– А ты, Чарли, лучше вообще помолчи! Ты же ничего в жизни не понимаешь…

– Я понимаю, что Кэтрин мне нравится! Я понимаю, что благодаря ей у нашего старика начинается вторая молодость…

– Ну ладно, с тобой все ясно! – не вытерпел Джо. – Фриц, Чарли, вы хотели бы сказать что-то еще – не Делле, а мне?

Младшие дети переглянулись и дружно покачали головами.

– Тогда я бы хотел поговорить с Деллой наедине.

– А почему мы не можем это слушать? – тут же встряла Фриц.

– Потому что нам надо поговорить наедине, – повторил Джо. – Ступайте наверх.

Дети встали с явной неохотой, но ушли наверх без возражений.

Джо задумчиво разглядывал Деллу. Как разительно она изменилась с тех пор, как выросла из детских платьиц! В отличие от сестры Чарли почти не менялся с годами – он оставался прежним добродушным покладистым мальчишкой, разве что здорово прибавил в росте. С Деллой все получилось иначе. Став подростком, она как-то незаметно превратилась в совершенно новую, незнакомую личность.

– Папа, только не вздумай снова читать мне лекции о том, как ты сошел с ума! – заявила Делла.

– Я не собираюсь читать тебе лекции, Делла. Я хочу знать, почему ты так себя ведешь. Да, Кэтрин не твоя мама, но ведь она в этом не виновата!

– Папа, ты же ничего не понимаешь!

– Ну так постарайся мне объяснить! А вдруг у тебя получится?

Делла не стала отвечать.

– Я уже сказал тебе, что могу понять твое нежелание узнать Кэтрин поближе. Но она очень добрый человек, Делла! У нее любящее сердце, и она…

– Она не такая уж чудесная, папа! Она преподает в классе для беременных девчонок, а сама ничуть не лучше их! Она ведь тоже беременна, и у нее тоже нет мужа!

– Откуда ты знаешь?

– Да это же всем известно!

– Я хочу знать, кто тебе об этом сказал!

– Одна из их класса, вот кто! Может, ты знаешь такую Марию? Твоя Кэтрин Холбен – настоящая потаскушка! Она же беременна, а ты об этом ни сном ни духом!

– Я знаю, что она беременна, – тихо возразил Джо. У него защемило сердце от жалости к этой упрямой, вздорной девчонке. Она все еще оставалась ребенком, хотя внешне могла сойти за взрослую женщину. Она так рьяно старалась уличить Кэтрин во лжи, что сгоряча пропустила мимо ушей его ответ и то, что это могло значить. По ее лицу Джо точно угадал момент, когда до нее наконец дошла правда.

– Нет! – выкрикнула она, выскочив из-за стола. – Нет, только не это! Папа, если это правда – моей ноги здесь больше не будет! Я навсегда уйду жить к дяде Майклу и тете Маргарет!

Джо твердо смотрел дочери в глаза. Он не собирался перед ней оправдываться и отступать перед ее угрозами.

– Делла, ты мой первенец, – промолвил он так ласково, как только мог. Джо понимал, что режет сейчас по живому, но не видел иного пути. – Я люблю тебя всем сердцем. Для меня важно все, что относится к тебе. Но моя жизнь не заключается в тебе одной. Если в какой-то момент я внушил тебе эту мысль, если ты поверила, что земля крутится вокруг тебя, а на всех остальных можно наплевать, значит, я воспитал тебя неправильно. Кэтрин носит моего ребенка.

Перед ее мысленным взором снова и снова повторялась эта сцена.

– Джо, я не могу себе позволить и дальше причинять вам столько неприятностей! Ну как ты не понимаешь? Делла никогда не смирится с моим присутствием – что уж говорить про нашего ребенка! А в итоге всем нам будет только хуже! Нет, я не могу на это пойти!

Кэтрин посмотрела ему в глаза и прочла то, что он не решался сказать вслух: “Если ты меня действительно любишь… Если только ты меня любишь…”

И Кэтрин любила его, любила всей душой. Она не могла не грезить о том, как хорошо им было бы вместе, как она живет в доме у Джо, как они вдвоем бывают на рождественских праздниках в школе у Фриц и воспитывают их ребенка… Она мечтала о том, чтобы навсегда войти в его жизнь – но не такой ценой. Бывает и так, что твоим мечтам просто не суждено сбыться, как бы ты этого ни желал.

И Кэтрин пыталась взять себя в руки и обрести хотя бы слабое подобие покоя. Она ела, спала и дотошно выполняла все предписания для беременных женщин. Кэтрин отвезла в больницу для Пэт Бауэр маленькую рождественскую елку. Они всем классом украсили ее бумажными гирляндами и снежинками. За эти дни Пэт стало намного лучше, но Кэтрин так и не собралась с духом рассказать ей про ребенка.

В воскресенье она собиралась украсить к Рождеству свою квартиру. Тонкое деревце красного кедра наполнило тесные комнаты чудесным ароматом вечнозеленой хвои, а ее душу – щемящей тоской о прошлом. Почему-то в том небольшом замкнутом мирке, где довелось вырасти самой Кэтрин, было принято наряжать на Рождество именно красные кедры. Больше она нигде не сталкивалась с таким обычаем. Большинство американцев предпочитали выбрать роскошную пушистую ель или пихту, однако Кэтрин удалось отыскать в окрестностях Уилмингтона фермера, разводившего красные кедры для живых изгородей. В этом году она чуть не забыла заказать себе деревце к Рождеству. Но в последний момент все же вспомнила.

Декабрь выдался необычно холодным для здешних мест. Кэтрин отправилась за своим кедром ближе к вечеру, когда солнце уже касалось горизонта. На западе полыхал роскошный закат, а Кэтрин вдвоем с фермером бродила по мерзлой пашне в поисках подходящего кедра. Пока было найдено то, что нужно, у нее начался насморк, а пальцы ног окончательно онемели. Подъезжая к дому со своей добычей, Кэтрин как никогда терзалась от невообразимой смеси чувств: счастливого ожидания скорого материнства и тоскливого ощущения своего одиночества и заброшенности.

Кэтрин остановила машину у переднего подъезда “Майского сада” и немного постояла, глядя на уютно светившиеся окна, прежде чем собралась снять с багажника свой любимый кедр.

Хорошо, что она вовремя спохватилась! Ведь во всех окнах блестели рождественские гирлянды. Ну что ж, сейчас она исправит это упущение – и тогда никто не посмеет упрекнуть обитателей “Майского сада” в небрежном отношении к Рождеству.

Тем временем она пыталась развязать туго затянутую веревку.

– Давай развяжу.

Кэтрин оглянулась. Джонатан решительно забрал у нее из рук конец веревки, который ей только что удалось распутать. Она послушно отступила и позволила ему отвязать кедр. У нее заледенели пальцы, да и вообще – почему бы и не позволить ему помочь? Джонатан был при галстуке, в новом костюме-тройке. Наверняка явился прямо с работы.

– А ты опять купила этот лысый веник, – заметил он.

– Опять, – спокойно подтвердила она.

– И все равно он тебе нравится, – добавил Джонатан, привычно повторяя разговор, происходивший между ними перед каждым Рождеством.

– Совершенно верно, – отвечала Кэтрин. – Ну, Джонатан, и что тебе от меня надо?

– Кэтрин, – нервно рассмеялся он, – почему бы тебе хоть иногда не забывать о своей хваленой прямоте?

– Мне кажется, я и так веду себя слишком прилично, – как ни в чем не бывало парировала Кэтрин. Она помогла Джонатану снять кедр с багажника, после чего он решительно настоял, что будет нести его сам – впервые в жизни. Джонатан никогда не утруждал себя такими вещами, пока они были женаты.

– Я просто заглянул тебя проведать, – заверил он, проходя в двери “Майского сада”.

– Как, опять? А я-то уж решила, что ты сейчас признаешься мне в самой большой ошибке в своей жизни и поведаешь, что собираешься снова жениться на мне! – Кэтрин украдкой взглянула на Джонатана через плечо. Он выглядел довольно странно – как будто старался не подать виду, что ему не по себе.

– Ну, и как ты поживаешь? – поинтересовался он, поднимаясь с деревом в руках на первый лестничный пролет.

“Я наконец-то беременна, Джонатан! Беременна и одинока!”

– Нормально, – сказала она вслух.

– А вид у тебя усталый.

– Ничего удивительного, в последнее время слишком много работы.

– А как дела у Пэт?