Кэтрин молчала. Она сидела на полу в кухне, свесив голову, и молчала. У нее попросту не было сил.

– Хорошо? – раздалось в трубке. – Кэтрин?

– Нет, Пэт, не получится. Если ты попросишь меня о чем-то, что я смогу тебе дать, – ты это непременно получишь. Я не собираюсь ставить себя в дурацкое положение и всю жизнь мучиться потом от угрызений совести – пусть даже это будет против твоей воли.

Пэт рассмеялась, но тут же закашлялась.

– Прекрасно! – прохрипела она. – Я знала… что могу… на тебя положиться! Спокойной ночи, Кэтрин!

Утром Кэтрин стало немного лучше. Температура оставалась нормальной, и ей даже удалось пропихнуть в себя несколько соленых крекеров. Что бы ни вызвало вчерашний приступ, болезнь явно отступала, оставив после себя чувство застарелой усталости. Она отправилась в школу. Программа поддержки беременных девочек не предусматривала оплату сменных учителей, и уж тем паче Кэтрин не смогла бы заплатить за смену из собственного кармана.

На ленч ей снова удалось съесть пару крекеров и выпить томатного сока.

Пока все шло очень даже неплохо. Но уже через минуту Кэтрин поняла, что ошибается. Она едва успела добежать до туалета, и весь перерыв просидела там, борясь с приступами тошноты. На выходе ее караулила Мария, не скрывавшая своего любопытства.

Но спустя какое-то время Кэтрин вроде бы полегчало, и она снова взялась за крекеры. На этот раз они не просились обратно, и к концу занятий Кэтрин даже смогла позвонить Пэт и спросить, что ей передать в больницу. Она все еще не решалась навестить подругу – а вдруг у нее действительно грипп? Кэтрин собрала небольшую сумку со всякими мелочами и оставила ее на посту у дежурной медсестры, невольно вспоминая Сашу и свой последний визит в это отделение.

Ей так и не удалось получить у них “памятный конвертик” для Саши. Покидая больницу, Кэтрин не без злорадства думала о том, что сюда собирается прийти сама бабушка Хиггинз. В этой старушенции погиб талантливый командир: уж она-то сумеет призвать персонал больницы к порядку и отыскать все, что потребуется.

Кэтрин вздохнула и ни с того ни с сего вспомнила про Джо, про то, как он пришел к ней в “Майский сад” вечером того дня, когда умерла малышка Треже. Она вспоминала о нем всякий раз, стоило закрыть глаза. О том, как он выглядел, как пахло его тело и какими на вкус были его губы. Кэтрин помнила все до мелочей. В ушах звучал его ласковый шепот: “Все в порядке, Кэтрин! Все в порядке!”

Он был с ней так ласков… слишком ласков и слишком внимателен. И она имела глупость снова попасть в зависимость от другого человека и теперь не могла думать ни о ком, кроме него.

“Джо!..”

Кэтрин все еще чувствовала себя довольно сносно, когда приехала домой, – вот только слишком устала. Спать легла совсем рано и спала очень крепко, надеясь утром окончательно оправиться от болезни. И поначалу ей казалось, что так и вышло. Но вскоре вернулись приступы тошноты, и они становились все сильнее – несмотря ни на что. Кэтрин сама удивлялась, как ей удалось отсидеть полный рабочий день в школе, и еще один, и еще. В пятницу она зашла в контору, чтобы забрать несколько видеокассет по пренатальному развитию, заказанных ею по почте. Курьер подал ей квитанцию и ручку и показал, где нужно расписаться. Следующее, что она увидела, – себя, распростертую на полу в окружении встревоженных лиц, и комок ваты, отвратительно вонявший аммиаком, у себя под носом.

С ней явно что-то случилось. Она никогда в жизни не теряла сознания. Кэтрин судорожно принялась перебирать возможные причины своего обморока. Да, она слишком переживала из-за Джо, Деллы и Пэт. Да, она уже несколько дней почти ничего не ела. Иногда ей удавалось как следует выспаться, иногда нет. И Кэтрин пришла к выводу, что это результат переутомления, нервный срыв, усиленный вирусом гриппа, подействовавшим на нее не так, как на других.

Кэтрин продолжала твердить про себя, что все это ерунда, но время шло, а ей становилось только хуже, и в конце концов она все же решилась пойти к врачу. До сих пор Кэтрин имела дело только с одним врачом, у которого проходила обследование на стерильность, и сейчас решила снова обратиться к нему.

Она набрала номер регистратуры и попросила позвать к телефону хорошо знавшую ее медсестру. Кэтрин претила необходимость пользоваться телефоном в конторе, но искать сейчас другой аппарат было еще тяжелее.

– Мэри Бет, – окликнула она свою знакомую, – это Кэтрин Холбен. У меня проблемы. Ты не могла бы сделать для меня невозможное и выкроить на сегодня пару минут?

– Кэтрин, эти проблемы связаны с гинекологией?

– Я… не уверена. Мне просто очень плохо.

– Не вешай трубку, я проверю по журналу.

Кэтрин терпеливо ждала, стараясь не обращать внимания на сверлившие спину любопытные взгляды дамочек, настороженно застывших за своими столами. Накануне она успела услышать, как милые леди утешали перепуганного насмерть курьера, привозившего ей видеофильмы: “У нее вечно все не как у людей!”

– Хорошая новость и плохая, – сообщила Мэри Бет, возвращаясь к телефону. – У нас сегодня все забито до половины четвертого, но зато принимает Кларксон. Ты помнишь Кларксона? Он отличный врач, только слишком боек на язык, поэтому лучше не обращать внимания на то, что он болтает. Мне и так приходится разбираться с толпами оскорбленных старушек.

– Я недавно с ним виделась, – ответила Кэтрин. Из трубки до нее доносилось щелканье клавишей на компьютере.

– Это понимать как отказ?

– Ну что ты! – рассмеялась Кэтрин. – Кларксон – то, что надо. И к тому же в моем состоянии не до капризов.

– Прекрасно. По компьютеру выходит, что подошло время твоего регулярного осмотра. Мне записать тебя на осмотр или просто как обратившуюся с жалобами на здоровье?

– Запиши на полный осмотр, Мэри Бет.

– Тебе что, и правда так плохо? Ладно, малышка. Увидимся в три тридцать!

Как назло, Кэтрин сразу же полегчало, и она с трудом подавила желание перезвонить в больницу и отменить намеченный визит.

Она торопилась изо всех сил, чтобы не опоздать на прием к врачу, и тут же выяснилось, что Кларксон не укладывается в расписание. Ее слабо утешало то, что Кларксон вообще никогда не укладывается в расписание и что это его стиль работы. Ей пришлось ждать целую вечность, прежде чем медсестра пригласила ее в смотровую, и еще дольше, прежде чем Кларксон освободился, чтобы заняться Кэтрин.

– С чего это тебя тошнит и ты падаешь в обморок? – с ходу спросил он, впуская Кэтрин в кабинет и не считая нужным тратить время на приветствия и прочие глупости.

– Сама не знаю, – ответила Кэтрин. – Знала бы – не пришла.

– Ну и как часто ты падала?

– Один раз… сегодня.

– Ах, так вот откуда этот фингал, – буркнул Кларксон и уткнулся в ее историю болезни. Кэтрин растерянно пощупала лоб и обнаружила здоровенную шишку.

– А как давно тебя тошнит?

– Примерно неделю.

– Ты не сталкивалась за это время ни с чем необычным?

– Только с талисманом в виде саженца ивы, утыканного петушиными перьями.

– Это ерунда, – как ни в чем не бывало решил Кларксон, как будто его пациенты только и делали, что таскали домой талисманы. Но тут он вздрогнул и посмотрел на Кэтрин повнимательнее: – Прости, не понял?

– Саженец ивы от бабули Хиггинз, – пояснила Кэтрин. – Это такой талисман.

– Ну, он тут ни при чем. Она тебя любит. Вот если бы она подарила талисман мне, я бы сразу вызвал роту саперов! – Задумчиво хмурясь, врач перевернул несколько страниц. – По городу гуляет море вирусов. А ты, между прочим, страшна, как моя жизнь. Совершенно не похожа на себя. Эй, Мэри Бет! А ну-ка пошевеливайся!

– Доктор Кларксон, вам следует записаться на курсы хороших манер! – с оскорбленным видом заявила медсестра. Она выразительно посмотрела на Кэтрин, и Кларксон ухмыльнулся.

Кэтрин набрала в грудь побольше воздуха, готовясь к процедуре гинекологического осмотра. На стене висели большие часы, явно предназначенные для того, чтобы отвлекать пациентов от грустных мыслей. Часы были сделаны в виде мордочки Микки-Мауса, забавно вращавшего глазами.