Андрей иногда оставался на ночь у семьи Вавиловых. Настолько «иногда», что имел в доме свой комплект одежды, гигиеничных принадлежностей и даже свою комнату. Произошло это так: Алексей однажды заметил, что друг начал «забывать» у них книги. Когда «забытых» книг скопилось на целую полку,

Алеша понял, что у кое-кого кончилось место для хранения бумажной литературы. И отвел в библиотеке отдельный стеллаж для нужд Нагорного.

Через некоторое время с соседнего стеллажа стали пропадать книги хозяина дома, а их место начали занимать Андреевские. Такой наглости Вавилов не потерпел и отселил дорогого сердцу Андрея Евгеньевича вместе с его стеллажами (теперь уже двумя) в бывшую супружескую спальню на втором этаже.

Добавив в бокал коньяк, профессор вытянул длинные ноги на подоконник и открыл монографию про отношение к смерти и смертности в народной культуре (новый труд Галины Васильевны). На двадцатой странице начал скучать, отвлекаться на социальные сети, и понял, что невольно думает о том, почему сегодня с лектория ушла девушка, с которой он хотел обсудить ее вопросы. Может, она была вынуждена уехать, а может и не собиралась ждать? Интересно, она студентка? Нет, выглядит старше. Андрей вспомнил ее огромные, испуганные глаза за круглыми очками, снова вошедшими в моду, и усмехнулся: она очень волновалась, но тщательно это скрывала. Только глаза, как у загнанного в клетку зверя, выдавали ее. И это странно. Говорила она уверенно, голос не дрожал, судя по интонациям и паузам, она часто выступает на публике. Хм, тогда чего боялась?

В Фейсбуке пришло сообщение от Сонечки. Андрей прочитал эту оду его выступлению, заканчивающуюся предложением обсудить будущее этнографии тет-а-тет. Баба Галя бы сейчас непременно сказала: до чего девки настырные пошли, спасу нет. Андрей написал что-то неопределенно-расплывчатое с намеком «оставь меня, женщина». Соня не ответила.

Но это не значило, что она его поняла.

Всю следующую неделю Маша крутилась как хомяк в колесе, то есть совершала много телодвижений без какого-либо результата. Написанный ею проект отклонила комиссия, мотивируя это нехваткой бюджетных средств на его реализацию.

Лекции для аспирантов начинались в половине седьмого вечера и длились до момента, когда общественный транспорт уже не желал везти Машу в ее дачный кооператив. Приходилось просить сестру или отца тратить время на доставку Машиного тельца до дома. Три вечера в неделю оказались заняты лекциями, а пятничный — подготовкой к субботним семинарам.

Бабушка надумала сделать ремонт на дачной кухне, но в процессе потеряла к этому занятию интерес, оставив полуголые стены с кусками обоев. Пришлось Марии самой покупать и клеить новые.

Женя уехала в мини отпуск, оставив сестре ключи от гаража с просьбой отдать их по первой просьбе некоему Армену. Армен исправно заезжал за ключами каждое утро и возвращал обратно каждый вечер. Эти встречи отнимали у девушки много времени. Забрать их навсегда, сделать себе дубликат или сжечь этот чертов гараж Армен не соглашался.

Статью, которую она писала полгода, отклонили в историческом «Вестнике», посоветовав ей податься в культурологический журнал, последний сезонный номер которого уже вышел в печать. По этому поводу Маша испытывала желание выразиться крайне нецензурно.

К тому же девушка согласилась быть историческим консультантом в театре: она помогала режиссеру в постановке нового спектакля. Одним словом, дел было настолько много, что девушка на время забыла о Нагорном.

Во вторник Маша, наконец-то, смогла вырваться с основной работы, чтобы попасть в университет. Звонили из отдела аспирантуры, зазывали в гости.

Вручили методички для сдачи кандидатских испытаний. Пока документовед печатала бланки отчетов, Марии пришлось выслушать пару университетских сплетен, которыми обменивались скрытые от ее глаз ширмой тетки.

— Юристка в декрет опять собралась. Пятый ребенок! И у Василия Юрьевича тоже сын родился. В августе вроде бы, — послушались характерные звуки чайно- кофейного прихлебывания. — На химфаке ремонт будут делать. В лабораториях. Говорят, кто-то уже руки нагрел на закупке материалов…

— Тоже мне новость! — хохотнул второй голос. — Я вчера слышала, что Сонечка Ермолова решила отхватить кусочек Нагорного. Моя лаборантка с ней дружна.

— Давно ему пора. Женился бы, семью завел: сороковник скоро, а он все по своим деревням катается, — опять это мерзкое прихлебывание. — И как у нее успехи?

— Это же Андрей Евгеньевич… — многозначно протянула женщина. — Где сядешь, там и слезешь.

Маша как никто другой знала, что на профессора без его желания не сядешь. Девушка улыбнулась: слишком уж двусмысленно это звучало. Волнующе двусмысленно…

To есть пока Маша продумывает план, Сонечка, мать ее, Ермолова уже наступает? Пока она рисует карты местности, противница вручную поменяла рельеф? Она не имела никакого права на ревность, но сердцу этого не объяснить. Ей тоже хотелось отхватить кусочек Нагорного. И, возможно, даже сесть на него…

После ректората Маша отправилась в корпус истфака на лекцию по нескладно названному предмету «Язык науки». Ее быстро отпустили с зачетом. Все-таки пять лет филфака должны были дать хоть какие-то привилегии, кроме возможности поправлять любого, кто говорит «ложить». Благодаря тому, что освободилась раньше, смогла заглянуть на кафедру, чтобы взять из библиотеки монографии по теме следующего семинарского. Она, конечно, давала третьему курсу зрелища, но и хлеб должен быть.

После этого она со спокойной душой отправилась домой, позабыв, что просила сестру встретить ее после последней пары.

— Леха, собирай быстрее монатки, — без остановки болтал Дима. — Там все уже собрались. Вот, даже Андрюша нервничает. А ведь Андрюша никогда не нервничает.

— Андрюша голоден, — пояснил Нагорный.

Декан Вавилов судорожно пытался успеть собрать в единое целое и отправить по адресу очередной отчет. Товарищи выводили его из себя, и он еле сдерживался, чтобы не грубить им. Но он знал, что они действительно старались, собирая родственников и друзей по поводу его, Вавиловского, дня рождения.

— Дима, заткнись и своди Андрюшу поесть, — огрызнулся Алексей, стуча по клавиатуре. — Дайте мне доделать все по-человечески!

Уже минуту как молчащий Дмитрий показал средний палец и снова уставился на экран телефона. Андрей пошатался по кабинету, посмотрел в окно, проводив взглядом миниатюрную женскую фигуру в зеленой куртке. Девушка несла стопку книг подмышкой. С ее плеча постоянно соскальзывала лямка рюкзака, цепляя тонкую косичку, торчащую из капюшона. После очередной попытки поймать рюкзак девушка выронила книги и тут же кинулась их поднимать. Нагорный вздохнул, наблюдая за ее комичной неловкостью.

— Да пойдем уже, бедовый! Покормлю тебя. А то исстонался весь, — откликнулся Дмитрий.

Дима был Арамисом в их компании трех-почти-мушкетеров. Если принимать за основу то, что Андрей был Атосом, а Леха — Портосом. Периодически роли менялись.

Дмитрий тоже когда-то давно работал в вузе, но вовремя одумался и уволился в счастливую жизнь с деньгами и свободным временем. Женился, развелся, после чего остался без денег, но с массой времени для философских размышлений. Быстро восстановил кондиции, но теперь, как и Арамис, считал, что женщины источники всех бед.

— Пойдем, покурим, — отозвался Атос, ой, то есть Андрей.

В университетском дворе было пусто, поэтому Дима закурил, не доходя до специально отведенного места. Мужчины встали сбоку от крыльца, рядом с парковкой. Буквально через пару секунд тонированное окно красной «Ауди» поползло вниз, и на них злобно уставилась девушка в желтых очках, закрывавших половину лица.

— Вон там, в двадцати шагах отсюда, находится вольер для таких, как вы, — она показала пальцем в сторону курилки.

— А вы всегда такая… — начал Дмитрий, но девушка показательно закрыла окно.