Роман слушал внимательно, и когда Рената упомянула Ольгу, внешне остался спокоен. Но только внешне.
– Второй тип воздействия выстроен иначе, – продолжала Рената, оглядывая каждого живо и с каким-то немного нездоровым огоньком. – Если в первом случае мы контактировали посредством частичного слияния ячеек Ординатора, как это обычно происходит между психосерверами, то во втором это было похоже скорее на... диалог на расстоянии. Диалог двух отдельных Ординаторов. Схожих, но в то же время непреодолимо разных. Как будто говорили камбоджиец и чероки: их объединяло то, что они оба люди, и оба неплохо знают английский.
– Кто по-вашему может стоять за подобной агрессией, Рената Дамировна? – Буров скрестил могучие руки на груди. – Белотелые?
– Я бы не сказала, – улыбнулась психосервер, – что это агрессия...
– Случись этот разговор до нашей с Иваном разведки, – вставил Роман, – я бы однозначно сказал: это не белотелые, а те вихри, что так напугали Бёрда, и экзотело которых – подозреваю – мы нашли запертым в стекле. Да даже жест, который иногда изображает Милослава! Его первым делом показал мне умирающий в моей «Осе» чужой. Как приветствие что ли... Иероглиф со странной просьбой – туда же. Но! Теперь, когда мы побывали в челноке белотелых, я не возьмусь тянуть лямку. Нет. Такое ощущение, что у них один язык. Во всяком случае, иероглифы мы наблюдали, мать их, идентичные.
Рената дождалась конца тирады с той же улыбкой – словно мысль донесла. И продолжила:
– Не факт, что это агрессия. Подожди, Рома!.. – тут же мягко осекла она командира. – Дослушай. В обоих случаях не было прямой угрозы – ни мне, ни Александру Александровичу. Я знаю, что говорю. Когда я пробилась к нему через погружение, то не встретила преград или стороннего сопротивления. Там была лишь дверь.
– Дверь?
– Это работа подсознания. Образы. Да, дверь. Но я знала, что дверь эта – Саныча. Что он мог открыть её и впустить меня в любой момент. Но не сделал этого. За ней я слышала его голос. Он сам ушёл, Рома. Ему только показали путь. Так же и со мной, – Рената вздохнула. – Мне просто предложили остаться. Даже не удерживали. Дали выбор, я им воспользовалась...
– Я правильно понимаю, Рената Дамировна, – загудел Буров, похожий теперь на шумерского гиганта из-за начинавшей мелко виться бороды, – вы ведёте нас к мысли, что Милош неопасна?
– Я бы сказала иначе. Она нам пока ещё нужна.
Едва ли когда за Ренатой замечали сухую прагматичность, потому сказанное возымело эффект выстрела протоволной – на некоторое время все без исключения звуки оказались упакованы в тишину.
– Не хочешь же ты... погрузиться и в неё?! – у Романа не очень хорошо вышло скрыть изумление.
– Хочу, не хочу – дело десятое. Так мы можем узнать с кем или чем имеем дело. Не ждать очередного сеанса с той стороны, а самим... позвонить. Чисто теоретически это возможно... И нужно иметь эту возможность, а не рубить. Как козырь. Но сначала – Ганич, – Рената вынула из кармана сладкий леденец и, прежде чем закинуть в рот, предложила каждому. – Нужно узнать, что это за Слово такое. Да и не только. Раз Леонид Львович – тот самый майор, побывавший тут два десятилетия назад, то в его голове можно много чего найти. Наверное...
– Я бы предпочёл вообще не рисковать. Ни сейчас, ни потом. Как сказал командор Синклер когда-то: «The only good alien is a dead alien. True then, true now». Милош было бы разумней... эм... ликвидировать, – Трипольский говорил, будто в одиночестве роль репетировал – настолько неуместным выглядел его короткий монолог.
– Не стоит этого делать, – отрезал Роман. – Ни ликвидировать, ни «звонить». Во всяком случае в ближайшее время. Вот что точно надо бы, так это отсмотреть нашу ретроспективу из челнока, например. Там есть несколько моментов, ты, Ренат, должна это увидеть.
– Конечно... Но после погружения. Не хочу рисковать – восприятие дело такое.
– А ведь Алексей Сергеевич прав!
Взгляды устремились на Бурова. Для пущего эффекта тот поднял вверх палец и повторил:
– Прав. Не знаю никакого Синклера, но да – «хороший инопланетянин – мёртвый инопланетянин». Если Милош обычная повреждённая, которую кто-то использует как простой передатчик, то как она выжила в лесу? Туман и холод. Карина. Что если мы держим под боком чужого?.. Использовать как ретранслятор её могут. Почему не могут использовать как марионетку? Или как твою, Роман Викторович, «Осу» – напрямую? А?..
– Она ж не машина... – недоверчиво усмехнулся Роман и представил, как в Милош втекает вихрь, как она дёргается, заламывая руки. Стало жутко.
– Это как посмотреть, – покачал головой Буров. – Все мы в какой-то степени машины. Биологические.
– Как передатчиком пользоваться ею – ещё ладно. Вполне объяснимо, – Роман то и дело смотрел на Ренату, ища поддержки наиболее разбирающегося в этом вопросе человека. – Но вот управлять...
– Она дважды выбиралась из изолятора в челноке, – пожал плечами Иван. – И при мне переборку в арсенал открыла. Закодированную.
– Сейчас она, положим, ничего уже не откроет, – как бы нехотя признал Буров. – На медизолятор я сразу установил механический замок. Но решать по ней нужно.
– Ты что предлагаешь? – подался вперёд командир. – Стрелять?
– Ты же знаешь, Роман Викторович, что по Уставу мне не требуется даже твоё разрешение, если нет прямого запрета. Захотел бы застрелить – застрелил бы молча. Я добиваюсь другого. Чтоб вы головами думали. Мне всё чаще кажется, что группу набирали по объявлению... Никакой слаженности, каждый себе на уме – такое я вижу впервые за семь экспедиций. Погружение в повреждённую, которая вообще может оказаться ксеносом – за такое в былые времена...
– Нет больше «былых времён», Тимофей Тимофеевич. В ядерном пекле они остались, – вступился Роман. – Я не поддерживаю предложение Ренаты, чтоб ты знал. Но понимаю, чем оно вызвано. Запрет, говоришь? Вот тебе мой прямой запрет – приказываю не причинять какого бы то ни было вреда повреждённой.
– Есть, командир, – Буров отвернулся и, казалось, опять окаменел.
– Рената Дамировна, – решительно продолжил Роман. – Милош – поместить в камеру гибернации. Какой запас её работы? Модель стандартная?
– Стандартная. Немного – пятьсот часов, – Рената была довольна, что удалось отстоять хотя бы саму затею. Да, «разморозить» Милош можно будет лишь раз. Но это лучший выход из ситуации.
– Теперь по Ганичу...
– Я знаю, как нам вызывать челнок, - вдруг громко заявил Трипольский. Он теребил пуговицу кителя, словно та помогала ему сосредоточиться.
Вернувшись из разведки, Роман не узнал Фарадея. Он круто изменился после разоблачения Бёрда, но теперь и вовсе без остатка провалился в себя. На вытянутом, остроносом лице тенью металась неуверенность, будто он никак не решался на что-то.
– Я получил сигнал.
Опять молчок. Пауза между фразами была бы достойна лучших театральных подмостков, если бы глаза Трипольского. Играть он не умел, растерянность и даже страх в них были настоящими.
– Давно? – подозрительно уставился на него Буров.
– Нет. Я моделировал. После нашего разговора. Я… – помолчав, Фарадей протяжно и прерывисто выдохнул – решился. – Источником сигнала мой ЭВМ определил холм, который исследовали Роман Викторович и Иван. Я... проанализировал сигнал – это сверхдлинные радиоволны, будто кто в космос докричаться решил. Но для этого требуется немалая по мощности антенна... Или разовый выброс энергии, по принципу «катапульты», как произошло на холме. Когда Роман Викторович рассказал про случай с его «Осой» и тем... крабом... я всё сопоставил. Разрядка батарей, «взлом» экзотела, исчезновение радиоактивного фона – почему нет?.. Не думаю, что сигнал ушёл дальше орбиты... Но большего нам и не надо. Мы видели на старых ретроспективах, как этот... ифрит... управляет боевым синтетиком, точно всегда это делал. Вероятно, это некая метаморфная жизнь, притом разумная и некогда развитая. Вполне возможно, они настоящие аборигены Ясной. Так вот. Тот краб – антенна. Заглушенная кем-то или чем-то. Возможно, в результате природной катастрофы – это наиболее логичное объяснение. Возможно...
