотно, — родных чаще всего стоит помнить. Хорошо. Я пришлю к тебе людей, дальше распорядишься сам. Но — только узнать.
— В Хэнэ война, господин мой, — говорит очень тихо.
— И что же? Тебя судьба увела оттуда. У них — своя судьба. Не тебе ее менять.
— Я не могу ничего сделать для них?
— Нет. И советую быть послушным. А теперь возвращайся к себе.
Он и так сделал большой подарок.
— Ты хорошо его знаешь? — Каэси чуть не смеялся над Ялен. — Стоит женщине пару раз оказаться желанной, и она уже думает, что может вертеть мужчиной, как угодно?
Ялен не понесла наказания — ей было довольно того, что она стала мишенью для насмешек. Теперь, стоило Мийа приподнять бровь, как девушка вспыхивала и норовила покинуть комнату. Если же он не позволял, то краснела, бледнела и отвечала невпопад.
В этот вечер несколько всадников покинули Островок, устремились на северо-запад.
Не только посланцы повелителя отправились на север — чуть раньше вылетел серый конь. Всадник торопился на встречу с Суэ или с тем, кого она избрала следующим в цепи.
Эти двое за две недели не сказали друг другу ни слова, кроме приветствий. И оба знали, о чем один предупредил другого. Тами был благодарен любимцу Солнечного за форму, в какой это было преподнесено — не надо платить долг жизни. Сам он переступил бы через родовую гордость — но его братья убили бы Йири, если бы знали, что младший в таком долгу перед стоящим внизу. Даже если бы он знал о мыслях Ханари, все равно не усомнился — тот позволил бы обрушиться Дому, но не допустил долга брата перед неравным.
Да, ни одного слова они друг другу больше не сказали. Но было неприятно, совестно как-то. Тами умел думать — стыдно, что Асано чуть не оказались в дураках. Но что он обязан жизнью человеку со столь странным статусом, почему-то позорным не казалось. А вот то, что он не может и тени благодарности выказать… Впрочем, разве для такого годятся подачки, даже и от Белого Лиса?
Тами ходил взад и вперед по комнатам, большей частью обтянутым красным, и чуть что срывался на слуг. Те уже и приближаться к нему боялись.
А Тами думал. Не ведет ли свою игру любимец Благословенного? Но какую и, главное — зачем? Ответа не находилось. Да и вообще, не с ума ли сошел Тами, если подозревает великолепную способность к интригам в этом растении? Впрочем, тут же себя одернул — тут не годятся подобные слова. Вовсе не как растение вел себя Йири.
И как быть, если он все-таки правду сказал? И была лишь одна причина?
Молодая хасса бегала и огрызалась, а человек пытался навязать ей свою волю. Огромная золотисто-пепельная кошка уже признала силу за ним. Йири стоял, прислонившись к холодной колонне. Тами подошел, остановился рядом. Короткий учтивый поклон — и ответ. Вместе смотрели на песок, где бегала хасса.
Демон… и как говорить с ним, если при взгляде мельком кажется, что это — переодетая девушка? И если под мягко шуршащими складками одежды — сильное и легкое тело всадника, а душа вообще непонятна?
— Мы равны, — негромко заговорил Тами, — в одном. Хотите попробовать, вдруг кто окажется лучше?
В первый раз Тами увидел, тот улыбнулся по-настоящему — удивленно и немного растерянно. Словно малыш подошел к взрослому и предложил наперегонки побегать по крышам.
— Господин Тами Асано, вы забываете, кто я. Не ко мне нужно обращаться с таким предложением. И странно оно звучит, по правде говоря…
Тами смешался — но тут же упрямо продолжил:
— Разумеется, я буду надеяться на согласие Благословенного. Но мне нужно ваше слово, — прибавил он быстро, почти испугавшись, не обидел ли. Вот это уж было бы некстати.
Йири смотрел все так же удивленно и вполне дружелюбно.
— Поймите, меня не интересует, кто сумеет доказать свое первенство. Но я и не против. Но есть ли смысл устраивать представление для двора?
— Никакого, — Тами согласно кивнул, проводя ладонью по белому камню перил. Хасса внизу рычала, молодая и злая.
— Между нами — и те, кто не может не быть.
— Если я получу позволение.
— Не сомневаюсь.
Нельзя сказать, что ему совсем уж все было безразлично. Подумалось: он не имеет права быть худшим. А если так выйдет? А если он вообще не справится с лошадью? Тогда об этом узнают все — и, главное, он обманет ожидания единственного, чье мнение имело значение. Может быть, тогда ему разрешат уйти?