Обрывки фраз на незнакомом языке, отдалённо напоминающие молитвенный речитив. Шумы, шорохи, шаркающие шаги по каменной лестнице, ведущей куда-то далеко вниз.

В маленькую камеру с очень холодным воздухом немного поёжившись вошел статный черноголовый мужчина с окладистой бородой в белой одежде. Поёжившись ещё раз, брезгливо пнул ногой заросшего седыми всклоченными волосами пленника, лежащего на полу покрытом прелой соломой. Несмотря на окружающий холод, замёрзшим тот не выглядел, хотя вообще выглядел действительно неважно. Долгие годы пребывания в столь неуютном подземелье никого не украсят. От шеи лежащего мужчины шла тонкая золотистая цепь к кольцу, вбитому в каменную стену.

— Зачем ты снова пришел, Усива? — поднял пленник свои пустые глазницы на вошедшего. — Неужели вы сами не чувствуете Его Воли?

— Так скажи нам, ничтожным, ты, Слышащий Глас, кто в этот раз восстанет против Вековой Традиции?

Мужчина в белом презрительно щурился на пленника, но лишь пытался за этой маской скрыть свой страх. Страх, который очень давно поселился в его холодном сердце, и с тех пор так и не отпускал его терзаемую душу.

— Придёт новый Алхимик по следам первого, и в этот раз вы его больше не остановите…, - губы пленника растянулись в улыбке, а лицо мужчины в белом исказил больше ни чем не скрываемый ужас.

«Я умер и оказался в аду», — прорывая невыносимую боль, пробилась одинокая мысль. Точно в аду, и дышать невозможно из-за серной гари. Масло у чертей там, что ли на сковородке подгорело? И почему тогда боль идёт сразу со всех сторон тушки, ведь жарить-то должны только с одной? Странные какие-то посмертные мысли, однако.

Попытка пошевелиться не дала ровным счётом ничего, а боль только усилилась. «Что ж, если всё же ещё чуть-чуть жив, то хоть позвоночник не сломан», — пробилась в сознание явно позитивная мысль. — «Блин, доигрались, доэксперементировались, умники недобитые». Последнее, что помню из своих жизненных переживаний — яркую вспышку на месте четвёртой лаборатории, потом пришла какая-то чрезвычайно холодная волна и наступила темнота. Следом пришла боль, от которой можно сойти с ума, но, так как я уже мёртв, то и это не важно. Говорят, и к адскому пламени можно постепенно привыкнуть, всё равно впереди вечность. Впрочем, мои мучения были недолгими, снова и снова проваливался в спасительное забытьё, и адское пламя боли на какое-то время отступало, чтобы вскоре вернуться вновь с новой силой.

Пульсирующая боль была немного разбавлена ощущением чьего-то близкого присутствия. Если поверить остаткам моих прежних чувств, то меня куда-то тащат. И делают это, судя по всему, достаточно аккуратно. Неужели всё же дождался-таки спасателей? Как хорошо почувствовать себя снова живым. Может это и временное явление, но… Слабый толчок и резкая волна боли опять опрокидывает меня в темноту беспамятства.

Голоса. Странные голоса, бла-бле-блу-блю… бу-бу-бу…, ничего невозможно понять. Ни на один из известных мне языков они не похожи. И даже звуки этих голосов непривычны, нет ни рычащих ни шипящих, даже зудящих не слышно. Но вот горячая эмоциональность в голосах чувствуется. Двое о чём-то оживлённо спорят или вернее — ожесточённо торгуются, и им иногда в тон поддакивает третий голос. Боль уже можно терпеть, только пошевелиться, опять-таки, совершенно не получается. И здесь не воняет смрадной гарью, зато благоухает давно не чищенным отхожим местом. Явно ведь совсем не городская больница, куда, по идее, меня должны были бы доставить спасатели. Интересно, куда же я попал-то…

Очередной раз прихожу в себя от того, что кто-то пытается влить мне в рот отвратительную по горькости и прочим вкусовым качествам жидкость. Хинин, считающийся эталоном горькости, по сравнению с этим пойлом так, всего лишь лёгкая приправа к джину и тонику. Не в силах сопротивляться проглатываю, и снова чуть не проваливаюсь в темноту. Растекающаяся по телу боль продолжает часто пульсировать, но её уже можно постепенно вытеснить из своего сознания, как учили нас на тренировках. Титаническим усилием воли открываю глаза и замечаю слабый луч света, падающий откуда-то сбоку. Пару минут опять прихожу в себя, прежде чем пытаюсь осмотреться вновь. Шевелить головой даже и не пытаюсь, знаю, что бесполезно, однако в поле зрения ничего примечательного не попадается. Судя по всему, нахожусь где-то на старом сеновале, рядом с тем самым благоухающим нужником. Или в самом нужнике, устроенном на старом сеновале. Боже, ну за что мне выпали столь странные адские муки, ещё бы понял пляшущих чертей с вилами и котлы с кипящей смолой, а тут не жизнь и не смерть, как у того самого кота Шредингера. Однако стоило заметить, что боль стала постепенно спадать, превращаясь в тягучую слабость, и я, похоже, просто уснул, а не провалился в зыбкое небытиё как прошлые разы.

Бу-бу-бу…, - опять кто-то стоит надо мной и что-то пытается мне говорить. Или он просто говорит себе под нос, что-то делая с моим многострадальным телом? Похоже, второе. Очередная попытка пошевелиться ни к чему положительному не привела, но и болевых вспышек тоже не последовало. Можно сказать — иду на поправку, если не подыхаю, не ощущая медленного отмирания болевых рецепторов, время вскоре покажет. Снова в горло вливают гадостный отвар, который погружает в сон.

Небо. Удивительное звёздное небо с мириадами искрящихся огней в вышине. Яркие звёзды чарующе манят меня к себе, и стоит только легко оттолкнуться от земли и взлететь ввысь, приблизиться к этим далёким огням и обрести долгожданный вечный покой среди них…, стоит лишь сделаться немного легче воздуха. Это же так просто, всего лишь оттолкнуть лишние молекулы газа вокруг себя, создав сильное разрежение за мембраной внимания. Это же сон, в нём всё можно… Слабый толчок и я уже лечу к далёким звёздам, устремляясь в ночную высь, поднимаясь выше и выше. Вокруг меня становится всё холоднее и холоднее, холод постепенно сковывает моё призрачное тело, но сознание продолжает стремиться дальше и дальше. Ещё чуть-чуть поднажать, отталкиваясь живой волей от далёкой поверхности, стоит только набрать больше скорости и вырваться, наконец, из этого суетного мира, обретя своё последнее желание, но прозрачный купол небес не пропускает меня. Со всей силой ударяюсь об его призрачный свод и стремительно лечу вниз.

Едва открыв глаза, понимаю, что действительно упал откуда-то сверху. Всюду разбросан какой-то мусор, палки, рваные тряпки, гнилое сено, а вверху, в проломе бывшего потолка, сияет то самое далёкое звёздное небо, к которому так стремился в своём странном сне. И ещё совершенно пронизывающий холод, прямо как там в вышине. Даже белая искрящаяся изморозь вокруг высыпала. Ого, да у меня, оказывается, получается пошевелиться! Преодолевая постепенно сковывающий меня холод и парализующую слабость, ощущаю движение пальцев рук и ног, сдвигая вбок голову, чтобы лучше осмотреться. В этот момент меня окружают какие-то люди в тёмной одежде со светящимися в руках небольшими предметами. Пытаюсь разглядеть их и понимаю, что это один и тот же бородатый мужчина с каким-то странным фонарём в руке во множестве своих иллюзорных копий. Он протягивает в мою сторону свою руку, и я опять резко проваливаюсь в забытьё, как от удара чем-то тяжелым по голове.

Последующее возвращение к реальности, по сравнению со всеми предыдущими, оказалось на редкость приятным. По крайней мере, боли уже не было, разве что её далёкие фантомные отголоски. Да и сама атмосфера окружающего места была заметно лучше. Сортирного смрада не ощущалось, моё тело лежало на низкой деревянной лавке, а голова покоилась на самой настоящей подушке, судя по запаху, набитой какой-то приятно пахнущей травой. Однако и поводов для особого оптимизма тоже как-то совсем маловато, так как руки и ноги крепко связаны, а тело было притянуто к лежаку парой ремней. То есть при всём желании никак отсюда не сбегу и даже не улечу, разве что вместе с лавкой. Почему-то мне чувствовалось, что это никак не получится. Причём, не получится именно тут, а не вообще в принципе. Странные такие ощущения. Сон не сон, явь не явь, мура какая-то. Хоть я и «рождённый ползать», но полёты во сне преследовали с детства. Преследовали именно потому, что, в отличие от некоторых других, не мог в полной мере насладиться ими, а сильно пугался и просыпался в холодном поту. А тут так и вообще не разобрать, где сон, а где явь. И почему мне вдруг так сильно захотелось улететь в звёздное небо и остаться там навсегда?