— Над вами, — ответила Козима, соскабливая пальцем остатки с ложки и засовывая ее в рот.

— Почему?

Добавив сахарной пудры, она продолжала размешивать.

— Потому что для меня совершенно ясно, чем вам следует заняться.

— Чем же? Подскажите, Бога ради! Я тщетно пытаюсь разобраться в этом вот уже много недель подряд.

— Посадите что-нибудь и посмотрите, как оно растет. — Это прозвучало так, словно она разгадала его самое заветное желание. Козима поднесла ложку к его рту.

— Попробуйте немного, это вкусно.

Смесь растаяла на языке.

— Очень приятно на вкус.

— Но нужно добавить еще лимона. — Разрезав лимон на две половинки, Козима выдавила сок в миску. Он побежал сквозь ее пальцы.

— Вы пахнете лимоном. Вы что, брызгаетесь им или принимаете ванну?

— Ни то, ни другое, — ответила она, смеясь. — Я пью лимонный сок.

Вытерев руки о фартук, Козима подошла к выдвижному ящику и вынула оттуда две лопаточки.

— Одна для вас, другая для меня. А вот эта смесь выкладывается поверх торта, а не идет в рот. — Она положила пористый торт на середину стола, а затем зачерпнула большое количество глазури, до краев наполнив ею лопатку, и начала равномерно распределять ее на поверхности. Люк все в точности повторял за ней.

— А у вас совсем неплохо получается, — сказала Козима. — Для новичка.

Он сделал вид, что обиделся.

— Вы хотите сказать, что я не знаю, как покрывать глазурью торт?

— Нет, вы знаете лишь, как нужно считать деньги. А это — творческое занятие.

— Мои творческие способности еще дремлют, помните об этом.

— Ну что ж, тогда давайте разбудим их. — Козима принесла противень с маленькими разноцветными цукатами. — Дадим волю вашему воображению!

— Вы хотите, чтобы я разложил их поверх торта?

— Да. Это торт для детей. Так что призовите на помощь фантазию.

— Я не боюсь цукатного творчества, — усмехнулся Люк. Ему ужасно хотелось ее поцеловать. Как же она отличалась теперь от той женщины, за которой он побежал из церкви. Он разложил цукаты по краю торта.

— Это указывает на ваш рациональный ум, — прокомментировала она, склонившись над столом и подперев руками подбородок.

— А о чем говорит вот это? — Окунув красный цукат в глазурь, Люк аккуратно прилепил лакомство на кончик ее носа. — А сейчас я собираюсь слизнуть его, — нежно произнес он. Козима не пошевелилась.

Наклонившись, Люк поцеловал кончик ее носа, слизывая цукат вместе с глазурью. Он немного отступил, пытаясь понять, о чем думает Козима.

— Я пришел сюда совсем не за этим, — произнес он. — Но ты такая красивая, что я не в силах больше сдерживаться. — Прильнув к ее сладким губам, он поцеловал Козиму.

Вдруг послышался звук чьих-то шагов. Они тотчас отпрянули друг от друга и принялись снова украшать торт так, словно между ними ничего не произошло. Козима вытерла нос рукой.

— Привет, Люк. — Это была Беата, которая только что проснулась после недолгого сна. — А я и не видела, как ты пришел.

— Ты как раз спала, бабушка, — спокойным голосом сказала Козима. — Хочешь помочь нам с украшением торта для Панфило?

Беата склонилась над столом, чтобы взглянуть на торт поближе.

— Думаю, вы прекрасно справляетесь с задачей и без меня. Как твои дела, Люк?

— Хорошо, спасибо.

— Ну что ж. Пожалуй, не буду вам мешать. Детишки будут в восторге. — С этими словами Беата покинула комнату.

Козима засмеялась.

— Мы ведем себя как школьники.

— Я никогда никого не целовал в школе.

Она недоверчиво покачала головой.

— Я ни за что в жизни не поверю в это!

— А почему бы нам не уединиться в каком-нибудь укромном месте, где я могу целовать тебя, не опасаясь, что нас поймает директриса!

Козима положила торт в холодильник, сняла фартук и вывела Люка через другую дверь.

— Я покажу тебе мое любимое место во всей Инкантеларии, — сказала она.

Когда они шли через оливковую рощу, Люк взял Козиму за руку. Она не отдернула ее.

— В детстве я часто здесь играла, — объяснила она. — У меня не было ни братьев, ни сестер, с которыми бы я могла вдоволь повеселиться, поэтому я играла с отцом или Альбой. Мы всегда гуляли в этом месте, я резвилась среди деревьев. Ничто не нарушало тишины, кроме шума морского прибоя да стрекотания сверчков. Мне также нравится, как здесь пахнет, — соснами и чабрецом. Ты ощущаешь их аромат?

— Да, а еще я чувствую запах лимонов. — Взглянув на Козиму, Люк увидел, с какой невероятной нежностью она смотрит на него, и от этого взгляда его душа перевернулась.

Вскоре они добрались до старинной смотровой башни.

— В этом месте я чувствую умиротворение. Я прихожу сюда, чтобы предаться воспоминаниям о Франческо. Наблюдая, как море, окутанное туманной дымкой, сливается с линией горизонта, трудно не поверить в Бога.

Люк притянул женщину к себе и нежно обнял, страстно желая стереть мрачное выражение с ее лица своими поцелуями.

— Не грусти, Козима, — произнес он. — Франческо нашел меня для того, чтобы я смог передать тебе послание: его жизнь продолжается и он всегда рядом с тобой. — Люк заправил выбившиеся пряди ей за ухо.

— Надеюсь, ты прав.

— Я или прав, или схожу с ума — одно из двух.

— Но ты не сумасшедший, ведь так?

— Я схожу с ума по тебе, — ответил Люк, а затем стал целовать ее губы, которые, подобно двум лепесткам, раскрылись навстречу его губам.

Люк целовал многих женщин, большинство из которых не смог бы теперь вспомнить. Однако никогда прежде он не испытывал такой нежности. Козима завладела его сердцем настолько сильно, что это чувство отдавалось болью в груди. Люк хотел окружить ее заботой и защитить от слез, изгнать поцелуями боль из женского сердца, наблюдая при этом, как она плачет от радости, а не от горя. Но больше всего на свете он желал, чтобы она ответила на его любовь взаимностью.

Вернувшись домой, Роза обнаружила, что Козима что-то радостно напевает себе под нос, энергично моя на кухне миску и две деревянные лопатки. В комнате пахло выпечкой, а на полу валялось несколько конфет.

— Привет, — сказала Роза, открыв холодильник. — Детишки наверняка как следует поработали над этим произведением искусства, — засмеялась она, обратив внимание на торт. Козима оставила ее реплику без комментариев. — Ну и как они?

— Похоже, очень счастливы, думая о предстоящей вечеринке в честь дня рождения Панфило.

— А также потому, что не надо рано ложиться спать, — сказала Роза, усаживаясь со стаканом сока в руке. — В траттории сегодня было спокойно. Скукотища. А где мама?

— Она еще не вернулась. Беата отправилась домой, оставив детей на меня. Но она вернется на вечеринку.

— Что ты еще делала?

— Как полагается — надула воздушные шарики.

— Папа ненавидит дни рождения.

— Но зато дети их обожают.

— А он готов ради них на все. — В движениях Козимы чувствовалась жизнерадостность, и это насторожило Розу. Ее кузина казалась чересчур счастливой для женщины, которая всего неделю назад пыталась утопиться.

— А почему ты в приподнятом настроении?

— Просто сегодня такой прекрасный день.

— Да тут каждый день прекрасен.

— Но сегодняшний прекраснее остальных.

— Интересно знать, почему именно этот… По-моему, они все одинаковые. — Роза взглянула на свои ногти с облупившимся лаком. — Пойду-ка я во двор за детьми.

Люк возвратился в замок поплавать. Было жарко, и, кроме того, ему хотелось немного прийти в себя и остудить свой пыл. Когда он плыл вдоль бассейна, то опускаясь, то поднимаясь над водой, он вспоминал поцелуй у смотровой башни: такой сладостный, нежный, страстный, но очень уж короткий. Люк размечтался, как остался бы там на всю ночь, пожелай этого Козима. Расстегнув пуговицы на ее платье и дав соскользнуть ему с плеч, он мог бы делать с ней все, что угодно, но вместо этого заставил себя не торопить события, — это ведь была Италия, а не Англия, где девушки, казалось, только того и ждали, как бы поскорее запрыгнуть к мужчине в постель. В очередной раз, вынырнув на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, он услышал голоса своих дочерей и Сэмми.