— Сочту за честь, — сказал он. — Я возьму молодого Люка в качестве переводчика.

— И больше никому не проговоритесь об этом. Я просто не вынесу вида этой смехотворной Диззиной собаки. Она выглядит как пуховка для нанесения пудры, и что это за имя — Смидж? Гораздо больше этой псине подошла бы кличка «леденец» или «крысокролик». А вот хозяйке вполне соответствует ее имя. Я расскажу ей, куда девать все эти углеводы, о которых она то и дело болтает. Если она станет еще худее, то скоро просто превратится в скелет. — Она сделала паузу, какое-то время размышляя. — Да, это было бы очень смешно. Я вообще не могу понять, что такого Ромина нашла в этой странной парочке. Их разговоры напоминают пустую болтовню пассажиров первого класса в зале аэропорта, бессмысленный треп, заслуживающий лишь медали за банальность. Нет, решено, мы отправимся туда только втроем. Но смотрите, никому об этом не проболтайтесь.

— Итак, кто из вас посмел взять вещи Франческо из комнаты Козимы? — Альба сурово взглянула в глаза трем маленьким ребятишкам. Перед ней стоял семилетний Алессандро с каштановыми, как шоколад, волосами и шелковистой кожей такого же оттенка, пятилетняя Оливия, унаследовавшая красоту своей матери, и трехлетняя Доменика, такая же смуглянка, как ее брат, и шаловливая, словно белка. Подняв свои широко раскрытые глаза, они совершенно невинно глядели на бабушку.

— Вот видишь, — произнесла Роза. — Они ни в чем не виноваты.

— Тогда кто же это сделал?

— Откуда мне знать? Козима, возможно, сама это сделала, но не может вспомнить.

— Вы ведь знаете, что вам не разрешается входить в комнату Козимы, не правда ли? — снова напомнила им Альба. Дети закивали головками, а затем стремглав выбежали наружу.

— Тебе придется выбрать между мной и Козимой, — серьезным тоном произнесла Роза.

— О чем ты говоришь?

— Я не могу больше жить с ней под одной крышей. Она напоминает привидение, принявшее облик человека. Честно говоря, смотреть, как она, полуживая, бродит вокруг, очень неприятно.

— Не смей говорить подобные вещи!

— Да ладно, мама! Неужели ты хочешь, чтобы твои внуки росли в атмосфере постоянного напряжения?

Шагнув к окну, Альба внимательно посмотрела на сад. Она ощутила сладкий аромат эвкалипта и жасмина, который принес легкий бриз, и увидела солнце, покоящееся на морских волнах.

— Когда я впервые приехала сюда, я была ненамного старше тебя, — задумчиво произнесла она. — Твоя прабабушка Иммаколята очень напоминала Козиму — она тоже носила траурный наряд и была похожа на черную ворону, шаркающую по земле, а ее лицо выражало вечное страдание. Она потеряла свою дочь — мою мать, и одного из сыновей. Ее словно носило между адом и раем, совсем как твою кузину. А еще у нее было два уголка для молебна, освещенных свечами, и она каждый день обращалась к Богу. Атмосфера в доме была давящей и совсем невеселой. Однако она не была одинока. У нее оставался ее сын Фалько со своей женой Беатой и их сыном Тото, а также правнучка Козима. — Повернувшись к дочери, она взяла ее за руки. — Дело в том, дорогая, что Козима очень нуждается в нас. Мы ее семья. Мы та сила, которой ей так недостает. И если каждый день — это борьба, то мы должны сделать все возможное, чтобы ее выиграть. Настанет день, и Козима захочет жить дальше. А может, даже снова полюбит. Она еще не старая, и ей не поздно рожать детей. Ведь так, как сейчас, не может продолжаться вечно. Но ты должна набраться терпения. Только представь на минутку себя на ее месте. — Роза потупила взгляд. — А если бы тебя постигла подобная утрата?

— Мне об этом даже страшно подумать.

В расположенном на холме фермерском доме, некогда принадлежавшем ее прабабушке, Козима тщательно разложила безделушки Франческо. Она подносила каждый предмет к носу и нюхала его, словно тоскующая собака. Иногда ей казалось, что она обнаружит Франческо спящим в своей кроватке, как будто не прошло три года. Женщине казалось, что она слышит его дыхание и ощущает его присутствие в комнате. Ей казалось, что он где-то рядом, и она часто оборачивалась, но никого не было, — были лишь воспоминания, которые то и дело возвращали ее к призракам прошлого. Ей было так одиноко, она чувствовала себя покинутой и, часто, закрывая глаза, мечтала лишь об одном — умереть.

Альба сидела на террасе с тетушкой Беатой, наблюдая за тем, как медленно садится солнце, исчезая за линией моря. Это место не сильно изменилось с тех пор, как здесь жила Иммаколята. Правда, тогда не было дороги, ведущей к дому: им приходилось ставить машину в тени эвкалиптового дерева, растущего на холме, а потом спускаться вниз по узенькой тропинке. Альба и ее муж Панфило выложили настоящую подъездную аллею и расширили дом, чтобы разместить всех членов их увеличивающегося семейства. Тото, отец Козимы, женившись второй раз, жил со своей новой супругой у своих родителей, в доме, в котором он вырос и который находился на расстоянии нескольких десятков ярдов, если идти по оливковой рощице, от этого места. Козиму он оставил жить с Альбой, поскольку там она чувствовала себя как дома. Кровные сестры и брат Козимы обзавелись семьей и уже имели детей, они приобрели дома недалеко отсюда, так что когда-то считавшееся тихим место на склоне холма зазвенело радостным смехом молодых людей. В воздухе здесь все так же веяло жасмином и калиной вперемешку с запахом эвкалипта и гардении. Ветер врывался с моря, принося с собой аромат сосен и дикого чабреца, а вечерами, когда становилось прохладнее и солнце было более снисходительным, начинали стрекотать сверчки, вторя кокетливому щебетанию птиц, устраивающихся на ночлег.

— Я беспокоюсь о Козиме, — сказала Альба, наблюдая, как детишки о чем-то шумно спорят в траве. — Ей тридцать семь, и ей давно бы уже следовало наслаждаться семейным счастьем и радостью материнства. Она должна сосредоточиться на тех, кто живет рядом с ней и искренне ее любит.

— Я знаю, — сказала Беата. — Ребятишки играют рядом с ней, а она их едва замечает. Маленький Алессандро ходит за ней по пятам, как потерявшийся щенок, словно понимая причину ее горя, и пытается компенсировать утрату, но она не обращает на него никакого внимания. Видишь ли, она просто винит себя в смерти Франческо.

— Говорят, те, кто утонул, не страдают.

— Кто знает?

— Надеюсь, это все же правда.

— Как бы я хотела, чтобы она обрела веру. — Беата отложила в сторону рубаху, которую чинила, и у нее на лбу обозначилось несколько морщин. — Ее бы тогда утешило сознание, что Франческо пребывает на небе и Господь заботится о нем, так же, как он заботится об Иммаколяте и моем дорогом Фалько.

— И о Валентине, — мягко добавила Альба. В их семье до сих пор было не принято произносить имя ее матери, словно упоминание о ней считалось святотатством. — Но Козима потеряла веру. Смерть часто приводит человека к Богу, однако гибель Франческо отвернула ее лицо от Него.

— Нужно принимать как должное все то, что случается в жизни. Как мы вообще можем знать замысел нашего Творца?

— Знаешь, что мне сказала сегодня Роза?

— Что она хочет переехать? Не слушай ее, Альба. Она своевольная и несдержанная, совсем как ты в ее возрасте. Роза — ходячая проблема. Неудивительно, что она не любит свою кузину, которая привлекает всеобщее внимание. Как-никак, всегда говорили только о Розе. Она была шумным, живым, темпераментным ребенком и намного моложе Козимы. Мы все ее страшно разбаловали. А теперь Роза вынуждена наблюдать, как все внимание достается Козиме, потому что она повсюду бродит, одетая в черное, плача и причитая.

— Ты считаешь, что Козима ведет себя крайне эгоистично, потакая своим желаниям?

— Нет, я бы так не сказала о своей внучке. Как я могу выносить приговор молодой женщине, которая потеряла смысл жизни? У меня болит за нее сердце. — Беата перекрестилась.

— На следующей неделе состоится праздник в честь святого Бенедикта. Я собираюсь уговорить ее пойти вместе с нами.