Ей же предстоит ждать еще целую вечность! Наверное, утро понедельника так никогда и не наступит. Как назло, с такой слабостью и тошнотой нельзя было заниматься даже самыми простыми делами. И Кэтрин снова заглянула в зеркало – на сей раз выискивая в нем не признаки беременности, а доказательства того, что все еще может считать себя привлекательной. Недаром Кларксон сказал, что она похожа черт знает на кого!

Кэтрин не спеша приняла душ и вымыла голову. Затем надела свою самую любимую фланелевую ночную рубашку и улеглась на диван, закутав ноги пушистым пледом так же, как это любила делать Фриц.

Кэтрин посмотрела телевизор, почитала, но не стала звонить Пэт. Если она позвонит, то не удержится и расскажет о том, что скорее всего забеременела. Кэтрин знала, что если уж приходится ждать чего-то целую вечность – то лучше заниматься этим в одиночку. Она уже надеялась и не хотела, чтобы кто-то стал свидетелем ее разочарования, если Кларксон все же ошибся.

Кэтрин взяла в руки гномов. Добродушная улыбчивая Дейзи и полусонный Эрик. Кэтрин вертела фигурку так и этак, внимательно разглядывая медную монетку. Она до сих пор не расплатилась ни за гномов, ни за машину. Однако она ни на минуту не пожалела о том, что купила их.

– Неужели это ты сумела мне помочь? – шепотом спросила она у Дейзи, осторожно погладив румяную щечку. – Или тут замешана ива, утыканная петушиными перьями?

Она по-прежнему желала того, что стало теперь “возможным”. И не испытывала нужды обманывать себя. Она желала этого так сильно, что готова была уцепиться за любую возможность, какой бы безумной та ни казалась. А ведь на этот раз ей даже не пришлось пускать в ход свое воображение, так часто приходившее на помощь в первые месяцы после свадьбы с Джонатаном. Теперь на смену воображению пришла надежда на милость судьбы, лишившей ее возможности быть вместе с Джо, но наградившей нежданным ребенком.

Кэтрин зажмурилась. Она хотела этого ребенка. Не важно, что она осталась одна, не важно, что она потеряет работу, – она хотела ребенка всей душой.

Кэтрин и не заметила, как заснула. А проснулась уже далеко за полночь. Кэтрин не сразу сообразила отчего. Тошнота не прошла, но уже не донимала так сильно. И лишь через минуту Кэтрин осознала, что чувствует знакомую тупую боль в самом низу живота, обычно предварявшую очередную менструацию. Двигаясь медленно и осторожно, она улеглась как можно удобнее, но боль не проходила. Она обхватила руками подушку, стараясь успокоиться. Болело вовсе не так уж сильно – скорее всего у нее снова сдают нервы. Кэтрин затаилась в темноте, как будто старалась спрятаться от иной, нежеланной “возможности”.

Кэтрин разбудило яркое солнце, заглянувшее в комнату с раннего утра. Ее по-прежнему мутило. И по-прежнему внизу живота таилась тупая боль. Оба этих ощущения терзали ее целый день, не предвещая ничего хорошего.

Но, как ни странно, с ней так ничего и не случилось! Судя по всему, это состояние изменится еще не скоро, А ей остается ждать стиснув зубы.

В воскресенье утром Кэтрин добросовестно постаралась съесть до конца предписанный диетой завтрак: тост почти без масла, ломтик постного бекона, яйцо всмятку – и ни капли жидкости.

Желудок больше не бунтовал. И ей действительно стало легче. Намного легче – если не обращать внимания на страшную сонливость. Она боролась со сном целый день. Ведь предстояло пережить еще долгую воскресную ночь, а что она будет делать, если выспится за день?

После ленча Кэтрин поехала на городскую окраину, мимо пляжей и пирсов, возле которых привыкла гулять. Но на этот раз она не остановилась, а повела машину дальше, до строительной площадки братьев д’Амаро. Уже издали было видно, что сегодня у рабочих выходной. Все выглядело пустынным и заброшенным.

Она развернулась обратно, но не поехала домой, а направилась к старому городскому пляжу. И с трудом узнала место, запомнившееся ей с детских лет. От прежней застройки осталось лишь несколько кирпичных домов, а торчавшее когда-то между ними нелепое трехэтажное бревенчатое строение исчезло без следа. И Кэтрин даже не смогла вспомнить, как оно называлось, хотя так любила бывать здесь летом. У этого смешного дома имелось по отдельному крыльцу на каждом этаже, и если встать на цыпочки, можно было сверху, с крыльца, полюбоваться на океан. Внешняя деревянная лестница с перилами прихотливыми зигзагами спускалась от крыльца к крыльцу, проходя вплотную к двустворчатым окнам спален. Когда Кэтрин спускалась на пляж ранним утром, можно было увидеть других постояльцев, еще не покинувших свои постели. Ворчливого старика, проторчавшего всю ночь на рыбалке. Солдат в увольнении, пировавших до самого утра. Любовников, так и не разомкнувших объятий.

Она вспомнила, какие чудесные запахи поднимались из тех окон, где проживали любители вставать пораньше: кофе, домашняя ветчина, бекон и бисквиты. Она была совершенно счастлива в те дни, когда время казалось бесконечным среди моря, солнца и таинственных витрин дорогих магазинов с сувенирами. Кэтрин обожала разглядывать все эти удивительные вещи: пепельницы из раковин, веера из ярких перьев и кучу совершенно непонятных штук, о назначении которых можно было только догадываться. Это был рай на земле, и все, что от нее требовалось, – уметь насладиться каждой минутой такой жизни.

Теперь на месте старого дома торчали те самые “вычурные халупы”, внушавшие такое отвращение Джо, вынужденному их строить.

В памяти у Кэтрин всплыла новая картина. В то лето ей исполнилось четырнадцать лет и она сама ездила на пляж на велосипеде, прихватив с собой транзистор. Из Флориды постоянно транслировали рок-н-ролл и почти каждый час повторяли ее любимое “Летнее местечко”. Кэтрин устраивалась на колком армейском одеяле и развлекалась, наблюдая за окружающими – как любила делать это и сейчас. Повернув голову так, чтобы глаза не слепили палящие лучи солнца, она увидела совсем близко от себя молодую пару. Женщина почему-то так и не сняла свое просторное платье из синего полотна, а на голове у нее красовалась огромная соломенная шляпа. Даже Кэтрин бросилось в глаза то, как часто старается прикоснуться к ней сидевший рядом мужчина. Это совсем не походило на жадные, демонстративные касания тех, кому откровенно “очень хотелось” – а таких на пляже было немало. Нет, это было что-то иное, необычное. Кэтрин долго наблюдала за этой парой, пока те не собрались уходить. Женщина поднялась с песка, и тогда стало ясно, что она беременна.

Кэтрин запомнила их на всю жизнь, хотя эта картина и вызвала у нее болезненную гримасу. Ведь она сама нуждалась сейчас в том же самом – нежной, преданной опеке мужчины, будущего отца ее ребенка. Однако из-за жестокого каприза судьбы об этом нечего было и мечтать.

Итак, она вернулась обратно в Уилмингтон и заперлась у себя в четырех стенах. Но к вечеру за окном начал моросить нудный, мелкий дождь, и настроение у Кэтрин окончательно испортилось. Она улеглась спать пораньше. Видимо, свежий воздух на побережье действительно пошел ей на пользу – она сразу же заснула крепко и без снов.

Кэтрин набрала номер дрожащими от волнения руками. Она едва дождалась, пока разыщут Мэри Бет и позовут к телефону.

В трубке зазвучал знакомый голос, и у Кэтрин тревожно сжалось сердце.

– Кэтрин? Если ты стоишь – присядь. Бобик сдох. – У гинекологов это выражение давно означало, что тест на беременность оказался положительным.

– Как… сдох? – невнятно прошептала Кэтрин. Ей пришлось откашляться, прежде чем переспросить: – Он что… правда сдох, Мэри Бет?

– Дохлее не бывает! Судя по уровню антител, где-то между шестой и восьмой неделями. Так что поздравляю!

Кэтрин, отчаянно сжимая телефонную трубку, прикрыла глаза. Она помнила, что конторские куклы не спускают с нее глаз, и старалась держать себя в руках.

– Мэри Бет, а ты уверена? Тут нет ошибки?