— До вечера нужно выйти к предгорьям, дурашка Фолити, — спокойно ответил наш наставник, не обращая внимания на его злобу. — Коли ты такой слабак, можешь тут один оставаться или идти обратно, я тебя не держу. Если ты сильно везучий, то мы с тобой ещё когда-либо свидимся, хоть я в этом и сомневаюсь.

Не знаю, чем он его пугал, по мне, вроде, никакой опасности не было. Лес как лес, заметно чище наших лесов средней полосы будет. Валежник встречается редко, такими очень компактными кучками в одном месте, а не разбросан то тут, то там, хрен пройдёшь, не переломав ноги. Следов опасного зверья не видно, да и вообще зверья, разве что тропа эта, по которой мы идём, явно не людьми протоптана, хотя кто их знает. При необходимости запросто найду обратную дорогу, тут-то и заплутать сложно. С одной стороны лес, с другой речка, сама тропа хорошо различима, хоть и не выглядит особо проходимой с первого взгляда. Но после слов Следопыта, братец Фолити быстро заткнулся и даже перестал смотреть на того волком. Можно попробовать начинать вести осторожные расспросы, но почему-то возникло ощущение того, что не стоит показывать своё вопиющее незнание местных реалий. Лучше самому постепенно разобраться, внимательно наблюдая. Костра никто не зажигал, разговоры не говорил, молодые устали, а мы со Следопытом держались немного в сторонке друг от друга. Так и просидели в молчании положенный срок, также молча двинувшись дальше.

На пути к предгорьям у нас случился ещё один привал, где мы опять немного подкрепились и пополнили запас питьевой воды в маленьком роднике. Моё здоровье явно восстанавливалось, более того, себя чувствовал изрядно помолодевшим. Хотя и большие нагрузки после непонятно какого лечения и не сильно мне рекомендовались, по моему же собственному представлению. То есть, по правде, стоило где-либо отлежаться денька три-четыре, отъестся, а потом и по дальним лесам гулять. Но выбирать, увы, не приходилось, всё решили за меня. К вечеру, когда я уже сам начал ощущать заметную усталость, мы, наконец, вышли из леса. Перед взором открылся замечательный вид на величественные горы, далёкие вершины которых терялись в облаках. Наш наставник дал нам команду собрать как можно больше дров, подбирая сухие сучья, упавшие с деревьев. На моё предложение спилить парочку замеченных мной засохших стволов, он посмотрел так, что мне стало как-то не по себе. И что ему такое сказал, сам не пойму, у него что, пилы нет? Так у меня есть. Однако, помня его первую инструкцию, перечить не решился, занявшись сбором валяющихся сучьев, которых, впрочем, было не так уж и много. Здесь вообще лес был как-то подозрительно слишком чистым. Валежник встречался редко, но там явно сильная буря поработала, а так практически отсутствовал сухостой, разве что тут, совсем с краю, при переходе к травянистым предгорьям изредка попадались отдельные засохшие деревья с опавшей корой. Именно около них мы и набрали столько сучьев, сколько могли унести, поместив объёмные вязанки себе на плечи.

Уже когда начало темнеть, наша усталая компания пристроилась в маленькой пещерке посреди растрескавшегося горного склона, образовавшего небольшую расщелину, по которой тёк журчащий ручей. Мы скинули свою поклажу, вздохнув с заметным облегчением после долгой дороги, и стали устраиваться на ночёвку. Судя по чёрным следам костровища, эта пещерка частенько используется искателями для ночного отдыха. Однако обильного ужина и долгого сидения у костра не случилось. Все были сильно уставшими, и после очередного холодного перекуса завалились спать. Моё робкое и не очень уверенное предложение, что кому-то стоит остаться сторожить покой остальных, осталось без поддержки со стороны коллектива. Следопыт сказал — «здесь надо сторожить днём, а не ночью», чем меня не переубедил, но немного успокоил. По крайней мере, спорить с ним не стал, уснув вместе со всеми, с какой-то смутной тревогой на душе.

Меня выдёргивает из непонятно как навалившейся дрёмы зуммер системы оповещения персонала, предписывающий всех лишних людей покинуть технологическую зону экспериментальной установки. Начинается обратный отсчёт времени до начала эксперимента. Наконец-то, сколько месяцев ожиданий и столько лет подготовки, сегодня должна свершится моя давняя мечта. Вынашиваемая столько лет гипотеза о первопричинности мироздания сегодня должна успешно подтвердиться. Нет, обратного результата быть никак не должно, его просто не может быть. Сегодня мир весь узнает, что я был прав, когда заявлял всем о том, что любая материя является всего лишь закольцованной волной энергии, существующий в разомкнутых волновых энергетических потоках окружающего пространства. Космический вакуум совсем не пустота, а упругая волновая среда, в которой и действуют физические законы привычного нам мира. Реальный вакуум, существующий разве что за границами вселенной, всех этих законов в себе не поддерживает, там даже свет не распространяется. И для подтверждения этой гипотезы была создана величественная экспериментальная установка. Настоящая вершина научного и технологического развития всего человечества. Куда там какому-то старому адронному коллайдеру. Пусть она и не так велика, как он, но тоже занимает объём приличного небоскрёба. Правда, этот небоскрёб устремлён не в небесную высь, а в глубину земли. Две сотни этажей прорыты тысячами строителей, чтобы учёные смогли докопаться до истины. Ибо от этого эксперимента зависит всё дальнейшее развитие человеческой цивилизации. Сможем мы напрямую создавать практически любую материю в любой её форме из энергии или нет. Сможем мы иметь столько энергии, сколько захотим? Станем ли мы богами, создающими миры, или так и останемся тварями дрожащими, судорожно цепляющимися за какие-то жалкие материальные ценности.

Так, как это умудрился уснуть, да и снилась какая-то муть, не пойму, мир какой-то с дикой смесью магии и техники. Атомно-магические реакторы, зона радиоактивного заражения в феодальном окружении. Сталкеры — искатели, собирающие что-то полезное на полях давнишних битв, между горячими радиоактивными пятнами. Горячишный бред. Нельзя по сорок часов подряд работать, вредно это для здоровья. Отряхивая помявшийся халат, поправляю галстук. Сотрудники и подчинённые должны видеть своего руководителя исключительно в лучшем виде, это придаёт всем им уверенности в себе. Пора идти в операторскую, сейчас по расписанию начнётся зарядка накопителей, стоит проконтролировать процесс. Я верю своим сотрудникам, но мне так будет спокойнее.

— Виктор Степанович, — а вот и секретарша нарисовалась, где ты раньше, красавица, была, — комиссия заняла конференц-зал, вас все ждут.

Ну да, как же мог забыть-то, сюда пожаловали представители мировой научной элиты и наши чиновники. Не люблю их, но что поделать, фундаментальная наука без поддержки государства сейчас невозможна.

Перед огромным панорамным экраном во всю стену, на котором высветилось схематическое устройство нашей экспериментальной установки, в удобных креслах расселись почти две сотни солидных людей в строгих костюмах. Многих знаю лично, с другими знаком заочно, некоторые являются весьма известными учёными с мировым именем. И все они смотрят на меня, ожидая моего слова. Даже как-то неловко выходить перед ними на небольшую трибуну в своём любимом лабораторном халате. Ничего, я здесь хозяин, мне всё можно.

— Итак, господа чиновники, учёные, коллеги и друзья. Сегодня у нас знаменательный день для всего прогрессивного человечества. Мы готовы открыть новую страницу великой книги познания, на которую история науки впишет наши имена!

Хорошо сказал, и бурные овации зала подтвердили мои громкие слова. Теперь надо прочесть короткую лекцию, раскрывая суть готовящегося эксперимента и его дальнейшие перспективы.

Но что это? Сирена тревоги больно бьёт по ушам, «Неконтролируемый выброс энергии из ядра», — автоматический бездушный голос системы управления говорит совершенно невозможные слова. Там же ведь ещё и накопители не успели зарядить, откуда в ядре взялась энергия? Какая-то ошибка, сбой аппаратуры. Надо немедленно бежать и вручную сбросить её, чтобы она перезапустилась.