— Коллеги, прошу без паники, эксперимент ещё не начался, просто произошел какой-то сбой контрольной аппаратуры, скоро всё будет исправлено, — кричу в зал, и не нахожу ни малейшего отклика понимания.

Срываюсь с трибуны и бегу в операторскую, видя боковым зрением перекошенные от страха лица собравшихся в конференц-зале людей. Я-то понимаю, что ничего опасного не может быть, а им это ещё никто не успел подробно рассказать. Мне сейчас тоже нельзя тратить на это дело времени. В коридорах пусто, лишь отрывисто звучит зуммер опасности, и мигают красные лампы тревоги. «Критическая ситуация, персоналу немедленно покинуть лабораторный комплекс», — снова по громкой связи говорит система управления. Быстрее, быстрее, бегу вниз по лестничным перелётам, лифты забиты эвакуирующимися людьми. Вот она, операторская, в ней никого, все кто мог, уже сбежали, бросив свои посты и ничего не предприняв для прекращения всего этого кошмара. Обзорные экраны светятся красным, показывая ситуацию критической перегрузки. Накопители заполнены энергией на двести пятьдесят процентов, балластная система вот-вот выйдет из строя, охлаждение вроде как ещё держится. Вдоль установки снизу вверх бьют толстые змеистые молнии электрических разрядов, магнитный контур удержания ядра вот-вот развалится. В самом ядре творится что-то невообразимое, сама реальность сошла с ума, если верить показаниям контрольной аппаратуры. Откидываю защитный колпак рубильника экстренной остановки всех процессов и перезагрузки системы управления, дёргаю его на себя, ожидая, что весь ужас немедленно прекратится. На десять долгих секунд гаснет свет, темнеют обзорные экраны мониторов, затыкается тревожный ревун, но всё вдруг возвращается обратно. А ситуация становится ещё хуже, «Пятьдесят секунд до критического разрушения системы», — включился обратный отсчёт времени до катастрофы. «Сорок», «тридцать», «двадцать»… За толстым свинцовым стеклом, отделяющим операторскую от самой установки, возникает радужное свечение небольшого шарового сгустка яркой плазмы, висящего перед самим стеклом с той стороны. Не в силах оторвать от него своего взгляда, чувствую, как постепенно останавливается само время, секунды растягиваются всё больше и больше, удлиняясь в часы и даже года. Сгусток плазмы медленно проникает сквозь стекло и превращается в огромный глаз с вертикальным зрачком, внимательно рассматривающим меня. От его внимания виски наливаются острой болью, тело скручивает судорога, падаю на пол, медленно теряя остатки сознания…

Ааа…ааа…, где-то далеко звучит мой собственный крик, от которого просыпаюсь в холодном поту. Всё так же стучит в висках боль, и ощущение огненного глаза, смотрящего прямо в душу тоже никуда не делось. Разве что судороги больше нет и если перетерпеть боль, то можно как-то действовать руками и ногами. Что-что, а боли за последнее время уже столько натерпелся, что пережить ещё и эту — можно даже не напрягаться. Вокруг стоит кромешная темнота и пахнет сыростью. Это всё та же пещера, где устроилась на ночь небольшая команда искателей-новичков с опытным проводником во главе. Где сон, а где явь, ничего не понимаю. Фонарь в левую руку, пистолет в правую, смотреть вокруг, кто-то посторонний где-то рядом. На мозги давит гад, ох как сильно давит. Очередную резкую вспышку боли в висках отмечаю просто как данность бытия. В прежней жизни такая боль уже давно отправила бы меня в нокаут, а теперь запросто держусь. Значит не всё потеряно, сейчас тебя, падлюгу, найду…

В свете узкого луча света от мощного светодиода тактического фонаря вижу, как спят глубоким сном мои компаньоны. Отмечаю как бы между делом тонкую струйку слюны, вытекающую изо рта Носатого Следопыта. Пытаться будить бесполезно, только время зря потрачу, своим сном так люди не спят. А боль в висках заметно усиливается, скоро её будет сложно вытерпеть даже с моим новым повышенным порогом чувствительности. В пещере никого постороннего нет, около самого выхода тоже, однако ощущение давящего на мозг чужого взгляда недвусмысленно говорит, что противник где-то совсем рядом. Но в нём уже нет той абсолютной уверенности в своём превосходстве и даже чувствуется какая-то небольшая растерянность. Никогда ранее ему не оказывали реального сопротивления, значит. Разрезая скачущим лучом света чернильную темноту горного ущелья снаружи пещеры, мельком замечаю какую-то высокую серую тень метрах в десяти от себя. Направив свет целенаправленно в ту точку, опять ничего не вижу, кроме голых камней и растрескавшихся скал. А давление так никуда и не исчезает, всё чаще накатывая периодическими вспышками резкой боли. Свожу вместе руки с фонарём и пистолетом, снова обшаривая окружающее пространство. Что-то есть — размытый серый силуэт попадет всего на полсекунды в яркий луч, мгновенно жму спуск, бьёт громкий выстрел, отзываясь раскатистым эхом в ночной тишине.

Давление на мозг и боль сразу прекратились, стало как-то легко и спокойно, вернулось чувство дрожания тёплого воздуха, опять неизвестно куда пропавшее ранее. Попал, убил? Надо бы посмотреть, кто там так нехорошо со мной развлекался. Обшаривая светом место, где в последний раз замечал серую тень, ничего не могу разобрать. Место открытое, склон виден до самого ручья внизу, но никого там нет. Ни тел, ни следов. Ан, нет — вон на том белом камне красный след крови. И рядом ещё один. Значит, попал, но не убил, только слегка подранил. Хорошо и плохо одновременно. Хорошо, сам живой остался, а плохо…, да ведь даже не знаю, кто это такой был. Зверь или человек, но на мозги он действовать мастер. Будет здорово, если он больше к нам сейчас не полезет, ибо искать его, подранка, по ночной темени даже с фонарём не получится, а прибор ночного видения с собой не брал. Да и он не особо помог бы сейчас, разве что сохранил ноги в целости по этим завалам камней лазать.

Осмотрев окрестности ещё раз и убедившись в бесперспективности дальнейших поисков, вернулся в пещеру, подобрав по пути стреляную гильзу. Попытался разбудить хоть кого-то из своих спутников — безрезультатно. Даже на нашатырь никакой реакции. Они пребывали в своих мирах грёз, пуская изо рта длинные слюни. Что с ними можно сделать совершенно не представлял, и решил просто ждать, если до утра не оклемаются, попробую как-либо колдануть, положившись на интуицию. Может и получится что, хотя уверенности в этом нет никакой. Спать больше не хотелось совершенно, да и боязно как-то. Ещё один подобный кошмарный «сон» можно и не пережить. Запалив небольшой костерок около самого входа, чтобы дым вытягивало наружу, пристроился в дальнем углу пещеры, откуда хорошо было видно освещённый огнём проход. Если кто-то полезет снаружи, я его сразу замечу, и, не мудрствуя лукаво — просто подстрелю, благо тут сложно промахнуться. Когда костерок постепенно прогорал, приходилось вставать и подкидывать веток, что хоть как-то отвлекало меня от молчаливого созерцания каменных стен и потолка. Когда снаружи уже рассвело, подал первые признаки возвращения к реальности Следопыт. Пробудившись, он резко вскочил, и едва устояв на ногах, опустился на корточки, схватившись за голову двумя руками.

— Болит головка-то? — сочувственно заметил ему. — А не надо было вчера столько буюло в одно горло пить! Делиться надо было, одним словом…

— Что, какое ещё буюло, откуда…? — вытаращил он на меня свои мутные глаза. — Да я это…, и где мы находимся…, - тут он обшарил взглядом окружающее пространство, явно что-то вспоминая.

— Шутка это была, — перестал играть в дурачка, резко посерьёзнев, — снилось, наверное, что-то очень хорошее, да?

— Ммм…

— Понятно. Мне тоже сначала что-то снилось, а потом, когда случайно проснулся, обнаружил, что у нас тут незваный гость.

— Какой гость? — Носатый Следопыт, наконец, сумел восстановить в своей голове некоторую целостность картины происходящего и она ему не сильно понравилась.

— Не знаю, — совершенно искренне ответил ему, — что-то такое серое. Там, снаружи. На мозг этот гость сильно давил, а когда его подранил, куда-то быстро сбежал. Было слишком темно, чтобы за ним по горам гоняться.