— Око Саурона, остекленевшее, желтое, как у кошки, безотрывно следит за нами… — зловеще прошептал кто-то из коллег за спиной.

Сидящие рядом ухмыльнулись, но сделали это едва заметно, уголками губ. Потому как Саурон действительно следил. Точнее следила. Заведующая кафедрой «Этнографии и антропологии» крайне серьезно относится к общим собраниям. На которых помимо насущных проблем обсуждались и не очень, так сказать, сущные. Ну, какая необходимость на каждой кафедре слушать научные доклады аспирантов? Или к чему, скажем, нудно зачитывать приказы Министерства, прости Господи, образования? Или зачем, к примеру, пестовать молодых преподавателей при полном кворуме? Нельзя заниматься всеми этими непотребствами в узком кругу ценителей подобных извращений?

Андрей тоскливо посмотрел в окно. Кажется, Хименес писал про такие виды «щемящие сумерки позднего лета». Интересно, сумерки августа одинаково щемят в Испании и России, или есть какие-то этнические особенности? Мужчина улыбнулся своим мыслям и снова посмотрел на кусочек предзакатного неба: сквозь не до конца прикрытые створки жалюзи, помимо линии горизонта, было видно университетское крыльцо. Учебный год начнется через пару дней, поэтому внутренний двор был пуст. Эхо от шелеста метлы дворника едва слышно долетало до слуха Андрея. Еще несколько дней условной свободы и снова начнется… Он особо и не скрывал, что остается на кафедре исключительно из-за просьб декана — университетского друга. Преподавать ему не нравилось. Но он всегда честно и практически в полном объеме выполнял свои обязанности. Другое дело в том, что понятие честности у всех разное. Незнакомое племя в основной своей массе было ленивым что до знаний, что до дела. В музеи и архивы не рвалось, в экспедициях и разведках скучало. Андрей не строил иллюзий относительно будущего отечественной этнографической науки и думал исключительно о своем комфортном душевном состоянии. Поэтому студентов не ругал, аспирантов не брал, нотаций не читал, бурно свое негодование на заседаниях кафедры не высказывал. Смиренно нес свой крест во благо их с деканом дружбы.

В отличие от заведующей. Галина Васильевна (любовно названная студентами «Баба Галя») — доктор наук, профессор, имеющая пятидесятилетний экспедиционный стаж, стоявшая у истоков создания региональной этнографической школы, похоронившая в далекой молодости свою единственную любовь — мужа-археолога, неподражаемая, венценосная, и… И совершенно никуда не торопящаяся. Дома ее ждали бесхвостая кошка и пара диссертаций на рецензии. У нее есть сын, но степень участия выросших детей в судьбе постаревших родителей часто не отвечает потребностям последних. Поэтому коллектив с тихим ропотом и беззубыми шутками терпел трехчасовые заседания с сорокаминутным вступлением бабы Гали на тему «Кого, зачем и как мы учим, мать вашу».

— … Наука не терпит подобного отношения! Я кончила, — сказала свою коронную фразу баба Галя, и вместе с ней к этому приблизились все присутствующие в аудитории.

Неужели, наконец-то, отпустит?!

— К моему глубокому сожалению, на этом мы вынуждены закончить…

— О, как жаль, как жаль, — эхом прокатилось по аудитории. — Мы бы еще посидели, послушали… Жаль, жаль, конечно…

Галина Васильевна, не чувствовавшая иронии из-за своей светлой веры в небезразличие подопечных, покачала головой, мол, что поделаешь, и продолжила:

— … да, вынуждены закончить, потому что последним пунктом в повестке сегодняшнего заседания стояло знакомство с новыми членами нашего коллектива. Однако, судя по тому, что я этих членов в упор не вижу, — с задних рядов раздался приглушенный женский смех, — лично они с нами знакомиться не желают. С первого сентября у нас на кафедре появляется еще один ассистент. С учетом имеющихся ставок она получит четвертушку*. Прикрепляю ее к Андрею Евгеньевичу Нагорному. Сами познакомитесь, если она соизволит явиться.

Нагорный вопросительно поднял бровь.

— Андрей Евгеньевич, приказ декана, — с нажимом произнесла Галина Васильевна, мол, давайте не будем спорить.

Общий смысл сказанного Андрей понял так: давайте спорить и торговаться не прилюдно, а в кулуарах. Заведующая прекрасно знала, что он не любит опекать и воспитывать ни студентов, ни аспирантов, ни начинающих преподавателей.

В аудитории наступила тишина. Все замерли.

— Вы кончили? — осторожно, дабы не спугнуть, спросила секретарь. Заведующая задумалась, публика осела в молчаливо-молящем ожидании, одна из аспиранток хохотнула, очаровательно прихрюкнув, но последовала примеру остальных и умолкла. Баба Галя выдохнула решительное «Да, по коням», и с трудом поднявшись, уползла за дверь своего кабинета.

После кафедры было дружеское чаепитие, перемежавшееся с не менее, а, пожалуй, даже более дружеским коньякопитием. В разгар коллективного оплакивания отпуска в кабинет вошла деканатский секретарь и пригласила Андрея к декану тоном, не терпящим возражений.

— Не ходи, тебя там ждут одни неприятности, — посоветовали на кафедре.

— Как же не ходить, если они ждут, — подыграл Андрей.

Алеша был не в духе. После того, как последний занял старое, изрядно потертое кресло декана, он всегда был не в духе. И дело было вовсе не в качестве казенной мебели. Вместе с креслом изрядно поистрепалось и многое другое на факультете. Особенно кадры. В новой гонке университета за омоложение профессорско-преподавательского состава истфак проигрывал всем другим факам. To есть уныло плелся в конце и только тот самый fuck и видел.

— А почему именно я и что ты мне за это дашь? — с порога начал Андрей.

— «… А в ответ одно и то же: что ты мне за это дашь?», — эхом ответил декан, щелкая по клавиатуре. — Это мы с сыном Барто учим.

— Я не второкурсница, чтобы мне зубы заговаривать.

— О-о, второкурсницы — это хорошо-о, — декан потянулся через тумбу к сейфу, достал бутылку и стопки. — Особенно, если платницы. И бесплатницы тоже ничего… Но платницы все же лучше.

— О, коньяк — это хорошо, а дурочку из себя строить — это плохо, — Нагорный вопросительно посмотрел на друга.

— Андрюша, ты же знаешь, что мне нужно срочно исправить средний возраст нашего коллектива. Точнее понизить показатель до цифры тридцать пять. А с нашими бабами Галями, бабами Катями и остальными дамами в собственном соку это очень сложная задача. Я коллектив не по своему вкусу собираю, к сожалению. Иначе я бы тебя выпроводил уже. Да-да, ты знаешь, что я перед тобой стелюсь и коньяк тебе дорогой покупаю исключительно из- за наличия у тебя ученой степени доктора наук по соответствующему направлению. Если в следующем году обяжут увеличить количество остепененных на факультете, то буду искать новых беспринципных алкоголиков. Таких как ты и доцент Евстигнеев. Где только их искать… — Алексей вздохнул. — С ассистентами попроще, конечно.

— Я хочу слышать, почему я и что ты мне за это дашь, а слышу только бла-бла.

— Буль-буль, — поправил его Алексей, наполняя стопки. — Она сама к тебе попросилась. Точнее потребовала.

— Потребовала? To есть поставила тебе условие, а ты покорно согласился? А она что, единственная платница? Скандалистка? Любовница декана? — Андрей понюхал коньяк и понизил тон до шепота. — Любовница ректора?

— Андрей, знаешь какой сейчас оклад у ассистента? И хорошо, что не знаешь. Тебе бы такая цифра не понравилась: она в рублях, очень маленькая, и ее еще нужно разделить на четыре, так как есть только четверть ставки. Думаешь, легко найти человека, который на эту цифру согласится? У нас на факультете тридцать пять аспирантов. Отбрось возрастных, семейных, блатных, условно числящихся и Толика, который десять лет закончить не может. Остается всего ничего. И вот это всего ничего по имени… Блин, заработался, забыл… Имя у нее еще такое… В общем, она согласилась на эту цифру. Потому что молодая, незамужняя, бездетная, учится, а не числится, и нет, она не любовница ректора. — Декан вздохнул и с тоской в голосе закончил. — И не моя тоже.